Кто ответит за базар в союзе кинематографистов

А вчера на мероприятии под названием «первый пленум правления СК России» было избрано нечто под названием «секретариат», и это нечто призвало членов Союза кинематографистов игнорировать внеочередной съезд СК, который должен пройти в конце марта в Гостином дворе под председательством Никиты Михалкова. Со стороны это выглядит очень странно — собрание части членов СК, прошедшее в конце декабря в московском Доме Кино было признано органами юстиции нелегитимным. Оно было инициировано относительно небольшой группой самозванцев и фрондеров, созвано и проведено с многочисленными процедурными нарушениями, и совершенно непонятно, почему его решения должны исполняться остальными членами СК, не входящими в этот протестный лагерь. В создавшейся ситуации выглядит вполне разумным собрать новый съезд в полном соответствии с процедурами, на котором и дать слово обозначившейся аппозиции. Если она окажется в большинстве, то сможет провести свои решения, изменить состав руководства и другие органы. Если в разрез со своими громкими заверениями, фронда не соберет достаточного числа сторонников — курс останется прежним, таким, как его проводил на протяжении ряда лет председатель СК Михалков.

Почему же «революционеры» так рьяно противятся законной демократической процедуре? Чего они боятся? Проиграть в честной борьбе? Уступить большинству? Думаю, вряд ли. Думаю, дело не только в этом. Дело в том, что на декабрьском мероприятии, на самом деле, отсутствовала очень большая группа людей из регионов. Эти кинематографисты, живущие в глубинке, вдали от Москвы и Питера, гораздо больше заинтересованы в стабильной, внятной защите своих профессиональных прав со стороны центрального аппарата.

Иначе говоря, любое столичное фрондерство вряд ли придется по вкусу кинематографистам из регионов. Ведь большинство тех, кто нынче кидается грязью в Михалкова, сами представляют кинематографическую верхушку, руководят комиссиями и комитетами, входят в правление СК, председательствуют в профессиональных гильдиях. Только умалишенному будет неясно, что нелепо валить всю вину за несовершенства работы Союза на одного Михалкова, который лично не дает всем этим прекрасным людям проводить столь нужные реформы. Гораздо разумнее предположить, что реформы не идут именно потому, что Михалков не может провернуть их в одиночку, да еще в непрерывном противоборстве с этими самыми революционерами, которые тянут кинематографический воз, как лебедь, рак и щука, во все стороны сразу.

Таким образом, в условиях по настоящему представительного съезда, протестная группа, скорее всего, будет выглядеть куда более скромно, чем она позиционирует себя в центральной прессе и на собственных междусобойчиках. И перспектива победы в ссоре, ими затеянной, представляется очень туманной. Но слово — не воробей. Слова говорились в последние два месяца очень разные и очень громко. Вряд ли после всего сказанного наиболее активная компания революционеров может рассчитывать на серьезные посты во вновь избранном аппарате. Конечно — Хуциев, Рязанов и еще несколько всеми уважаемых ветеранов — не пострадают. Никто их не распнет в отместку. В их жизни мало что изменится. Но второму эшелону припомнится многое. Как говорят в народе — надо отвечать за базар. И они это очень хорошо понимают, от того и горячатся.

Скоро два месяца, как обозначился открытый раскол в Союзе кинематографистов. Да этого ситуация долго зрела подспудно, в кулуарах. Атмосфера этих закулисных дискуссий по большей части была вполне благодушная. Даже после декабрьского мероприятия в Доме кино мало кто ждал настоящей драки, и лишь наличие в репортажах известных медийных лиц подогревало интерес общественности. Было ощущение, что все ссоры сами собой улягутся, кинематографисты разъедутся по своим дачам, выпьют, закусят, проспятся, остынут, созвонятся между собой, и все закончится миром.

Однако подхваченная прессой шумиха продолжала нарастать, возникли встречные иски, громкие заявления лидеров обеих враждующих группировок, начались судебные заседания, в дело вмешалось министерство юстиции, свое видение ситуации стали наперебой излагать известные юристы, политики, журналисты — люди, находящиеся достаточно далеко от кинематографа. Все эти заявления, в основной массе — вполне резонные, призывающие конфликтующие стороны к миру и дружбе, лишь подливали масла в огонь, разжигали нездоровый интерес и всё больше запутывали аудиторию, не вовлеченную в профессиональный конфликт.

Интересна еще одна составляющая этой драмы. Сама кинематографическая среда, в основной массе достаточно инертная, на протяжении последних нескольких лет совершенно индифферентная к административным распрям внутри своего аппарата, попав под прицел телекамер и диктофонов, вдруг всколыхнулась, забурлила, начала энергично поляризоваться. Полезла из-под ровного покрывала грязная изнанка, личная неприязнь одних кинематографистов к другим, старые обиды, беспочвенные обвинения, угрозы, откровенная брань. Отдельные грубые выкрики с места начали сливаться в стройный хор. И общий тон этой песни все более безобразный — независимо от того, кто и в чей адрес выкрикивает очередное проклятье или бранное слово. А публика радостно развесила уши и слушает.

Фото [*]