Михаил Елизаров: Я «товарищ», а не «господин»

В столичном отеле «Золотое кольцо» в 17-й раз был вручен «Русский Букер» — одна из самых известных литературных премий постсоветского времени. Лауреатом стал 35-летний Михаил Елизаров с романом-фантасмагорией «Библиотекарь» (номинирован от провинциальной библиотеки). Новичок лихо обошел маститых Дмитрия Липскерова («Белая горячка»), Владимира Орлова («Камергерский переулок») и еще 20 литераторов.

«Это книга о гибели советских читателей, которые вечно горят в пламени литературы соцреализма, — считает председатель жюри, критик Евгений Сидоров. — Роман диковатый, но „Русский Букер“ не сторонится альтернативной литературы. Консерватизм хорош в меру. Все решает не приверженность автора к определенному направлению или стилю, а уровень его дарования и, разумеется, проникновения в глубину души и сознания». С ним согласились актриса Евгения Симонова, прозаик Леонид Юзефович и другие члены жюри.

После церемонии награждения нашему корреспонденту удалось побеседовать с лауреатом. Высокий, накачанный, Михаил Елизаров похож скорее на инструктора по фитнесу, чем на серьезного писателя, чья книга выиграла престижнейший «Русский Букер».

— Господин Елизаров…

— Господа — в Париже. Обращайтесь ко мне «товарищ».

— Хорошо. Товарищ Елизаров, у вас есть какое-то предположение, почему именно ваш роман выбран столь авторитетным жюри?

— Как пути Господни неисповедимы, так для меня и это решение жюри. Я просто рад, что из пяти моих книг именно «Библиотекарь» получил столь высокую оценку. Лирического героя романа Алексея Вяземского я писал с себя. Как и он, я оказался в такой странной ситуации, когда у тебя из-под ног вышибли родину, и ты вроде бы ходишь по тем же улицам — я говорю о моем родном Харькове, — а это уже чужая страна и чужая культура. Почему все налилось поганым жовто-блакитным кольором и моя великая советская родина на глазах превратилась в жалкое подобие какой-нибудь третьесортной страны Запада? Для меня это была шоковая ситуация. Когда я начал в этом копаться, то попытался найти зацепки, как можно вернуть прежние связи, восстановить. И вот у меня в романе появились книги полузабытого писателя сталинской эпохи Громова…

Читая старые советские книги, найденные на свалке, как, например, повесть Павла Нилина «Жестокость», я для себя открыл, какого потрясающего качества были эти тексты. И вот роман «Библиотекарь» — это моя попытка привлечь внимание, вернуть этот пласт культуры, чтобы он не был окончательно потерян. Я уверен, что советская литература еще возьмет реванш. Лучшие тексты 30−40−50-х вернутся и станут вровень с современными бестселлерами.

— Если в двух слова — каков сюжет «Библиотекаря»?

— После смерти советского писателя Громова осталось 7 книг, на время забытых, но на рубеже тысячелетий оказалось, что при прочтении этих фолиантов открывался второй мистический план, они дарили определенные душевные состояния. И за эти книги началась борьба, появились сектантские группировки «читальни» и «библиотеки», которые воевали между собой. Главный герой Алексей Вяземский получает по наследству почетную должность «библиотекаря». И он оказывается ответственен за жизни 17 членов своей секты, которые гораздо лучше его душой. Им есть за что умирать. Это сюжет. А идея — возвращение родины, служение своей стране. Меня всегда интересовала ситуация человека на фронте. Когда заурядный бухгалтер вдруг оказывается отличным бойцом, а спортсмен-перворазрядник — трусливым дезертиром.

— Когда писали «Библиотекаря», то часто заглядывали в библиотеку?

— Я не люблю пользоваться источниками. Мне проще все выдумать. Замысел романа пришел в Германии, когда я жил в деревне под Мюнстером. Рядом была бойня, где три раза в неделю забивали свиней. И на это время деревня погружалась в чудовищный смрад мяса и крови. В один из таких зловонных наплывов я бросился закрывать окно, а потом сел и тут же написал первую главу. Потом продолжил работу в Австрии, где 4 месяца жил в монастыре у францисканцев. А заканчивал уже в Берлине. Писалось легко. Сюжет развивался, как вода льется из кувшина. Как только все вылилось, книга и закончилась. И я многое понял в себе. Как только дописал текст, то сразу же вернулся в Россию — на родину.

 — А на какие средства вы жили в Германии?

— Моя первая книга «Ногти» была переведена на немецкий, ее заметили на Франкфуртской книжной ярмарке и стали мне давать гранты, за счет которых я и жил, когда писал. Книга имел успех, тиражи распродали. Но, оказалось, что издатели неверно ее позиционировали. Там речь шла о детях из интерната для слабоумных. И немецким читателям ее продавали как обличение ужасов советской психиатрии, а сказочность сюжета игнорировалась. Когда я им объяснил, о чем книга, то гранты тут же прекратились. Тогда я в качестве оператора и режиссера снимал документальное кино и то, что называют ньюс. Это когда вскидываешь камеру на плечо и бежишь снимать новостные сюжеты. А по первой специальности я преподаватель-филолог.

- И где преподавали?

— После университета я полгода проработал в харьковской вечерней школе, где в 11-х классах читал русский язык и литературу. Контингент учеников там, конечно, был специфический. Но мне было интересно. Потом власти стали душить все русское. Мой предмет аннулировали: язык сделали факультативом, как кружок «Умелые руки», а литературу сократили и слили с зарубежкой.

Я люблю все украинское. Родился в Ивано-Франковске, где в то время половина города говорила по-русски. Потом семья переехала в Харьков. При Советском Союзе на Украине позволяли существовать миру русской культуры. Атмосфера вражды и русофобии, что там нынче насаждается, ведет страну к культурной катастрофе. Украинские власти не ведают, что творят, поскольку сами марионетки, зависящие от Америки. Я не знаю, что делать. Похоже, ситуацию на Украине не хочет менять никто. Вот я и уехал в Россию, которая стала моей второй родиной. Хотя паспорт у меня до сих пор украинский.

- На что потратите премиальные 20 тысяч долларов?

— Для меня, как человека православного, есть понятие церковная десятина. Вот 2 тысячи долларов я пожертвую или на церковь, или отдам детскому дому. Насчет остальных денег я в своих фантазиях не ушел дальше рекламного Лени Голубкова: «куплю жене сапоги». То есть потрачу на бытовые нужды.

— Вы верующий с детства?

— В детстве я был правоверным советским атеистом, пионером. Правда, обошлось без комсомола. Православие пришло позже. Оно было своеобразным оплотом против того, что со всеми нами происходило с развалом СССР. А потом это стало частью жизни. Не могу утверждать, что я по-настоящему воцерковленный, но я с теми, кто создает русскую ментальность.

— Вы полагаете, что для нынешнего общества нет ничего более достойного, чем романтика недостроенного коммунизма?

— А на что еще опереться? Все остальное шатко. Но моя книга «Библиотекарь» не о зигзагах общественного строя, а совсем о другом. Это попытка собрать в душе собственный мир и снова обрести почву под ногами. Боюсь, что я могу предстать неким Мюнхгаузеном, вытаскивающим себя за волосы из болота. Но почему бы и нет? Ведь упрямый барон себя вытащил.

— На что вы сейчас живете?

— Параллельно с написанием книг, я сотрудничаю с различными московскими журналами, пишу эссеистику. Одним литературным трудом сейчас жить вполне возможно. Правда, не особо роскошествуя. Но это тот путь, который я выбрал. Если предположить, что любое явление благополучия — это очередной фантом, то лучше об этом не думать, а просто заниматься своим делом, не рассчитывая, что тебя будут носить за это на руках. Тогда душа обретает состояние покоя и умиротворенности.

Фото автора.