Марина Ким: «Через корейскую границу шпионы не проберутся»

(продолжение см. ниже.)

Сергей Шаргунов: — Здравствуйте, друзья. С вами «Свободная Пресса», с вами Сергей Шаргунов. Сегодня у нас в «Открытой студии» Марина Ким, журналист, телеведущая Первого канала.

Марина, недавно у вас вышел фильм, приуроченный к 70-летию Победы, и был он связан как раз с Кореей. Как раз, потому что до этого я знаю, у вас был еще один фильм о Корее. Я бы начал с этого. Вот последняя лента, я так понимаю, она снята в соавторстве, содружестве с Сергеем Брилевым?

Марина Ким: — Все правильно, да.

С.Ш.: — Ваша пытливая расследовательская линия, ваш взгляд на историю Кореи, рассказ о том, что на самом деле советские солдаты освободили ее всю целиком — это действительно соответствует историческому факту? Или это ваша гипотеза?

М.К.: — Это все соответствует исторической фактуре. Более того, документально подтверждено, и изначально история освобождения Кореи в 45-м году — это операция советских войск, август-сентябрь 45-го года. Это недоисследованная страница истории, потому что в свое время архивы 25-ой Общевойсковой армии, которая там была, там базировалась, они все были грешным делом потеряны. И там прямо такое описание, что какая-то повозка где-то утонула, и в Минобороны по крупицам пытались воссоздать ход событий, но документов очень мало. То, что не утонуло и каким-то образом осталось, и еще и мы смогли добыть — это все полностью заслуга Сергея Брилева, который не только автор фильма, но и автор идеи. Он пришел ко мне как к коллеге тогда еще по эфирам на России-1, и спросил: «Ты знаешь, что случилось 11 августа?» «Интересно, — говорю, — не знаю». Оказалось, у него в этот день родилась дочь, а у меня день рождения тоже 11 августа. «И еще советские войска вступили на Корейский полуостров, — сказал он».

С.Ш.: — Мистическая связь.

М.К.: — В эту магию цифр, чисел и всего остального мы с ним поверили уже тогда и начали как-то копать информацию по тем событиям. Я, в основном, пыталась найти что-то по тем ветеранам, которые были очевидцами, свидетелями. Это было практически невозможно, потому что, к сожалению, все эти герои, которые могут нам что-то рассказать, они уходят. Например, от той 25-ой Общевойсковой армии остался один ветеран в Ташкенте, второй — в Уссурийске, к нему поехал Брилев. Еще одного я нашла в Москве. Он оказался действительно участником тех боев: советский кореец, который вступал на корейскую землю, освобождал ее от японских захватчиков. Но, по словам его дочери, «два месяца, как он не говорит, тяжело болен, не встает». Но, тем не менее, я поехала на «разведку», без камеры. Увидев его, я подумала, что удача не на нашей стороне. Но на следующее утро вызвала к нему камеру… И — он, как мог, через силу заговорил. Три часа шел разговор со всеми деталями, подробностями, он помнил каждый день, всех своих командиров, всех своих сослуживцев. Давали ему водички через трубочку, потому что у него постоянно пересыхало во рту, он начинал что-то говорить и пропадал голос. Давали водички, он опять, опять… То есть он просто вот мобилизовался точно так же, как мне кажется, в 45-ом году, когда семь раз пытался в военкомат подать заявление, его не брали, потому что он — кореец, считался не лояльным. Но в 45-ом его отправили на Восточный фронт, его мечта сбылась. Он освобождал из тюрьмы корейских пленников, куда их заточали японцы. Корейцам не разрешали разговаривать на родном языке, все корейские города носили японские названия. Если возвращаться к документам, то мы нашли те, в которых говорилось о том, что советские войска стояли намного ниже, намного южнее линии 38-ой параллели.

С.Ш.: — Вот по этому поводу возникает немало вопросов.

М.К.: — Я не договорила про нашего героя. Просто хочу ему отдать долг, память. Через два дня после того интервью он скончался. Его рассказал стал, в общем-то, таким лейтмотивом всего фильмы. Он начинает фильм и заканчивает словами: «А воевали мы». Потому что то, о чем говорит наш фильм, это установленный теперь исторически факт: Корею полностью освобождали советские войска. Американцы высадились туда гораздо позже, в сентябре без единого выстрела, не встретив никакого сопротивления. А у нас были действительно тяжелые бои в корейских портах, мы подрывались, в том числе, на американских минах, которые там каким-то удивительным образом оказались. И воевали с японцами, и дошли, как утверждает наш фильм, до окраин Сеула.

С.Ш.: — Вот про это хотелось бы понять. Почему Советский Союз отказался от единой Кореи? Почему Корея была разъединена, и мы по-прежнему наблюдаем драматическое разделение одного народа?

М.К.: — Ну, да. Как раз мы об этом говорим в фильме, что если бы… Не любим мы, конечно, сослагательное наклонение. Но если бы вдруг наши войска не получили приказ отступать обратно к Северу, севернее 38-ой параллели, а им фактически пришлось это делать. И этот факт зафиксирован не только в архивах, а еще мы даже нашли советский художественный фильм, в котором есть эта сцена, тоже приведено в фильме, где наши солдаты смотрят и говорят: «Это что? 38-я параллель?» Они говорят: «Нет, уже там не 38-я. Поворачивай!» — «Почему? Как?» — «Приказ из Москвы». В таком шаржевом все-таки варианте в этом фильме показаны те события.

С.Ш.: — Почему?

М.К.: — Ну, это действительно историческая абсолютно несуразность.

С.Ш.: — Вы находите какой-то ответ на это?

М.К.: — Ответ, очевидный, лежит на поверхности, который мы приводим в фильме, — это то, что Сталин все-таки пока еще рассчитывал в тот момент на Японию, на то, что будет размен, и ему дадут Хоккайдо. С высоты наших лет, с такой дистанции исторической, мы видим, что это было достаточно наивно, конечно…

С.Ш.: — То есть речь идет о сложной геополитической игре, когда, например, создавалась Иранская советская республика. Потом было принято решение от нее отказаться. То есть нечто подобное.

М.К.: — Ну, в общем, да. И в принципе все эти деления на сферы влияния, на репутационные зоны, везде давали такие драматические последствия. Мы помним Берлинскую стену, тоже была страна поделена. И, к сожалению, очень бы не хотелось, чтобы такие исторические параллели нашли какое-то свое воплощение в современной ситуации, чтобы никакие страны, никакие народы ни в коем случае не делились в угоду каким-то внешним интересам.

С.Ш.: — Ну, в значительной степени, мы же понимаем, что русские, в широком смысле русские, оказались разделенным народом после Беловежских соглашений. Вопрос в том, насколько жестко проходит эта разделительная линия?

М.К.: — Ну, здесь не было моноэтничного государства, а Корея, в общем, таким государством была, она разделена уже 70 лет: это разделенные семьи, разрушенные связи. И это — бесконечная боль корейского народа, которая сидит в любом человеке, который себя относит к этой национальности.

С.Ш.: — А у вас есть родственники там?

М.К.: — Знаете, у нас, у меня, моего рода, наверняка, есть родственники и в Северной Корее, и в Южной Корее. Но в целом мои предки переехали в Россию в конце 19-го века. Не не по политическим мотивам, а просто потому, что границы тогда не было, они охотились, перешли границу и оказались в России. И из-за того, что там была лучше почва, они стали создавать поселения. Сначала Россия относилась благосклонно к корейцам, учитывая непростые, суровые природные условия на Дальнем Востоке, корейцы достигали результатов. Но при Сталине всех корейцев сослали в казахские степи…

С.Ш.: — Северная Корея, которую многие сравнивают с сталинской Россией, хотя понятно, что сопоставления довольно относительные, потому что разные масштабы, и все-таки разное время. Вы там были?

М.К.: — Я там была на самом деле один раз, в 2013 году.

С.Ш.: — Это именно тогда вы сняли фильм «Непарадный Пхеньян». Правильно?

М.К.: — Совершенно точно. Да, это был 2013 год, 65-я годовщина Победы КНДР, как там называется, «Победа КНДР в войне с американскими террористами». Имеется в виду война 51−53 годов, которую каждая из половинок считает, что выиграли они. Это, в общем, такой грандиозный масштабный праздник в рамках Пхеньяна, безусловно. Каждый день отмечалось несколько мероприятий. То есть была такая огромная программа, и впервые для 2013 года, два года назад корейцы с приходом нового лидера пустили в свою страну журналистов. И журналистов там было достаточно много, примерно 150 телекомпаний со всего света: мексиканское телевидение, американское, представители всех каналов, взглядов. Но снимать ничего не давали. То есть объективно, в принципе, страна закрытая для иностранцев.

С.Ш.: — Но у вас получилось?

М.К.: — У меня получилось, потому что мы снимали фильм о 45-ом годе. Я, мой десант в лице меня и моего оператора высадился гораздо раньше.

С.Ш.: — И вы затерялись? Вас принимали за свою?

М.К.: — Затеряться там невозможно. Чтобы вы понимали, там выходишь на улицу, если ты белый человек, то ты уже по определению что-то такое как снежный человек, и люди будут смотреть, показывать пальцем. А если ты наводишь на них фотоаппарат, они — врассыпную.

С.Ш.: — На вас пальцем показывали?

М.К.: — На меня показывали пальцем. Но то, что я такой азиатской наружности, были подозрения, что кореянка, это вызывало симпатию, и достаточно… Я не говорю по-корейски.

С.Ш.: — А вдруг японская шпионка?

М.К.: — Это невозможно просто, там через границу шпионы не проберутся.

С.Ш.: — Да и оператор, наверное, был славянской наружности?

М.К.: — Ну, оператор славянской. У них есть инструкция — не отвечать на вопросы иностранцев, журналистов с микрофоном.

С.Ш.: — У меня создалось впечатление, что в Северной Корее вам понравилось.

М.К.: — Да, мне очень понравилось, конечно. А как мне могло не понравиться, если во мне течет русско-корейская кровь наполовину. И русский народ, и корейский народ я считаю своим, во мне эти две половины гармонично уживаются.

С.Ш.: — Мама — русская, папа — кореец.

М.К.: — Да. Конечно, моя мечта была побывать и на Севере, и на Юге, потому что это земля моих предков. Конечно, я чувствую зов крови. Это важно.

С.Ш.: — Ну, имею в виду внутреннее устройство Северной Кореи, очень мало про нее известно, много, наверное, мифов, демонизации, справедливых воплей и возмущений. А вот ваше впечатление изнутри?

М.К.: — Мое впечатление было, что это очень дружелюбный народ. Я не могу сказать, что это дружелюбная страна с точки зрения европейца, потому что все те блага цивилизации, к которым мы привыкли (свободное перемещение, свободная связь, интернет, wi-fi и так далее), это все есть, но в очень усеченном формате. Например, связь мобильная есть, Северная Корея полностью телефонизирована, для меня было открытием, у каждого, даже ребенка, есть мобильный телефон, и все с удовольствием общаются, у них есть гаджеты, у кого-то даже навороченные.

С.Ш.: — Играют?

М.К.: — Они играют, все азиатские народы достаточно падки на все цифровые технологии. Но как бы конфликтная ситуация в том, что когда ты приезжаешь, и ты — иностранец, тебе выдают сим-карту, это тоже прорыв, в 2010 году такого не было. Ты ее покупаешь, но позвонить на корейский номер ты не можешь, ты не можешь позвонить в отель, ты не можешь позвонить в баню, ты не можешь позвонить в ресторан, чтобы договориться о съемке. Ты можешь позвонить только такому же идиоту-иностранцу, который купил такую же сим-карту. И все. То есть это полностью две параллельные, два параллельных мира, как корейская вся эта местная тусовка и те иностранцы, которые въезжают. Но они себя таким образом защищают.

С.Ш.: — Многие рассказывают о повальной нищете, голоде, пустых магазинах, люди едят траву на улицах, что людей расстреливают за Библию и так далее.

М.К.: — Миф о голоде я могу развенчать, по крайней мере, в рамках Пхеньяна. Потому что это просто видно, когда вы приезжаете в любой, даже российский город, голодает деревня или город или нет, есть ли продукты в магазинах или нет, есть ли кафе. Вот во всем Пхеньяне очень много кафе, ресторанов, причем ресторанов такого, по их меркам, элитного уровня, которые для номенклатуры, для обеспеченных людей по их меркам, для иностранцев опять же. Но есть и простые закусочные, в которых я тоже была, в которых много народа, в которых вот такой стол, и он весь заставлен разными закусками.

С.Ш.: — А что едят?

М.К.: — Едят блюда корейской кухни. То, что мы называем советско-корейская кухня, она немного отличается, но в принципе, это тот же «кукси» — суп с лапшой и с разными корейскими салатиками.

С.Ш.: — А собачку?..

М.К.: — До нее сейчас я дойду. Вообще корейский стол должен быть богат, и это богатство заключается в количестве блюд. Там горячие блюда, их немного, одно, два, три за один прием пищи. А вот салатики должны лежать вот так вот на столе, штук 12, и это считается тогда более менее нормальным обедом. Есть даже подобие салата оливье, они его очень любят. На столах есть есть мясо — говядина, свинина. Более того, есть даже морепродукты. Если говорить об этом самом собачьем супе, потому, что саму собаку корейцы не едят, готовится собачий суп, что вызвано древней культурой. Собачий суп очень хорошо есть в жару.

С.Ш.: — Жир…

М.К.: — Действительно, корейцы пьют этот суп, и это не считается чем — то таким. Они готовят его редко, только в определенных закусочных.

С.Ш.: — Пробовали?

М.К.: — Я, честно, не решилась попробовать, но с виду он выглядит просто бульоном.

С.Ш.: — А выпивают?

М.К.: — Очень любят, выпивают. И в этом дикая схожесть с нашим российским народом, с русскими. Потому что они выпивают так душевно. Они любят застолье, разговоры по душам: начать с этих маленьких салатов, и потом уже уйти в полночь, когда все в обнимку — это для них абсолютно норма. Там нас принимали, всегда к любому иностранцу приставляются гиды, минимум два: один говорит по-русски, а второй делает вид, что не говорит по-русски. Но они полиглоты, меня все поразили знанием языков.

С.Ш.: — Но при этом, если говорить о политическом устройстве, то, несомненно, Северная Корея отличается от Южной.

М.К.: — Конечно, но она и по уровню жизни отличается, безусловно. Хотя в Северной Корее есть небоскребы. Там выстроены целые жилые кварталы, похожие на наши: новостройки, таунхаусы, небоскребы. И все это очень прилично выглядит, это не совдепия, не колхоз, это хорошего европейского уровня квартиры, даже с европейской мебелью. Хотя, конечно, я не была в квартире обычного какого-то работника завода. Говорят, они живут очень бедно и для них даже холодильник, в общем, предмет роскоши.

С.Ш.: — А вот северокорейская литература, она существует?

М.К.: — Да она существует, и на самом деле у нас есть проект какого-то культурного обмена в Северной Кореи, в частности. Потому, что сейчас проходит «Год России в Корее» и «Год Кореи в России».

С.Ш.: — И «Год литературы», между прочим.

М.К.: — Да, и в том числе литературное сотрудничество тоже интересно, потому, что они очень подкованные эти гиды. Как бы гиды они называются, которые на самом деле - министерство иностранных дел, якобы как они говорят, но они знают Достоевского, Толстого, Чехова и цитируют на русском. и меня. У нас же, не в обиду будет сказано, если у школьников спросить или студентов, никто не сможет процитировать. Вот если, когда все-

таки вдруг случится, мы надеемся в обозримом будущем на объединение Северной и Южной части, не знаю, на каких условиях, потому, что это, конечно, очень тяжелый, болезненный процесс, но Север подготовленней в интеллектуальном смысле.

Люди там очень дисциплинированы, очень способные и учат все очень быстро. Многие об этом пишут, что Северная часть будет мощнее Юга. В Южной Корее это тоже есть, но они более инфантильные.

Часть 2

С.Ш.: — Вы собираетесь еще туда съездить? Это вопрос, отсылающий нас к началу разговора о Корее и вашей съемке, которую вы там проводили. Они не привели к обострению ваших отношений с северокорейскими властями?

М.К.: — Вы знаете, нет, я не могу так сказать, чтобы что-то привело к обострению. На премьеру фильма, на предпремьерный показ в Москве мы пригласили и Северное посольство, и представителей северных посольств, и представителей Южной Кореи…

С.Ш.: — Все пришли?

М.К.: — Были представители. Более того — съемки для этого фильма велись и на Севере, и на Юге, все как бы было официально.

С.Ш.: — А ваши иностранные коллеги, те же американцы, как они себя вели? Не без драматизма там все происходило?

М.К.: — В тот момент они не понимали, о чем мы говорили, о подвиге советской армии, Красной армии. Их слово «Красная армия» смущало, «подвиг» — еще больше, я думаю, но в целом они, наверное, недостаточно, может быть, образованные, чтобы до конца понять посыл. И мы им все открыто говорили. Но, тем не менее, в общем, с интересом с таким как коллеги, журналисты, они спрашивали. Но надо понимать, что средний американец вряд ли вообще об операции в Корее что-то много знает. Да, все слышали про войну, а о том, как, что было в 1945-м году, да и сами корейцы, например, в Южной Корее, разговаривают со студентами, но они вообще в какой-то прострации находятся, они не могут сформулировать, они про 1945-й год не знают ничего. Страна была на перепутье, еще страны, государства не было. Тут еще были советские войска, тут американские. Даже в южнокорейских фильмах этот период так неоднозначно показан. Но официальная точка зрения такова, что воевали коалиционные войска, они не говорят, что это были советские войска. Я говорю: какие? Они говорят: ну, возможно, американские, что американцы их освободили и после этого они построили такое государство.

С.Ш.: — Не возникали конфликты западных коллег с официальными службами Северной Кореи?

М.К.: — Ой, постоянно возникали. Причем делалось это с подачи наших американских коллег, которые достаточно затейливо относятся к производству новостей. Это, как с профессиональной точки зрения, интересно выглядит. Но они открыто лезли на рожон и там, где нельзя было снимать, потому, что нельзя, потому, что подъезжает Служба безопасности. Если подъезжает первое лицо или второе лицо, председатель партии, в России это тоже, в общем-то, ни одна спецслужба мира не пропустит, потому, что это — элемент национальной безопасности. Они туда лезли с камерами, они были такие, как в хоккее есть «мальчики для битья», которые провоцируют драку, у них были такие продюсеры, мускулистые, прямо вот лезли, чтобы камера тряслась, что-то по кадру было такое, что камера трясется, их кто-то угнетает, и они — свободная американская пресса. Такие столкновения были, но здесь можно понять обе стороны: северокорейцев, которые действительно не давали снимать, у них очень многое не разрешено. Строй снимать нельзя, военных снимать нельзя… Конечно, это раздражает: ведь журналист должен делать свою работу.

С.Ш.: — Вы довольны материалом, который получился?

М.К.: — Я довольна. Потому, что я как раз была не в общем потоке. В общем потоке снять ничего эксклюзивного невозможно. Сто пятьдесят журналистов, все бегают, быстрее занять лучшую позицию, лучшую точку, воткнуть штатив, и это уже все, дальше сиди, расслабляйся. Все мои съемки, которые вошли в фильм документальный, были вне этой официальной программы, без перерезания этих ленточек всех, это был поход на рынок, причем, на рынок тоже иностранцу невозможно попасть. Я это делала своими способами: там увидеть обменный пункт, увидеть вообще деньги. Корейские деньги нельзя снимать. Нам это тоже удалось, обменный пункт, очень похож на наш, только гораздо беднее. Я была в закусочных корейских, снимала обычных корейцев…

С.Ш.: — То есть, это были не потемкинские деревни?

М.К.: — Это было то, куда я могла проникнуть под видом обыкновенного корейца, куда-то втесаться, в какую-то среду, пока меня не распознали, что-то успеть снять. Это было вот так. В магазинах, ценники, товар — это все мы снимали и это, конечно, бесценный материал — потому, что все остальные журналисты уехали, считайте, ни с чем.

С.Ш.: — Есть два фильма, связанные с Кореей, а ждать ли третьего? Ничего не планируете?

М.К.: — Третий фильм, я могу сказать, что тема Кореи неисчерпаема. Я думаю, скоро будет репортаж и о современной Северной Корее, в ближайшее время будет у нас визит, я надеюсь.

С.Ш.: — Возьмете с собой?

М.К.: — Контрабандой.

С.Ш.: — Да ладно!

М.К.: — Провезу за 3 айфона.

С.Ш.: — Хорошо, договорились.

М.К.: — Но у меня есть и другие задумки по поводу документальных фильмов, не связанных с Кореей. Для меня документалистика — это интересно. Я считаю, на телевидении это одна из действительно живых сфер, в которых есть простор для творчества.

С.Ш.: — Ну, вот мы с вами перешли к разговору о телевидении. Есть вопросы от наших слушателей-зрителей. Ярослав спрашивает: по поводу «Первого канала». Вы работали на «ВГТРК», делали новости, в значительной степени политические. И вот вы ушли на «Первый канал». И ваша передача «Доброе утро». Она не столько политическая, сколько социальная.

М.К.: — Ну, будем говорить, что новости не политические, а новости это информационный жанр. И это общественно-информационное назначение.

С.Ш.: — То есть понятно, что новостная повестка связана все равно с политикой, преимущественно. Вы чувствуете, что сменился какой-то вектор? И вообще, упрощая: почему с одного канала перешли на другой?

М.К.: — Я стала не менять канал, а менять направление. Потому что 7 лет работала в информационной службе «ВГТРК» канала «Россия 1» в программе «Вести», и для меня это, в общем, это очень большой отрезок жизни и очень важный. Я очень стремилась к этой работе, где, как мне кажется, познала практически все, что можно было. Я была ведущая во всех там слотах. Была у меня своя программа, информационно-развлекательная о Москве, называлась «Неделя в городе». В какой-то момент я от жанра информации устала. И это не связано было с какими политическими событиями, ни с обострением на Украине. Это так совпало. Сам жанр я его как-то, видимо, переросла что ли. Потому что в какой-то момент я поняла, что жизнь богаче, интереснее. Я ушла в декрет, и решила после этого уже сменить амплуа, выступать не только информационной ведущей, но и заниматься более развлекательными вещами, что гораздо, на самом деле, сложнее.

С.Ш.: — Хватает ли времени на ребенка?

М.К.: — Конечно, хватает времени на ребенка. Потому что, слава Богу, эфир утренний. После того, как немножко отошла от информационного жанра, у меня какие-то вкусовые рецепторы другие стали работать, в жизни больше ароматов, больше страстей, больше чувств. Мне это очень помогло.

С.Ш.: — Это здорово. Немало было вопросов о вашей личной жизни, в том числе потому, что она стала во многом мифологизирована, примерно так же, как жизнь в Северной Корее. Много выходит разных статей, вы появляетесь на обложках, рассказывают про ваши головокружительные романы. А как вы ко всему этому относитесь, к этой популярности?

М.К.: — Конечно, на интересную женщину, которая хорошо выглядит, следит за собой, всегда обращают повышенное внимание, не только мужчины, но и женщины, что, кстати, особенно приятно. А на женщину с необычной внешностью, а для средней полосы российской у меня она необычная, азиатская, внимание удвоенное. Человека из телевизора, о чем бы ты ни рассказывал из телевизора, о ремонте, о новостях, о Северной Корее, или там, не знаю, о том, как сделать из 2 болтов подставку для айфона, все равно ты считаешься человеком из телевизора. И в нашей стране этот синдром срабатывает. Люди с утроенным вниманием за тобой следят. Поэтому мне кажется, внимание прессы как-то связано с тем, что я перешла из одного жанра в другой. Я перешла на другой канал, потому что я получила предложение от «Первого канала», и с удовольствием его приняла. Мне кажется, когда в жизни что-то меняется, вокруг тебя идут волны. И на эти волны попадаются те журналисты, которые делают такие материалы. Но я к этому отношусь очень спокойно и такое внимание, могу даже сказать, мне даже льстит.

С.Ш.: — Вы смотрите телевизор?

М.К.: — Честно говоря, я не успеваю смотреть его в таком объеме, особенно из-за ребенка. Он маленький и день расписан, в общем, под него, все, что с ним связано. Мне просто некогда смотреть телевизор. Но я смотрю те проекты, которые мне интересны в интернете, просто пересматриваю.

С.Ш.: — Ну, ведь интересно же, что происходит со страной, что с ней будет завтра? Нам же здесь жить.

М.К.: — Ну, интересно. Но я не получаю от этого удовольствия. Стараюсь сейчас построить свою жизнь так, чтобы и моя семья, и я получали удовольствие, и наслаждаться теми красками яркими, не уходить в серые те оттенки, пусть их 50 или больше, а вот придерживаться светлой стороны. Но, конечно, с болью наблюдаю, что происходит, и за военными действиями, гибнут люди, безусловно, с тревогой, с болью… Но пока стараюсь просто об этом не думать.

Полная версия на видео «Открытой студии».

Над программой работали: Сергей Шаргунов (главный редактор «СП», ведущий), Майя Мамедова (продюсер), Елена Наумова (фото), Александр Фатеев (оператор-монтажер), Татьяна Парубаймех (бильд-редактор).

i>Примечание: Уважаемые читатели «Свободной прессы», приносим вам свои извинения за возможные технические неточности, с которыми вы могли столкнуться при прочтении данного материала.