Пациент скорее мертв. Как российская экономика потеряла десятилетие

Председатель совета директоров Альфа-банка Петр Авен назвал последние семь лет потерянными с точки зрения роста экономики, развития предпринимательства и инвестиций.

«Что особенно, наверное, грустно, с точки зрения изменения предпринимательской среды мы, в общем, потеряли годы: у нас падает все время доля доходов населения от предпринимательства. В 2013 году у нас предпринимательский доход обеспечивал 8,9% общих доходов населения, сейчас — 5%, в лучшие годы цифра доходила до 15−17%. Поэтому с точки зрения развития среды, с точки зрения инвестиций и экономического роста эти годы можно назвать потерянными», — заявил Авен в интервью РБК.

На вопрос о том, можно ли считать все последнее десятилетие потерянным для российской экономики, банкир ответил: «И да, и нет». По словам Петра Авена, за эти годы у нас держался очень низкий уровень инвестиций порядка 20% ВВП, что недостаточно для такой страны, как Россия. Кроме того, мы не смогли обеспечить желаемый необходимый рост, и не сократили корпоративный долг.

С 2013 года максимальный темп роста российской экономики не превышал 2,5%. По данным Счетной палаты, в целом за 2013−2019 годы этот показатель составляет 0,9%. За январь-сентябрь 2020 года экономика РФ упала на 3,4%, по году прогнозы экспертов колеблются в районе падения в 4,5%.

Несмотря на это, глава «Альфа-банка» выразил надежду на то, что 2021-й станет годом восстановительного роста. Однако далеко не все эксперты согласны с тем, что удастся компенсировать падение. В Счетной палате, к примеру, считают, что до уровня 2019-го мы восстановимся только к 2022-му.

Заместитель директора Института «Центр развития» НИУ ВШЭ. Валерий Миронов полагает, что реабилитироваться за «потерянное десятилетие», но только если кардинально изменить экономическую политику, чего пока не просматривается.

— Экономического термина «потерянное десятилетие» не существует, это выражение художественное. Но если говорить о цифрах, результаты последней десятилетки серьезно ухудшились по сравнению с предыдущей. Если с 2000 по 2010 темпы роста инвестиций у нас составляли 10%, то следующее десятилетие — порядка 2,5% в год. Темпы экономического роста в первом десятилетии, даже с учетом экономического кризиса и падения в 2009 году почти на 8% ВВП, были в районе 6%. А во второе десятилетие нашего века на фоне падения в 2015 и 2020 году они были менее 1%.

Очевидно, что произошло резкое замедление. Причем началось оно еще в 2011—2012 годах, то есть до падения цен на нефть и введения санкций против России из-за обострения отношений с Украиной. Произошел шок производительности — снизилась производительность труда и упали темпы экономического роста. Поэтому с точки зрения экономической динамики и инвестиций это в самом деле было плохое десятилетие.

«СП»: — Какие же есть предпосылки для восстановления в следующем году, если все так плохо?

— Для начала нужно понять, что делать, чтобы преодолеть этот кризис. Падение инвестиций — это далеко не самая главная беда, с учетом низких темпов роста экономики. Предприниматели и так будут их совершать по мере роста своих производственных мощностей. Проще говоря, чем выше экономический рост, тем больше инвестиций.

У нас стратегия экономического развития до 2024 года, представленная Минэкономразвития, основана на значительном росте капиталоемкости ВВП. Они предполагают ускорение до 3% в год, но непонятно, зачем. Денег мало, а мы загоняем их в какие-то проекты, пусть даже инфраструктурные, когда непонятно, с кем мы вообще будем сотрудничать — с Китаем или восстанавливать отношения с Европой.

Инфраструктурные проекты — это хорошо, но пока точно неизвестно, какой будет наша географическая диверсификация экономики. Грубо говоря, непонятно, куда строить дороги — на Восток или на Запад. В таких условиях неопределенности разумнее было бы часть средств переориентировать с государственных инфраструктурных инвестиций на поддержку спроса. Потому что даже по опросам Росстата, главные факторы, ограничивающие экономический рост, это недостаток спроса, высокие налоги и неопределенность.

Спрос можно поддержать за счет перераспределения части госинвестиций на госзакупки и на рост зарплат. Увеличение зарплат бюджетникам и малоимущим — это поддержка людей с высокой склонностью к потреблению, а не к накоплению. Поэтому переориентация части средств на рост зарплат и пенсий, на борьбу с бедностью стимулировала бы спрос и экономический рост.

Еще один фактор, который ограничивает экономический рост, это неопределенность. Термин это очень широкий, это и ожидание «черных лебедей», и невозможность опираться на прошлый опыт из-за того, что правила игры постоянно меняются. Но увеличить уровень доверия можно, методы борьбы с неопределенность существуют.

«СП»: — Какие же это методы?

— Например, развитие опционов, в бюджетном правиле у нас предусмотрена покупка опционов на нефть, и это гораздо выгоднее. Кроме того, можно вкладываться в беспроигрышные ходы в плане бюджетных расходов. Это здоровье и образование. Бюджетное образование должно сопровождаться контрактами с государством, чтобы человек потом просто не уехал куда-нибудь в Кремниевую долину. Ну а вложения в здоровье принесут мгновенную отдачу уже сейчас, это очевидно.

Бороться с неопределенностью можно и повышением уровня доверия. Сегодня по опросам уровень доверия людей друг к другу, к контрагентам, к государству, находится на уровне 20%. В Швеции, для сравнения, это 60%. Есть исследования, которые говорят о том, что если бы у нас доверие выросло до уровня шведского, это позволило бы повысить ВВП на 70%.

У нас граждане не доверяют государству, и это не удивительно. Сейчас кризис, большинство людей обеднело, безработица выросла, а у нас увеличилось количество миллиардеров. 10% населения в России владеет более чем 80% всех национальных богатств в экономике, включая финансовые активы. В Китае этот показатель составляет 60%, в США, где исторически высокий уровень неравенства, — 70%.

«СП»: — А что можно с этим сделать, нельзя же «взять и все поделить»?

— Можно часть этих богатств миллиардеров направить по британскому образцу в бюджет. В Великобритании еще при Маргарет Тэтчер были проведены залоговые аукционы, и позднее люди, которые стали владельцами государственных энергетических компаний резко обогатились из-за роста акций на фондовом рынке. Граждане были этим очень недовольны, и был введен налог на победителей залоговых аукционов. В итоге они выпустили в бюджет огромные средства, и все были довольны. Точнее, владельцы компаний могли быть и не довольны, но удалось уладить общественный конфликт, а это важно.

Мы можем ввести более мягкую форму изъятия этих денег, например, в обмен на облигации. Можно создать госкорпорацию по развитию параллельно с Фондом национального благосостояния, куда перечисляли бы средства владельцы активов, ведущие бизнес в России, сверх какого-то уровня доходов. Они бы получали доход с облигаций, а полученные деньги госкорпорация вкладывала бы в развитие экономики.

Можно ввести повышенный временный подоходный налог для людей с высокими доходами, также под облигации. От олигархов по образцу предложений демократов в США потребуются дополнительные вложения.

Такой фонд можно будет использовать для поддержки экономики и предприятий, но под залог акций. Не вернул деньги — акции остаются у государства. Затем предприятия снова могут быть приватизированы, а эти деньги — направлены на покрытие выданных ранее облигаций.

Кроме того, необходимо изменить всю систему прогнозирования экономического роста и планировать ее не сверху вниз, а снизу вверх, то есть от секторов. Такой подход позволяет от отраслевых программ переходить к уровню экономики в целом и выходить на темпы роста, превышающие среднемировые.

Сейчас совершенно не понятно, за счет чего ВВП у нас вырастет и почему именно на 3%, когда последнее десятилетие не было и одного процента. Нам нужны новые подходы к экономике в духе посткейнсианства, которые будут учитывать спрос и неопределенность в деятельности инвесторов. Мы представили этот подход еще до пандемии в начале 2019 года, а сейчас он становится еще более актуальным.