Спектакль, который давно ждали

Во МХАТ им. Горького появился спектакль, которого давно ждала русская сцена.

Об этом ожидании, тоскливом и нетерпеливом, по-видимому, не догадывались современные режиссеры, актеры и театроведицы. В последнее время в общественном пространстве вопросы театра появляются только в связи с животрепещущей проблемой: насколько, как и для кого можно демонстрировать уды. (Уд — древнерусское название определенной части тела, в цивилизованном обществе обычно прикрытой одеждой) (вариант — обнаженные мужские тела).

И вдруг на театральную сцену просто обрушивается спектакль, который можно назвать феерией за плотное соединение глубочайших духовных смыслов, блистательных актерских работ, стремительной динамики действия и использование возможностей современной сценической машинерии.

Это «Лавр» по известному роману Евгения Водолазкина. Режиссёр-постановщик Эдуард Бояков, художник-постановщик — Александр Цветной.

Конечно, вначале о смыслах. А стало быть о жанре. Поскольку роман Водолазкина несколько лет был в центре читательского внимания, можно сказать был модным чтением, то и нет нужды напоминать о фабуле повествования. Тем более, что суть романа не в действии, а в интонации, в создании атмосферы любования этим жестоким и при всем при том чудесным миром далекой Руси.

Театр переформатирует внутреннюю структуру романа. Конечно, главное остается: это житие, уложенное в рамки миракля, или философская притча об именно русском понимании праведности, а праведность есть непременное условие продолжения существования человека на земле… Без праведника мир быстро оскотинивается и самоистребляется. Исторически доказано.

Но основной смысл сценического повествования заключен в другом. На сцене создан как бы кристалл застывшего времени. Ведь мы все живем в одних и тех же вечных вызовов, отвечаем на одни и те же вопросы. Это пространство вокруг нас меняется, сжимается, пытаясь загнать нас в клетку наедине с компьютером. А время не меняется. И среди нас до сих пор появляются все такие же искатели путей в Царствие Небесное; они так же щедро делятся любовью и даже также совершают чудеса. Просто видят их только «чистые сердцем».

Как это решено сценически? Очень просто и вечно: в актерском существовании. В кратких заметках о спектакле, конечно, невозможно сказать обо всех актерских удачах. Но об особо поразивших не сказать нельзя. Верный выбор театра — Дмитрий Певцов (рассказчик, он же Амвросий, он же Лавр). С Певцовым уже связаны представления о мужественном благородстве. Этот смысловой знак становится элементом конкретного сценического образа. И поэтому, когда Рассказчик перетекает в старого Лавра, образ героя получает дополнительный акцент: да, сильный; да, сдержанный; да, в любую эпоху; да, в России.

Воистину потряс Леонид Якубович в роли старца Никандра. Оказалось, что в телевизионном балагуре и весельчаке скрывается мудрый и печальный человек. Но не это странно. Удивительно то, как точно и безупречно Якубович создал вокруг своего героя атмосферу повелительного молчания: его герой знает о стоящем перед ним нечто такое, что скрыто от глаз других; он ворчливо, слегка насуплено сообщает об этом, а уж решать, как поступить предоставляет вопрошающему. И облик сценического старца Никандра, и манера смотреть, говорить вызывают в памяти личность приснопамятного отца Дмитрия Смирнова. Что уже говорит о точном попадании в суть образа.

Ну, и наконец, совсем неожиданный поворот. На сцене появляется собака в образе Волка. Вид, стать, окрас волка… Или это и вправду Волк? А ведет себя этот актер — собако-волк безупречно. Задорно, а потому и атмосферно выполняет сценическое задание: играет с мальчиком Арсением, злобно нападает на грабителей. Он — в актерском ансамбле (дрессировщики — Александра Степанова, Денис Тютрюмов).

И здесь зрителя накрывает, как теперь говорится, когнитивный диссонанс. Начинает вибрировать та самая иллюзорная перегородка между реальностью и искусством. Мы все — в одной колбе: и прошлое, и настоящее, и наши представления о реальности… «Тогда волк будет жить вместе с ягненком, и барс будет лежать вместе с козленком; и теленок, и молодой лев, и вол будут вместе, и малое дитя будет водить их. И корова будет пастись с медведицею, и детеныши их будут лежать вместе, и лев, как вол, будет есть солому. И младенец будет играть над норою аспида, и дитя протянет руку свою на гнездо змеи». (Исайя, 11, 6−8). «И буди, буди»…

Слишком много серьезных вопросов, много напластований в уже изначально затейливом рассказе о земном пути святого и чудотворца Арсения — Устина — Лавра. Эта история длится на протяжении столетий. Потому что всегда «одно и то же тысячелетье на дворе», одно и то же время, и перед человеком одни и те же задачи. Если мы, конечно, говорим о русской и если мы говорим о культуре.

Ведь именно христианская средневековая Московская Русь выработала в культурном коде такую концентрацию смыслов, тем и идей, что их не удалось исчерпать до сего дня. А при этом заданы еще и формы выражения этих идей, создан канон. А ограничение, канон настоящему художнику никогда не мешал сказать свое уникальное слово. Более того, помогал, сразу отсекая пути, на которые нельзя ступать.

Мысль об отсутствии исторического времени заключена и в сценографии. Огромная многоклеточная конструкция вмещает в себя множество персонажей. Многоквартирный дом в мегаполисе? А, может, Ноев Ковчег? Обитатели каждой клеточки вступают в действие в свой черед, подхватывая тему в общей оркестровке спектакля. Подвижность этой конструкции, световая партитура придают спектаклю стремительность. А, в целом, вся эта современная машинерия получает смысловое, а не только техническое оправдание в ткани спектакля: несмотря на технические придумки, мы все те же в поиске Истины, такие же мятущиеся, так же стоим перед вопросами плоти и духа, и плоть так же болит, а дух так же взыскует Правды.

И, конечно, музыка, звучащая в спектакле… Это — ткань спектакля. Сильный, пластичный, тревожный голос Варвары Котовой рассказывает о давних временах и о сегодняшнем смятении духа. А на этом фоне главный герой совершает свои ошибки и подвиги. (авторы и исполнители музыки — Варвара Котова (вокал, гусли, колесная лира), Сергей Калачев (Гребстель), (бас-гитара), Петр Главатских (маримба, ударные).

Спектакль дерзкий. Он безоглядно, наперекор трендам — типа поискам современного театрального процесса — утверждает свою позицию. Пока вокруг озабочены определением национальной идеи — не в этническом, но в цивилизационном смысле — театр спокойно говорит, что эта идея есть и пребывала в культурном сознании от Крещения Киевской Руси. Это наша общая история, наши представления о святости (об этом сценическим языком могут сказать и художники других вероисповедных традиций; все равно мы будем близки). И театр доказывает, что высказывание на такую заветную тему может быть не унылой рацеей, а захватывающим зрелищем.

Конечно, у спектакля обязательно будут враги. Потому что в этом спектакле есть нравственный канон, есть внутренний запрет на сценическое свинство, на хамское отношение к великой мировой литературе под предлогом «я, художник, так вижу», запрет на опрокидывание в зрительный зал нечистого подсознания… Ну, в общем, это спектакль-вызов. Но ведь надо с чего-то начинать…

Спектакли состоятся 26, 27, 28 января, 4 и 15 февраля