Всё это был рок-н-ролл

27 мая группа «Машина времени» отметила свое 45-летие. О становлении легендарной рок-команды и секретах музыкальной тусовки 70-х — в беседе ведущего «ТВ-канала нового поколения» Евгения Додолева с давним другом музыкантов «МВ» Александром Градским.

Текст приводится по книге «Времени машины» Е. Додолева, в основу которой легли разговоры автора с рок-легендами.

Прогноза ремесло чужое

— Вспомним твое первое совместное выступление с «машинистами» в ДК «Энергетик». Я так понимаю, что это место для рок-музыки было закрыто после скандального шоу?

— Вовсе нет. Но чуть позже, все мы все равно разошлись по своим делам, потом был «Рок-клуб» Гагаринского райкома комсомола. Он находился у кинотеатра «Литва»: недалеко там было помещение — кафе, ресторан. Там я впервые увидел Гарика Сукачева и всю эту компанию, которая в середине 80-х начала выступать.

— Хорошо, а вот твой тогдашний оптимистичный прогноз по «Машине времени», на годы вперед? Что тобой такого у них услышано было сквозь плохой звук?

— Это не просто одна песня или две песни, что было у группы «Соколы», которые пели: «Пам-бара-бам, солнце над нами», — такая у них была песня. Или: «Фильм, фильм, фильм!» — знаменитое их выступление в роли музыкального сопровождения для мультфильма. Как там было: «Профессий много, но прекрасней всех кино», — и так далее… Было несколько других русскоязычных песен у разных групп вообще. У меня есть список 1970 года, где более 250 групп, имеющих название и имеющих место репетиций. То есть вот 250 коллективов существовали в 1970 году в городе Москве.

— В «Википедии» написано, что Градский основал третью рок-группу по счету в Союзе.

— По счету — да. Но это было очень быстро. Первая была где-то в июле — в августе, вторая — где-то в сентябре, и наша «Славяне» — в октябре. Разницы никакой нет. Но вы знаете, все кричат, что они — самые первые. Я не хочу ни с кем спорить, это смешно. Была группа «Санкт-Петербург» очень ранняя, в Петербурге. Не помню, в каком году она была основана, но в Петербурге, насколько я представляю себе, было пожестче. Там был немножко другой обком партии, немножко другая система работы с начинающими самодеятельными музыкантами: по-моему, там просто их вязали потихоньку. В Москве полегче было, конечно.

Все это был Rock’n’roll

— Должен был быть какой-то музыкальный контент, из которого вот это все стало вычленяться.

— Все очень просто. Люди сидели по домам, слушали на появившихся тогда магнитофонах «Комета», «Яуза-5», «Яуза-10» (у кого было побольше денег) западную музыку и пытались, дома сидя, этому подражать. Дальше кто-то узнал, что где-то есть какой-то парень, который играет на гитаре: «Давай встретимся с ним». Встречались два человека, один говорил: «Давай ты будешь играть на басу, а я — на ритме». После этого они пытались найти какого-нибудь барабанщика. Находили барабанщика. После этого они пробовали репетировать, затем выступать на танцах. По принципу очень простому: «Вот мне сказали», «А мой приятель», «А у моего друга», «А мой знакомый», «Есть товарищ, — или родной брат, — который играет», — и так далее. Вот так это все формировалось, по-другому это и не могло быть, потому что информационное поле было чрезвычайно узкое, не было даже, извините, мобильных телефонов. Поэтому говорить не о чем. И не было видеомагнитофонов…

— Это должно было охватывать очень узкую среду? Людей, которые могли, в принципе, созваниваться друг с другом?

— Должно было. Но дальше вышло очень весело. Когда у нас уже сформировалось какое-то количество коллективов, и их вот эта среда молодежная стала знать, дескать, вот есть некая группа, называется она, скажем, «Красные дьяволята». Потом все перезванивались по телефону и узнавали: «А где сегодня сейшн?» «В ДК «Энергетик». Или: «В ДК «Химик»». Или в школе номер такой-то. И туда собиралась, как ни странно, довольно большая толпа. Вот по этим телефонным переговорам: все общались между собой, и веселая компания в количестве 1000 человек, 1500 человек, могла оказаться, например, недалеко от Плехановского института, и с успехом (или без успеха) прорываться на выступление. Более того, появились люди, которые распространяли, условно, билеты — якобы: открытки какие-то с какими-то идиотическими печатями или как-то характеризованные, — продавали их по рублю, по два. В результате люди приходили с открытками, говорили: «А у нас тут открытка», — и на такие, конечно, провокации очень легко велись. Кто-то на этом что-то зарабатывал, кто-то нет. Потом за это дело взялись комсомольские работники, стали организовывать «дело» посерьезнее. Но, в принципе, все это было по принципу «Гербалайфа», думаю так.

— Каков процент сейшенов, в принципе, удавался? Многие же заканчивались на первых звуках или на первой песне?

— Ничего подобного. Это все неправда. Если человек выходил, прилично пьяный, то директор клуба мог испугаться и вызвать милицию, но это случалось очень редко. По идеологическим причинам — тоже было возможно, но очень маленький процент. Может быть, 5−7% выступлений могли отменить. Бывало, но как факт — даже не могу привести, потому что у нас ни один сейшн не был отменен. Вот у нашей группы не было такого.

— Андрей Вадимович просто пишет, что большинство заканчивались на первых звуках.

— Это смотря кто организовывает и как. Он все-таки начинал свою карьеру несколько по-юношески, скажем так. Мы в то время были уже монстрами, и с нами считались. Всякое новое, конечно, могло приниматься в штыки. Но у меня такое впечатление создавалось в свое время, что начальство, я буду так говорить, оно самое разное было. Это мог быть директор дворца культуры, мог быть инструктор райкома, мог быть какой-то странный человек, скажем, из Комитета госбезопасности, который вдруг возмутился тем, что происходит. Носило это все схоластический характер, и так как все всего боялись, но поскольку директор дворца культуры тоже получал какие-то деньги за это, естественно, он все время взвешивал, что ему лучше в данном случае: получить свои 50−100 рублей или не получить их. Или получить по шапке, скажем, в райкоме комсомола за то, что он организовал… Поэтому это могло принимать самые причудливые формы: например, вечер, посвященный Дню международной солидарности трудящихся. В конце вечера выступает группа «Скоморохи». Или тот же самый концерт 23 февраля (я рассказывал, что происходило). Но на самом деле, до того, как Макаревич появился со своим коллективом, он уже года два или даже больше существовал… Ну, он появился, конечно, создал группу раньше, но, скажем, в тусовке и задействованным на концертах оказался примерно в конце 1970-го — начале 1971- ого. И до 1975 года они, за три-четыре года, считаю, очень сильно раскрутились, песни их стали знать, любить, и так далее.

— Скажи, вот когда группы из квартир, условно говоря, сначала все созванивались, собирались в квартирах…

— Ну, это квартирники так называемые. У нас в Москве этого почти не было. Это было в основном в Питере.

— Но меркантильный интерес там был изначально?

— Ну, рядом. Всегда был рядом.

— У людей, которые устраивали?

— Всегда был рядом, потому что, например, если проводится выпускной вечер в школе, у школы есть 50 рублей на это, родительский комитет собрал. Что им приходило в голову, на выпускной бал кого позвать? Что, они в «Москонцерт» звонили? Нет, они хотели то, что молодежи нравится. Рок-музыка или поп-музыка, или бит-музыка, что-то в этом роде. Ну, а какие там группы есть известные? Ну, вот есть такая, такая и такая. А кого можно пригласить? Вот такую-то. Давай позвоним? Позвонили: «В школе номер такой-то будет выпускной бал, танцы. Сколько денег?» — и так далее. Никто ничего не мог разрешить или запретить.

— Востребована была, я так понимаю, некая популярная музыка?

— Скорее всего, это английская или англоязычная музыка: «Beatles», «Rolling Stones», не знаю. Но у нас произошла довольно интересная метаморфоза, у нас именно, у нашей команды: мы первыми вышли в зал. Из танцевальной веранды, где, в общем-то, все поначалу выступали — какая-то площадка, где люди стоят, либо танцуют. На наших выступлениях люди очень часто просто стояли и слушали, поскольку у «Скоморохов» половина выступления, где-то около часа, была на русском языке. Им было интересно, что, собственно говоря, происходит, о ЧЕМ поют? И то же самое было и у Макаревича с его командой, в принципе: они стали петь на русском языке, в результате их стало интереснее слушать, а не плясать… Потом произошла метаморфоза с переселением нас с танцевальной площадки в зал, который как бы обуславливает сидение на стуле. Тут нам стало не очень хорошо, потому что мы привыкли вот к такой атмосфере веселой, разбитной, где люди ходят, орут, кричат. Хотя поначалу тоже никто особо не орал и не кричал, просто этого в менталитете не было у наших людей, даже молодых. Только со временем, через года два-три, они стали себя вести в зале достаточно весело: кричать, орать, подпевать, и так далее. А поначалу-то все сидели — и это было трудно, потому что мы перешли с танцверанды, где все это было гораздо более свободно, в зал, где народ сидел на стульях. И нужно было публику как-то заводить. И нам пришлось учиться этому. Так же, как и Андрею.

— Вариантов залов с танцевальным партером, я так понимаю, еще просто не существовало?

— Нет, таких залов не было. Первый раз, насколько я помню, это был случай из ряда вон выходящий, во Дворце спорта. Анна Синилкина (директор), с которой я был знаком, позвонила мне, в ужасе, потому что у нее выступала как раз группа «Кино», на выступлении которой сломали около 300 стульев. На что я спросил у нее: «А что ты мне звонишь, что ты хочешь узнать?» — она говорит: «Что мне делать? У меня еще несколько концертов, а стульев уже нет в партере». Я говорю: «Так ты поставь милиционеров и сними партер. И тогда тебе никто ничего не поломает». Она говорит: «Но этого вообще никто не делает». Я говорю: «А ты сними, попробуй». На следующий день она мне звонит, говорит: «Ой, как хорошо, ничего не поломали. В партере собралась толпа, которая орала: „Витя Цой! Витя Цой!“ Все замечательно, никто ничего не поломал, а те, кто хотел сидеть, сидели с боков во Дворце спорта». Все. После этого стали проводить дискотеки во Дворцах спорта, где уже было заведено, если люди собираются, собственно, потанцевать, потусоваться — партер уже не нужен.

Троицкий — вне тусовки

— Я понимаю, что тусовка собиралась вместе не только из-за интереса к музыке, но еще отдельной строкой, известнейшие истории про дефицит оборудования. Я просто считал, что Макаревич приостанавливал даже деятельность из-за невозможности найти какое-то оборудование.

— Нет, неправда. Чушь какая-то. У нас всегда была аппаратура. Была аппаратура, просто она была, скажем, не очень хорошая. Потом зарабатывали деньги, тратили на аппаратуру получше, еще получше, еще получше. Каждая группа собирала деньги в ящик и потом что-то приобретала: либо лучшую гитару, либо лучший усилитель, либо систему для звука, для вокала, и так далее. Если у тебя нет аппаратуры, то ты и не выступаешь. Ты должен найти кого-то, кто даст тебе ее напрокат. Собственно говоря, несколько раз я у Андрюхи брал его усилитель напрокат, и бесплатно… А потом купил себе такой сам…

— Сам Андрей Вадимович пишет, что атмосфера была совершенно свойская, все давали друг другу все бесплатно.

— Ну, в общем-то, да.

— А Троицкий говорит, что он брал у «Машины» аппарат в аренду для дискотеки.

— Дело все в том, что Троицкий объявился в нашей тусовке, по-моему, в 1982 году и вообще ничего не знал про рок-н-ролл. Потратил, по-моему, двое суток, где я ему все рассказывал, абсолютно, потом он все переиначил в книге «Back in the USSR», где вообще ни одного до конца точного факта нет, но есть его «собственный взгляд на нашу действительность». После чего я понял, что я больше ничего ему не буду рассказывать никогда. На самом деле, тогда он не был в рок-тусовке. Он возник сильно позже и стал одним из музыкальных критиков, которые пишут о рок-н-ролле. Ну, их было несколько, Илья Смирнов, Легостаев был, Тимашева Марина, Артемий ессссс-те-сссно, МК в полном составе с Шавыриным на подхвате и самый главный и мудрый был, конечно, Аркадий Евгеньевич Петров. У Артемия всегда было стремление кого-то открывать и рекомендовать, но он никого не открыл, никого никому не рекомендовал и никого, как следует, не угадал. Квартирники в Питере и иногда в Москве, которые он организовывал, конечно приносили пользу движению, но весьма скромную…

Но он очень торжественно и мудрено писал о роке везде и всюду… Башлачева все знали, кроме меня, вот тут надо Теме отдать должное — именно он меня с ним познакомил и мне Троицкий о Саше очень хорошо говорил, и я тоже о нем очень хорошо говорю, потому что очень люблю то, что делал Александр Башлачев. Все остальные ленинградские группы нам были доподлинно известны. В середине 80-х у меня была программа, хит-парад, на радио, где практически все питерские группы в первый раз были прокручены: «Пикник», «Зоопарк», Шевчук, Башлачев — просто все, кого ни перечисли. Кроме, естественно, Гребенщикова и Макаревича, которые до этого уже были на радио несколько раз. Все остальные прошли через мою программу. Потом, была еще такая программа на радио «45 минут в воскресной студии» — это уже спустя какое-то время, которую Валера Сауткин вел. Но нас гнобили очень сильно. Мы около четырех лет продержались, и все это не понравилось начальству, в конце концов, мне тоже надоело нервы себе трепать и лавочка закрылась.

народ сидел на стульях. И нужно было публику как-то заводить. И нам пришлось учиться этому. Так же, как и Андрею.

Авторский P.S.

К вопросу о рок-ветеранах наших. Акелла промахнулся раз, другой; клыки танцуют в багровых деснах, клыки тупее ПТУшника, и глаукома душит зрачки, как ревнивый мавр беспечную Дездемону… И мы дружно аплодируем злорадному улюлюканью пигмеев? Я вот всегда готов прочитать наезд на, скажем, Никиту Михалкова, но вникая в гневные обвинения по поводу «езды с мигалками» и ядовитые киноведческие экзерсисы, я не забываю про шедевр «Свой среди чужих, чужой среди своих», вышедший на экраны ровно 40 лет назад и сорок раз доказавший, что НСМ — гениальный режиссер, актер и председатель. Одной этой ленты достаточно, чтобы корректировать тональность… Именно про тональность речь, а не о претензиях по сути. Когда Виктор Дробыш говорит мне, что у Градского нет ни одной песни-хита, которую можно напеть, я даже не считаю нужным затевать полемику…

Градский, БГ, Макаревич — машины, которые колею прокладывали, которые двигали время, и набор слов и сочетания нот — не самое тут определяющее. Мне это ясно. Что не означает, впрочем, что я идеализирую рок-героев своего отрочества. Отнюдь. Александр Борисыч бывает до невозможности наивен. Борис Борисыч являл малодушие. Андрей Вадимыч мнителен до комичного и нелеп бывает, по мне, в своих воззваниях/заблуждениях.

Говорить можно худо и про ушедших, и про выживших; главное — не лгать ни словом, ни интонацией; обманывать самого себя, свою память и прошлое свое

Время сейчас такое, что люди больше, чем когда либо, ждут утверждения правильных моделей поведения. Они хотят видеть примеры того, как человек вырывается из плесени жизни, поглощающей все вокруг, как муравьи в романе Маркеса «Сто лет одиночества». Они хотят видеть хирурга, который похищает жену обидчика, а не ложится под обстоятельства, видеть персонаж, который убивает за свою семью, людей, которые не боятся сказать обществу — «я не готов играть по вашим дурацким правилам». Героев, которые предъявляют миру правильные, пусть и асоциальные решения обыденных задач. И если предъявленное вдруг окажется заразительным, культура двинется в развитии дальше. А тогда, глядишь, и дураков станет меньше и дороги будут лучше.

«С кем вы, мастера культуры?» Сакраментальный вопрос Максима Горького ныне звучит риторически. С властью. Кто как ее понимает. Но! С властью. Любовь взаимная. И если в 1932 году, когда автор «Буревестника» полемизировал со своими американскими оппонентами на страницах «Правды», не быть подкремлевским для деятеля культуры было тождественно жесткому оппозиционированию, то сейчас вопрос так не стоит. Звезды сцены льнут к власти превентивно, так, на всякий случай. Не всегда, кстати, получая в обмен $$$ в виде грантов и дотаций. Нет, не всегда.

«Я устал быть послом рок-н-ролла в неритмичной стране» еще в 1981 году декларировал БГ. Меня многие спрашивали, будет ли в этой книге что-нибудь «про политику», про открытые письма Путину, про членство «машинистов» в партиях.

По мне, самая четкая позиция у Кутикова, который сказал как-то:

«Любой бытовой вопрос можно развернуть таким образом, что он мгновенно станет общественно-политическим. Так в 1917 году поступили большевики, узурпировав власть на 70 с лишним лет. С моей точки зрения, они и сейчас продолжают заниматься тем же самым, ведь большая часть наших руководителей — выходцы из советской номенклатурной системы… Пытаться воевать с государством — очень сложное и часто неблагодарное дело. Именно поэтому этим должны заниматься только очень талантливые, умные и самоотверженные люди. Каждый шаг на этом пути влечет за собой массу последствий, нужно уметь просчитывать хотя бы малую часть того, что будет неизбежно возникать на каждом этапе движения. Я не занимаюсь общественной деятельностью и не стараюсь быть публичным человеком. Моя общественная позиция заключается в том, что мне есть, что сказать своим детям. Чем больше будет таких людей — тем лучше в итоге будет общество. Ведь, порой, многим не только детям сказать нечего, а и себе самому… Я не считаю, что в нашей музыкальной деятельности было какое-то миссионерство. Мы мальчишками любили „битлов“, „роллингов“, мы любили то, что было популярно в то время во всем мире. Мы любили солнечный свет, который каждое утро приходил в наши серые квартиры. Мы просто делали то, что нам нравилось. Мы любили подсознательно то, что нас окружало. В результате этого появились какие-то песни, которые были не похожи на официальное искусство. Но миссионерства никакого не было. А как я не любил коммунистов и социалистов, так их не люблю и сейчас. И детей своих воспитал так, чтоб коммунизм и социализм для них были понятиями отвратительными».

Конечно, все они лицедеи. Но есть категория сценических, с которых спрос особый. Я о рокерах. Ясно, что певичка с пером в попе изначально заточена на клоунаду. Однако рок-музыканты с кремлевским истеблишментом как-то совсем смешиваться не должны — как минералка с оливковым маслом. Само собой, БГ и прочие могут чаевничать с «Димоном». Но они-то не идиоты, понимают, что их используют. Поскольку встреча «товарищеская» транслируется по федеральным каналам, и всем фанатам должно быть ясно: Медведев — свой. Такие альянсы работают по той же схеме, что и браки немолодых джентльменов с нимфетками: девочки сразу как-то выглядят старше, а искушенные самцы, испив младой крови, по-вампирски молодеют. И что автор «Поезда в огне» почерпнул из словесных «перехихов» с гарантом Конституции? Jedem das Seine (каждому свое): невозможно представить себе на кремлевских посиделках Костю Кинчева или предположить, что в Партию вступит Александр Градский.

Когда и в эфире какой программы наши деятели культуры будут сжигать свои новые партбилеты? Вопрос столь же риторический, сколь и беспомощное воззвание несчастного Максима Горького к мастерам культуры заокеанской.

«Власть отвратительна, как руки брадобрея» — этот приговор Осипа Мандельштама никто не отменял. Любая власть. Для всякого художника. Должна быть омерзительна. По определению. И дело не в том, что, подобно цирюльнику, хмельная власть, держащая лезвие в дрожащих руках, может и по горлу полоснуть, а потому что лапы у нее несвежие. Просто то, что они делают (власть и художник), — в параллельных мирах.

Ну, только если художник не делает деньги.

Фото автора