Вчу українську мову

Решил я подзаняться украинским языком. Не поздновато? Лев Толстой, помнится, принялся изучать иврит в весьма солидном возрасте, но все же он был тогда моложе, чем я сейчас. А, ладно — краще пізно, ніж ніколи. Розумiете? Нет? Переведу: лучше поздно, чем никогда. Небось, «better late than never» сейчас всякий молодой россиянин скажет, найдутся и знатоки, что без акцента произнесут «il vaut mieux tard que jamais», а вот сказать то же на «мове» — право, даже не берусь угадать небольшой процент соотечественников, способных на такой лингвистический подвиг.

Изучать украинский язык среди великороссов как-то не было принято. Кому довелось жить в Малороссии, тот и владел ее языком, а прочие знали: «дом» — это «хата», вместо «что» хохлы говорят «шо» и т. п. Когда я поступал на филологический факультет, в справочнике МГУ было написано, что украинский язык здесь изучается в обязательном порядке. Реально же оказалось — факультативно. Из юношеской любви к Гашеку и Чапеку я стал ходить на занятия по чешскому, считая, что украинский язык нам, филологам, знающим древнерусский и старославянский, и так понятен. Читать можем, а чтобы владеть активно — к этому и не стремился никто.

Для меня, скажем, не составляло труда написать отзыв на реферат диссертации, написанный по-украински. С устной речью, правда, возникали легкие недоразумения. Приехав в Киев на конференцию, услышал в метро призыв не забывать свои «речи» в вагоне. Как, здесь все пассажиры едут с докладами, с речами? Но тут же соображаю: по-латыни «res» значит «вещь». Стало быть, «речи» по-украински — «вещи». Общее языкознание всегда выручит.

Не секрет, что украинский язык долгое время воспринимался российскими обывателями как «искаженный» русский. На театральной сцене хохол часто представал комическим персонажем, подобно итальянскому Труффальдино, говорящему не на высоком тосканском наречии, а на бергамском диалекте. Вспомним хотя бы «Баню» Маяковского, где есть противный Оптимистенко с его постоянными «треба» и «не треба». А еще был эстрадный дуэт, где придурковатый Тарапунька говорил по-украински, а интеллигентный и образованный Штепсель — по-русски. В общем, можно долго распространяться на эту тему, но главное ясно: нынешний бунт украинцев против русского языка во многом обусловлен нашим былым пренебрежением к языку украинскому.

А бунт как таковой всегда бессмыслен и беспощаден. Взявшие верх варвары первым делом объявили утратившим силу прежний закон об основах государственной языковой политики. Русский язык, на котором говорит и думает половина населения Украины, приговорен к изгнанию. В защиту русского языка выступает Европарламент. За время, прошедшее после 1991 года, молодая украинская государственность уже понесла большие потери в результате неразумного искоренения русского слова из научной литературы, деловой и технической документации. Это, может быть, одна из причин того, что Украина не справилась с экономическими реформами, не создала нормальных жизненных условий для своего народа.

О будущем российско-украинских отношений даже думать страшно. Но думать приходится. Что может на этот счет сказать культура? Культура — это, прежде всего, компромисс. При взаимодействии языков он абсолютно неизбежен: так, всякий литературный перевод компромиссен по природе. В последние годы в переводе новейших украинских авторов на русский язык наблюдались большие позитивные сдвиги. Со страниц «Нового мира» к читателю пришли Сергей Жадан, Юрий Издрык, Оксана Забужко, Таня Малярчук. Мы увидели, что украинская проза на подъеме, она плодотворно взаимодействует и с российской, и с западноевропейской словесностью. Если бы все пошло плавно-эволюционным путем, у российской интеллигенции возникло бы желание читать талантливых украинцев в оригинале. А о том, что украинской молодежи необходимо читать русскую классику по-русски, — я не говорю. Это культурная аксиома.

России и Украине предстоят мучительные поиски диалога. Даже не с нуля, а с большого минуса. И да поможет двум народам — Слово. И русское, и украинское.

Автор — критик, прозаик, профессор МГУ.