
Я захотел больше узнать о советско-финской войне, начинается мультипьеса «Выключатель», собранная Дмитрием Брусникиным и его третьекурсниками Школы-студии МХАТ из семи пьес Максима Курочкина. Спектакли по пьесам Курочкина ставили Владимир Мирзоев, Олег Меньшиков, Нина Чусова, Георг Жено, Михаил Угаров, Александр Калягин. Мастерской Брусникина удалось узнать не только о советско-финской, но также о мужеско-женской, человеко-ангельской и прочих невидимых войнах.
Они и о Курочкине кое-чего новое разузнали. Дело в том, что если играть несколько пьес, они неизбежно выстраивается в одну, авторский стиль-то не меняется. Наверное, брусникинцы открыли новый театральный тренд — играть сериально, концентрируя и вычёрпывая авторский смысл из процесса врастания элементов разных пьес в новый, расширяющийся по ходу игры контекст. Телесериалы нынче тоже смотрят подрядным методом, все сразу — почему бы так не ставить пьесы, во славу сенсорной ёмкости зрительской фантазии. И главное, выключить линейное восприятие, это дорогого стоит.
Пьесы Курочкина гомерически смешны, если зритель способен увидеть это лёгкое обэриутство и постоянное утаивание контекста. Это, конечно, не английский юмор, но сыграть тексты киевлянина действительно трудно, не впадая в подмигивание, в заигрывание, в потакание зрителю. К тому же, не понимая кручёный полуабсурд Курочкина, невозможно найти нужный тон. Так вот, сразу скажем, брусникинцы справились, всё поняли, сдали экзамен «совмременная пьеса» на отлично. Иногда не хватало триллера, всегда угрюмо выглядывающего из теней, недомолвок этих пьес. Но было действительно смешно и, главное, ритмично. Они умеют схватить, удержать общую эмоцию, как серфингист волну. Отсюда невероятная для двадцатилетних точность пунктуации, расстановки пауз во времени, что и есть качество ритма. Они, конечно, подыгрывали себе на саксофоне, аккордеоне, гитаре и прочих бонго.
Костюмчики, пиджачки, панамы, френчи, усы, круглое время с чёрными стрелками, галстуки, френчи, маечки, медальки, полупердончики, шерстяные носки, власяницы, миниплатья, гавайки и прочие носильные вещи предоставил Александр Петлюра, так что дух времени распространился отсель назад, до блаженных семидесятых. Пьеса «Стиль» Курочкина это когда стиляга-хармсовед собирает в семидесятых воспоминания ветеранов финского фронта, а ветераны — или не служили в войсках вовсе, по плоскостопию, или могли вспомнить только хорошую, надёжную фронтовую кормёжку, конину, в конце концов. Алексей Любимов, Игорь Титов, Роман Колотухин.
Дальше — «В зрачке», поэзия войны химической женщины с маленьким человечком, вполне психоаналитическая история. Она груба, глупа, конкретна, он — микрочеловек мужского пола в её зрачке. Нюра помнит всё, продолжает кайфовать от всех воздыхателей начиная с детсада, она ощутительная Афродита народная, её танец детский, оргазмический, невинный. Николаю она вещает — химия везде, по моему телу шелестят токи неистовых желаний, ты уйдёшь, ты растворишься в трамвайных гудках, ты станешь пожарником, морфинистом, приспособишься к пижаме, тёплым батареям, уйдёшь. А человечку моему скитаться, питаясь химией моих воспоминательных желёз. Кто ты после этого, Николай, чем ты лучше Кирилла? Запомнился дуэт Марии Крыловой и Алексея Мартынова.
Опять вернулась тема стариков, но уже мирная, покойная тема «Выключателя», комическая тема внука и деда-наркомана (лекарственного), вспоминающего всё-таки, несмотря на крутой склероз и деменцию, номер какой-то Оли, на которой внучек так и не женился, потому что она говорила побегим купаться. Тема отражения мужского в женском перекинулась на достоверную, практически документально разыгранную шизотипию раздвоения личности. Двойник, клон, другой, чужой — главный сокровенный кайф правящей секты психоаналитиков. Мы, якобы, переносим всё, что ненавидим в себе, на любого ближнего или дальнего. А если не выносим этого ближнего (дальнего), как самого себя, то можно и бейсбольной битой. Хрусть и пополам, говаривал у Булгакова клетчатый треснувший Коровьев.
«Ворски» — сюжет о воображаемом племени викингов Василия Буткевича, пациента во власянице. Просто это было не такое кровожадное племя, как другие. А профессор Сергей Карабань противопоставляет опасной, шизоидной, глубинной сновидческой памяти свои новые туфли, реальную вещь, факт, о котором можно разговаривать. Но у меня нет фактов. — Да у тебя есть воля! Номиналисты против метафизиков. Трансцендентность против логистики. Эта архетипическая парочка может весь год не работать, взяв новогоднюю кассу психоаналитических (юнгианских и лакановских) корпоративов. Не сходя с места, просто изменив тон фразы, они превращаются друг в друга. Профессор в студента, психиатр в пациента.
Мелькнула «Буся», диалог внучки с бабусей, забывшей сюжет «Ромео и Джульетты». Анастасия Великородная и Дарья Авратинская. Бабушка всё помнит, но поддаётся на НЛП внучки. Внучка-то, поди, политологом работает: черное мгновенно превращает в белое, трагедию — в фарс. Прямо в голове Буси. Состав спектакля никуда не уходит во время сцен, все внимательно следят за действием. Участно, не отстранённо следят. Игра это не читка. Это другое качество включения в состояние общего синхронизма, эмоции, пламени на ветру.
И вот, наступает время тяжёлого выбора — знаменитая пьеса «Водка, …, телевизор». Герою-драматургу надо выбрать, от какого из трёх основных инстинктов отказаться. Каждый из этих агентов тупости угрожает навсегда прекратить творческую деятельность героя. Приходится материться. Если бы депутаты не были столь дебильны, они бы обязательно приняли закон об обязательных местах для матерщины — театр Doc например. И пьеса Курочкина была бы Меккой психоаналитиков-лингвистов. Жгучая блондинка Марина Васильева со товарищи, с прозрачным Петром Скворцовым (Водка) и чёрным Василием Буткевичем наваливаются на (драматурга) Сергея Карабаня и разносят его в пыль. Невозможно выбрать между тремя странными аттракторами. Был человек и весь вышел, обнулился, как только вспомнил, сколько раз изменял себе и жене с мультиком «Чип и Дэйл» (после армии), рекламой шампуня, Памелой Андерсон (после института), и бессчетно — с любыми образами в голове, вызванными горячечными мечтаниями от просмотра телепередач. Впрочем, воплощение сексуального инстинкта оказывается женой, отказаться нельзя. Да и как же жить без двух других главных наркотиков? Никак. Длинноногая, тонкая, но атлетичная Марина Васильева легко могла бы сыграть Лару Крофт или героинь Милы Йовович.
Периодически они заходят через улицу, через окно, привыкли уже к лабиринтам Боярских палат, где играют хитовые вещи — «Второе видение» и «Бесы». Все здесь, перед зрителями, по очереди включаются в очередной эпизод. Калейдоскоп пьес складывается в самое внятное высказывание Курочкина. Свободная вариация фантазии через мутацию контекста. Видимо, подспудно, по мере кручения цветных диалогов, складывается новый, невиданный автором контекст. Выход за рамки заданной фантазии впервые и создаёт эти рамки, границы — то есть придаёт смысл речи. Пьесы Курочкина хороши тем, что о многом надо догадаться самому зрителю, а новый сквозной контекст производит фокус интерсубъектности никак не связанных героев пьес. Феноменологическая процедура — предмет берётся лишь в качестве исходного пункта, остальное происходит в сфере чистого свободного воображения.
И вот он, бытовой апокалипсис. Прав идеолог карнавала Бахтин — только смешение высокой традиции с профанным убожеством даёт смех и радость людям. Финальная сцена «Небо» приводит в действие Василия Михайлова, невероятно похожего во «Втором видении» на Илью Ильфа. Он здесь космический гений, который никак не желает уходить, свернуться, исчезнуть. Жена гения Алиса Кретова, ledi in red, тоже не желает сворачиваться, для чего вступает в бытовую перепалку и войну против мужского пола, завербовав жену ангела, сворачивающего время — Дарью Ворохобко с шваброй, играющую уборщицу человечества. Михаил Плутахин, ангел в усах, вольготных штанах на подтяжках и огромным будильником. У гения на спине написано E = mc квадрат, он занудно оттягивает время, намекая на свои заслуги перед наукой и родным складом. А через шесть лет Солнце взорвётся. Сворачивайтесь! Ничего нового впереди нет. — Как нет?..
Фото автора