Вис Виталис: «Природа равности не терпит»

Премьеру клипа Виса Виталиса «Глазами наших детей» вы можете посмотреть и послушать в конце беседы.

Константин Цивилев: — Гость «Открытой студии» — Вис Виталис, музыкант, режиссер, писатель.

Вис, вы автор трех книг по гендерной психологии. Откуда такие познания у вас?

Вис Виталис: — Я умен весьма, у меня хорошая память… И при этом у меня было свободное время, чтобы потратить его на написание этих книг. Это было интересно, я их написал, выяснилось, что подавляющее большинство людей, оказывается, не знают элементарных вещей. Вообще, я не очень люблю, когда меня называют писателем, потому что я не писатель, конечно, никакой, а музыкантом всю жизнь был и занимаюсь музыкой. Ирония судьбы такова, что всю жизнь я занимаюсь музыкой 20 лет, и как музыкант я, практически, не известен, а книги написал — на каждую по месяцу потрачено. Если набрать в интернете: Вис Виталис — сразу выпадают книги. Вот такая вот ирония. Выяснилось, что мои книги гораздо востребованнее и интереснее, полезнее людям, чем моя музыка. Меня это, конечно, расстраивает и коробит. Но, с другой стороны, приносить людям пользу — это очень круто: мне это нравится. Если я приношу пользу, что объясняю очевидные вещи тем, кто до них сам не дошел — ну что ж, видимо, такова моя планида, будем с ней жить.

К.Ц.: — Ваши книги переведены на болгарский язык. А почему именно на болгарский? У вас там какие-то знакомые?

В.В.: — Никаких знакомых. Видимо, был простой интерес к тем истинам, о которых я рассказал в своих книгах о мужчинах и женщинах. Они, мужчина и женщина — разные. Это очевидные вещи, о которых нет смысла спорить. Но выходят люди, которые говорят: «Нет, вы знаете, они не разные, а равные». Но это глупо. Нет равности в природе. Природа равности не терпит, в принципе. Даже абсолютно одинаковые индивидуумы одного вида все равно в чем-то разные, безусловно. Вот это нормально. Потому что природа все время дает кому-то чего-то больше, кому-то меньше с тем, чтобы в изменившейся ситуации тот, который имеет в какой-то степени преференции, смог выиграть. А другой, естественно, будет в ходе естественного отбора вычислен и уничтожен. Ну, такой типичный дарвинизм. Мужчина и женщина — принципиально разные. Это как дважды два — это же четыре, это всем понятно. Тем не менее, приходят люди и говорят: нет, не совсем четыре, иногда не 4, а 44, и вообще, говорить на эту тему — дикий шовинизм.

К.Ц.: — Они разные, мужчина и женщина. А на ваш взгляд, кто лучше, кто хуже?

В.В.: — Ну вот стол, допустим, и вот окно. Как можно говорить, что стол лучше окна или окно лучше стола? Они выполняют каждый свою необходимую функцию. Среди столов можно выбирать, какой лучше или хуже. Среди окон, безусловно, тоже. Когда книги вышли (а они выдержали несколько изданий), в них, видимо, я задел за живое: хотя первая книга вышла 12 лет назад, а мне до сих пор пишут люди, задают вопросы… Я стал, типа, актуальным персонажем. Пишут, поддерживают, цитируют. Мне трудно судить как автору, но книги написаны довольно заводно и весело. Есть, кто их не любит и всячески критикует, но, как правило, это те, кто не дочитал даже до половины. Потому что в них много провокаций, таких резких вещей, которые не нравятся, но если дочитать до конца, то пазлы все складываются. Становится понятно все. Но тем, кто злится, им трудно читать, они начинают беситься на первой трети, и — злые письма на форумах, что Вис — дурак, обиженный женщинами, женоненавистник, его никто не любит и так далее. Ну, вы посмотрите на меня: разве может такое быть, чтобы никто не любил? Меня все любят. А насчет болгарского издания… Издавало меня «Эксмо», они, предлагали агентствам в разных странах за рубежом книги эти издать. Но поскольку книги я написал не толерантные, на самом деле в них достаточно резко некоторые вещи называются, то толерантный Запад их нигде не купил за исключением в Болгарии. В Болгарии их издали — молодцы. Братушки. Я на книгах ничего толком не заработал, кроме полученного огромного удовольствия. В целом, писать книги в нашей стране, особенно сейчас, это бессмысленное мероприятие, потому что уровень вложений и уровень дохода абсолютно несопоставимы. Люди пишут книги у нас, потому что они писатели, они хотят нести свет, знание людям.

К.Ц.: — Или приятно ощущать себя писателем.

В.В: — Это графоманы уже. Я же про писателей говорю. Графоманов много тоже, они за свои деньги издаются — и, слава богу, почему нет? 15 минут славы свои пусть получит любой человек, все имеют право на это. Писатели пишут не потому что у них хлеб — писать. Вот мой друг, Денис Гуцко, лауреат премии «Русский Букер». Прекрасный писатель, и у него есть чем заниматься. Но вот он — писатель. У него горит изнутри жар этого творчества. Захар Прилепин, то же самое. Захар с его энергией и всем его драйвом, в принципе, мог бы заниматься чем угодно: бизнесом, политикой. Но он писатель, хороший писатель. Поэтому пишут не ради денег. Хотя было бы здорово — зарабатывать на этом.

К.Ц.: — Если бы вам задали простой вопрос: а где, все-таки, у женщины кнопка?

В.В.: — Кнопка женщины находится не в женщине. Кнопка женщины — это мужчина. То есть мы делаем женщину, мы их воспитываем, мы их поддерживаем. Женщина — создание мужских рук и разума.

К.Ц.: — Вы начинали в 90-е годы. А когда было тяжелее творческому человеку — тогда, в 90-е, или сейчас?

В.В: — Всегда было тяжело творческому человеку, просто в разных плоскостях. Тогда были одни проблемы, допустим, играть было негде. Сейчас заниматься музыкой очень просто: купить инструменты вообще не проблема, репетировать, записать — студий масса, снять клип — да не проблема тоже. Показать людям — да вот тебе, YouTube. Вариантов полно. Но сегодня другая сложность. Тогда можно было записать под гитару, дома, на кассетный магнитофон альбом, и народ его слушал. А теперь можно снять кучу классных клипов и записать кучу классных альбомов, их выкинуть в Интернет, но их слушать никто не будет. Пропал интерес к музыке. То есть в одном месте стало проще, в другом месте стало легче. Диалектика.

К.Ц.: — Тут хочется задать вопрос: а почему же интерес-то пропал?

В.В.: — Это было интересно на уровне скудного информационного поля 60−70-х, самое позднее — 80-х годов. А как только появился телевизор и там стали показывать массу фильмов, а потом и кабельное телевидение пришло, интерес к музыке стал падать. MTV появился, стали рекламировать пластинки и группы путем видеоклипов и так дальше. Но, в общем и целом, информационный пласт сегодняшнего дня настолько многообразен и широк, что впечатляет людей гораздо сильнее, чем музыка. Музыка требует от слушателей определённой работы, как ни крути. Любая, даже самая простая музыка, примитивная, требует определённой работы — ее нужно слушать. Нужно отключиться, абстрагироваться, наушники надеть либо сконцентрироваться как-то и в нее вникать. А сейчас люди, во-первых, не умеют вникать, достаточно ленивые мозги стали у людей, потому что опять-таки, информации много, она вся старается воздействовать на самые близкие центры, можно сказать, поэтому визуальная культура, то есть кино, побеждает музыку. Но и кино побеждает Интернет. То есть сейчас весь рок-н-ролл ушел в компьютерные игры. Люди играют в игры, получают удовольствие. Там и сюжет, и музыка, и переживания какие-то, эмоции, и вовлеченность в процесс, то есть виртуальный мир. Создан целый виртуальный мир, богатый, очень интересный, на самом деле. Я против игр ничего не имею, в принципе, ну, кроме того, что это полный идиотизм, конечно. Виртуальный мир — это полный идиотизм. Но поскольку не все люди имеют столько энергии и воли, чтобы заниматься своей жизнью в реальном мире, то их выбор — почему бы нет — пусть занимаются виртуальным миром. Сейчас все жалуются на посещаемость концертов во всем мире. Не только у нас. У нас вообще — три человека пришло, это уже хорошо и здорово. Потому что надо подняться, поехать куда-то. А смысл какой? Смысла-то нет. В 60−70-е были новые звуки, новые открытия, музыкальные движения. В 80-е годы на концертах стояли порталы на стадионах, они были с трехэтажный дом. Чтобы прокачать, дать звук, чтобы сдувало прямо: барабанщик ударил, и тебя откинуло. Это все било по мозгам, впечатляло людей. Но сейчас проще запустить какой-нибудь там трехмерный шутер, надеть наушники — и тебя снесет гораздо сильнее, и ходить никуда не надо. И гораздо дешевле, в принципе, гораздо интереснее.

К.Ц.: — Хотел еще про фильмы спросить. Посмотрел я в интернете ваш фильм «RAW». Вы каких-то актеров профессиональных снимаете или это ваши знакомые просто?

В.В.: — Нет, там было два или три знакомых друга в массовке. Просто в ВКонтакте, в разных соцсетях есть специальные ресурсы, где можешь дать объявление и люди, которые играют, если они не заняты, если им интересен проект — они с удовольствием снимутся, даже бесплатно. Я, правда, всем заплатил актерам. Небольшие деньги, но это была моя позиция принципиальная. Снимал я его 5 дней. Там пять минут. Один съемочный день — одна минута

К.Ц.: — Вы сами монтируете?

В.В.: — Конечно, я все сам делаю, и на свои деньги. Кто мне их даст?

К.Ц.: — Какова судьба ваших фильмов, он же у вас не один? Вы их посылаете на фестивали?

В.В.: — У меня очень пагубная схема действий: я катастрофически теряю интерес к проекту, когда он закончен. Пока я его делаю, пока я над ним работаю, я угораю, ночами не сплю. Этот фильм, я его называю «RAW», был снят за неделю. Эту неделю я был практически без сна. Полностью. Я его сделал, смонтировал, выложил в Сеть. Он был для конкурса. Там был один локальный конкурс, Московская школа нового кино проводила. Вот он был для конкурса сделан. Его отобрали в селекшен. Там было представлено фильмов 300, по-моему. Его в десятку отобрали, приза не дали никакого, но сказали, типа, хорошее кино. Но мне было приятно. Это мой первый фильм был, собственно говоря. На самом деле, единственный пока, я снял еще один, но пока не смонтировал.

К.Ц.: — Это про зомби?

В.В: — Не совсем про зомби. Я говорю, что он про зомби, но он, конечно, про людей.

К.Ц.: — Я смотрел трейлер в Интернете, там парень, девушка, загородный дом…

В.В.: — Да. Он, конечно, про отношения людей, в первую очередь. Зомби выступают здесь таким бэкграундным фактором. Не знаю, я люблю зомби. Все нормальные люди любят зомби.

К.Ц.: — Что вы не рассылаете свои фильмы? Сейчас же можно и по Интернету селекцию проходить.

В.В.: — Можно. Но «RAW» не хочу рассылать, потому что он мой первый фильм, с огромным количеством ошибок технических, съемочных, и так далее. Он неплохой получился, но он делался на коленке, и я на нем, скорее, учился. Хотя фильм вышел хороший. У меня есть идея снять «RAW-2». Может, в этом году или в следующем, где все вообще развернется в другую сторону. Но пока это в планах. Второй фильм, который я сейчас монтирую — «То, что тебя спасет» — я его буду рассылать, естественно, но не так просто это сделать. Участие в каждом фестивале стоит денег.

К.Ц.: — А вот ваше творчество — это стремление к свободе или нет? И если да, то свобода для вас — это что?

В.В.: — Творчество — это не свобода, это дикое рабство, узы и очень большой, постоянный груз на плечах. Я на такой вопрос подобный уже отвечал, и я все время чувствую себя немного неудобно. Потому что, кажется, что я кокетничаю, что-то вроде того. А мне обычно не нравится это делать. Я обычно говорю, что думаю, и, как вы можете заметить, говорю быстро, потому что я не придумываю ничего. Мне скрывать нечего особо. Но это факт. Я пишу, потому что у меня в голове постоянно крутятся образы. Постоянно строчки, песни. Все эти айфоны с собой ношу, очень удобно, там есть возможность сразу записать текст, сразу включить… Записать сразу мелодию, напеть ее можно будет, чтобы не забыть. Потому что я знаю точно, если я ее не напою, не запишу, то через 20 минут придумаю другую. А эту я просто потеряю абсолютно. Их там сотни каких-то обрывков, кусков, фраз текстов, музыкальных фрагментов и так далее. И конечно, это не свобода никакая. Я постоянно нахожусь в творческом процессе, постоянно думаю об этом. Я бы, если была такая возможность, отказался бы от возможности что-то писать, потому что это очень тяготит, мешает жить и наслаждаться жизнью. Вот сейчас меня зовут друзья — лето же — в разные места, и на Алтай едут, и в Карелию отдыхать, и во Владимир с палатками отдыхать. Я никуда не поеду, потому что у меня монтаж, заканчиваю альбом один, и еще один начал писать. У меня много очень идей. Я понимаю, если уеду, сразу выпаду из творческого процесса. И мне жалко время.

К.Ц.: — А расслабиться-то как-то удается вам? А то я так слушаю, вы все время вот в работе.

В.В.: — Не удается.

К.Ц.: — А почему ваша группа Sixtynine распалась? Одному легче? Не надо всех содержать, уговаривать, репетировать.

В.В.: — Ну, и это тоже. Все выросли, все стали взрослые дяди, у всех семьи, свои дела. Группа — это такое дело… Как война — дело молодых. То есть пока тебе 18 лет, ты ничем не озабочен, у тебя куча драйва, конечно, надо собрать друзей и пилить что-нибудь, это милое дело. Когда тебе уже за 30 и у тебя есть определённая ответственность, гораздо тяжелее этим заниматься. А самое главное, нет перспектив никаких. В стране нет шоу-бизнеса, в стране, в принципе, будущность такая, политически довольно неопределенная, и тратить время жизни и жизненную энергию, которой меньше становится, а, в общем-то, бессмысленное почесывание струн — люди сделали разумный выбор. Я бы сам сделал такой выбор. Я абсолютно искренне это говорю, но я просто не могу, у меня не получается. Я бросал писать, — как Марк Твен, — курить раз сто. Не получается абсолютно. В этом году у меня выйдет три альбома, например. Один уже вышел.

К.Ц.: — А вы говорите, друзья сделали другой выбор. А вы бы, какой могли сделать? У вас какое-то образование есть?

В.В.: — Нет у меня ни образования, ни связей, ни возможности на этом заработать или раскрутиться. Просто в мою голову идет прямой канал из небесной сферы, вот так пафосно выражусь, по которому мне постоянно приходит информация. Перекрыть его я не могу. Он слишком большой. Я честно пытался это сделать, много раз, не получилось. Типа «придется переквалифицироваться в управдомы». Но чувствую, что не могу. Я с этим смирился, все пишу, сочиняю, записываю песенки. Как выясняется, что кому-то они нужны и интересны, и в принципе, мне этого уже достаточно.

К.Ц.: -Я вот уцепился за вашу фразу «в нашей стране нет шоу-бизнеса». Вот ваша песня «В Белом Гетто», сколько-то недель в русской десятке на MTV и на радио «Максимум» вы побеждали. Это в нашей стране вообще не влияет ни на что? Потому что, если на Западе попадает песня в какие-то чарты, продержалась 10 недель, то люди там миллионеры. У нас это всем пофигу? Чего там русская десятка…

В.В.: — Нет, нет, конечно, это работает. С «В Белом Гетто» была история в 2003 году. Это было очень давно. Люди мне пишут до сих пор: «Спасибо, Вис, за «В Белом Гетто». Это лучшая песня в русском рэпе. Я уже рэпом не занимаюсь давно. Вот, типа того. И до сих пор меня кое-где представляют: Вис Виталис, рэп-исполнитель. Ну, это такой хитрый вывих ехидной природы. Как и то, что Вис Виталис — писатель. Получается, что я и писатель, и рэпер, хотя я ни то, ни другое, по сути. Тем более, теперь. Конечно, люди помнят, люди знают. Мы с гастролями ездили три — четыре раза. И, конечно, меня узнавали на улицах, и песня существует, она узнаваемая. Но если говорить о шоу-бизнесе как о бизнесе, о деле, в котором можно заработать себе на жизнь, то это не работало никак, потому что тогда, в 2003 году не было ни Интернета, ни нормальных гастролей. Сейчас, если бы то же самое произошло, возможно, все бы по-другому сформировалось. Но тогда вот песня вышла, я и сам-то узнал о том, что ее крутят, мне сказали друзья. А я не смотрел телевизор в тот момент. «Вис, тебя крутят по телевизору» — «Да как?» — «Да вот так, «В Белом Гетто». А мы ее принесли просто на проходную на ТВ и оставили. Мы сняли клип самостоятельно с друзьями, в Киеве, с киевскими коммунистами, с друзьями, прямо на улице… А почему в Киеве, потому что у них была камера. Это сейчас — бери и снимай. Я же говорю, все гораздо проще стало. У них была камера, а у нас не было нигде камеры, и выходов нигде не было на камеру. А в аренду это стоило совершенно диких денег. Мы собрались и поехали в Киев снимать клип, потому что дешевле, потому что камера бесплатная. Мы сняли клип, мы его смонтировали, там же в Киеве была база у них, мощный комп. Ни у кого не было компьютеров нормальных. Сделали клип, привезли в Москву, пришли на MTV, сказали, вот клип. А там проходная, охранник говорит: «Вот коробка, положите в коробку». Мы смотрим в коробку, она вся забита кассетами. И через месяца 4 мне звонят люди и говорят: «Вис, тебя показывают по телевизору». Я чуть не упал. Причем, я не знаю, узнаю ли я, кто был тем человеком, который сказал: ребята, мы будем это показывать. Я не знаю. Это было решение, скорее всего, либо коллегиальное, небольшой группы людей, либо кого-то из программных директоров. Я бы, честно говоря, поговорил бы с ним и пожал руку, потому что это было очень смелое решение. Клипов такого типа не было на MTV ни до, ни после тоже не было.

К.Ц.: — Говорят, что Леонид Парфенов как-то поучаствовал в вашей популярности. Это было?

В.В.: — Да. История была хитрая. Я дома на своем домашнем компе записал промоальбом, в котором была «В Белом Гетто». Этот промоальбом мы разнесли своими ногами по редакциям бумажных (тогда не было сетевых медиа нормальных, это был 2002 год), по журналам. Тогда в журналах еще были музыкальные отделы, музыкальные критики, они делали рецензии на пластинки, в общем, время было хорошее, в этом смысле. Сейчас вот новый альбом у меня вышел «UNDERGRIUND», где я переделал песню Тома Вейтса, и его даже негде показать. Пластинка-то есть уже. Она, конечно, в электронном виде, она не печаталась. Но даже в электронном виде ее можно было бы, по идее, отдать кому-то на рецензию. И выяснилось, что нет ресурсов, кто пишет о музыке. Тогда были сотни газет и журналов, и мы везде разнесли пластинки, на нее огромное количество рецензий было опубликовано и, видимо, рецензия и пластинка долетели до Парфенова, потому что мне звонят и говорят, что с программы «Намедни», слушали запись, все очень круто, и вы крутые, хотим про вас снять сюжет. Мы подумали, вот наша минута славы. И про нас сняли маленький сюжетик. В «Намедни» же был набор сюжетов больших и в одной из программ был маленький сюжет, минуты полторы про «В Белом Гетто». Больше всего народу узнало из передачи «Намедни». Это было неожиданно для всех, для нас тоже.

К.Ц.: — А вот Тома Вэйтса вы упомянули. Как-то ставите его в известность: я буду петь ваши песни?

В.В.: — Тому Вэйтсу, думаю, прекрасно живется без моей пластинки. Я написал, что так и так, я сделал пластинку. Это, скорее, не коммерческий продукт, а экспериментальный, дань уважения, можно сказать, причем, старому очень материалу, на начало 80-х годов. Я написал, послал, сказал, что пластинка есть. Ответа нет никакого.

К.Ц.: — А вот у вас есть песни на стихи Лимонова. Вы как-то с ним согласовывали?

В.В.: — Мы общались, но очень так шапочно, можно сказать, несколько раз. Проект Лимонов — двойной альбом, это проект бывшего адвоката Лимонова, Сергея Беляка, моего друга хорошего. Это проект продюсерский. То есть это не то, что все взяли и решили: споем-ка мы. У Лимонова огромное количество прекрасных стихов, он поэт очень сильный. И он решил сделать, поскольку Лимонов, по сути, такая рок-звезда настоящая, но такая вот, как я писатель — на самом деле не писатель, а он рок-звезда, которая не рок-звезда. Ну, такие встречаются смешные ситуации. И Лимонов решил собрать людей, которые возьмут по одному стихотворению из лимоновского сборника и сделают рок-н-ролл. И там, по-моему, 12 или 15 музыкантов на двойном альбоме участвуют, а поскольку мы с Беляком знакомы хорошо, он говорит: не возьмешься ли ты? А у Лимонова очень много классных стихов. И я взял текст, который мне наиболее близок и сделал песню, она называется «Скоро». Она очень близка по настроению, по духу, это, конечно, не рэп никакой, а настоящий рок. Изначально это было, конечно, с разрешения и со всеми правами авторскими. Была презентация диска. Альбом-то хороший вышел.

К.Ц.: — Одно время вы были редактором в журнале «Хулиган». Это была а-ля пощечина общественному вкусу. А вы-то там что делали?

В.В.: — Я там много чего делал. В журнал «Хулиган» попал совершенно случайно. В нашем дворе меня знала вся местная шпана, и один из шпаны говорит: «Смотри, какой журнал». Я полистал, на мой взгляд, он был каким-то таким прикольным, эпатажным, но мало профессиональным. Я сказал: «Надо еще тут расти». Он принес следующий номер и говорит: «Смотри, как круто. Сколько здесь рецензий!» Я читаю музыкальные рецензии на диски и понимаю, что написано плохо. Просто из рук вон. Человек, который это пишет, вообще не понимает в музыке ничего. Это меня задело. Я написал письмо по «электронке»: ребята, вас читают парни с улицы, смотрят вам в рот, а у вас такая вот хрень. Короче, ребята, дайте автору люлей и попросите, чтобы он был более внимательным. Получил письмо с приглашением вести музыкальную рубрику. А я был безработный, как обычно в то время, поэтому согласился. Это был 2003−2004 год, считаю, самое лучшее время у журнала, мне очень нравилось там работать. Это было абсолютно уникальное явление. Таких журналов не было никогда и уже ясно совершенно, что никогда не будет. Журнал абсолютно без правил, он реально жег, в нем можно было писать что угодно, любыми терминами. Это был самый настоящий рок-н-рол. Он был, конечно, во многом корявым, непрофессиональным, там были ошибки. Но он был настолько живой, это был сгусток энергии. Журнал можно было взять и от него, как от батарейки, заряжаться. Это был журнал, цитаты из которого писали на стенах. Потом его стали «причесывать» и, естественно, он перестал быть «Хулиганом». Я оттуда ушел сразу, потому что это было уже не интересно. Рок-н-ролл исчез. А нет рок-н-ролла — нет жизни. Это моя позиция такая, принципиальная. Любое дело должно быть тебе интересным. Абсолютно любое. От музыки и акварелей до изготовления столешниц. Нет ничего не интересного. Если ты в этом разбираешься, если ты внутри процесса, то любое мало-маломальское действие внутри процесса для тебя является актом каким-то. Я вот балет не люблю, допустим. Я его не понимаю. У меня была очень смешная история: с одной знакомой пошли в Большой театр. Я не хотел идти: может, на концерт? — Нет, пойдем, надо приобщаться. Ну, приобщаться, так приобщаться. Пойдем. А я, зима еще была, выпил слегка перед этим. Потому что всухую скучно приобщаться-то. И — уснул. Меня будят. Я: Нет, нет, я смотрю, мне очень интересно. Я об этом говорю без всякого стеснения. Потому что балет — это очень интересно, это очень тонкое и такое, действительно, интеллектуальное искусство, что называется, не для всех. Но нужно понимать, что там происходит. Ехал в машине, слушал радио, была передача о балете. По радио рассказывали про балет. Причём, чуть ли не Волочкова ее вела… Нет, Плисецкая. Перепутал. Было ужасно интересно. Я понимаю, что меня затягивает, что мне становится интересно. Настолько вкусно рассказывается. Но я переключился, потому что не хватало мне ещё и балетом заняться. Потому что это тогда будет ад вообще для моей жизни. И я понял, что все интересно, но нужно просто быть в контексте. Понимать, что происходит. Смотреть на балет, не зная, почему так все построено - не интересно. Слушать оперу, смотреть на акварели. Нет смысла идти в Третьяковскую галерею, если ты не понимаешь, как вообще развивалась живопись… А просто ходить, смотреть так: вот картинка, вот картинка. Это трата времени.

К.Ц.: — Ладно, будем надеяться, что мы тут не совсем бесплодно провели наше время, да и тех, кто будет смотреть и слушать нашу беседу. Добавлю, что именно у нас сейчас состоится премьера вашего клипа «Глаза наших детей».

Полная версия на видео «Открытой студии».

Над программой работали: Константин Цивилев (ведущий), Майя Мамедова (продюсер, редактор видео, текста), Елена Наумова (фото), Александр Фатеев (оператор).