
Сергей Шаргунов: Здравствуйте, друзья! С вами Сергей Шаргунов, «Свободная Пресса» и наш гость — Эдуард Лимонов: политик, писатель, лидер «Другой России». Здравствуйте, Эдуард!
Эдуард Лимонов: Добрый день.
С.Ш.: Сегодня поступила новость: будто бы заканчиваются так называемые ремонтные работы на Триумфальной площади. А несколько дней назад здесь у нас был депутат Госдумы господин Сидякин, который рассказывал о том, что был близок к НБП* и знаком с вами. Мы обсуждали, в том числе, и Триумфальную, и он согласился со мной, что ремонтные работы там — это, пожалуй, миф. Что там происходит и ждете ли вы, что власть однажды 31-го числа разрешит вам провести там митинг?
Э.Л.: Пока не увижу, что забор убрали, — не поверю. Уже свыше полутора лет господин Майоров, представитель Департамента безопасности мэрии, и наш господин мэр Собянин утверждают, что вот-вот, сейчас, еще немного — и забор уберут. В последний раз перед Новым годом — в ноябре прошлого года — они об этом говорили. Ну, забор не убрали. Между тем, ведь еще с лета прошлого года принят новый закон — абсолютно дебильный, несправедливый, глупый, дерзкий, наглый — как угодно, — который запрещает предоставление для публичных мероприятий площадок тем уведомителям, которые более чем два раза были наказаны за нарушение административного кодекса. То есть, например, за проведение неорганизованного публичного мероприятия, несанкционированного. Вот я — один из таких людей; их горстка всего-навсего, и я вообще считаю, что этот закон был направлен непосредственно против меня и заявителей на Триумфальной — Константина Косякина того же, Лолиты Цария. Уже есть закон — яма не нужна, яму можно закопать. Яму выкопали — я напоминаю тем, кто уже не помнит этого — 2010 год, 25 августа… Это же подлая власть, врущая, основанная на лжи. У Сталина было НКВД, а здесь такая тотальная ложь — ложь-ложь-ложь-ложь, — и конечно, никаких там археологических находок не было…
С.Ш.: Ни одной?
Э.Л.: Да нет, я думаю, привезли там пару черепков из какого-нибудь…
С.Ш.: Там же было что-то было связано со старинной каретой, по-моему…
Э.Л.: Нет, там раскопали туалет шестидесятых годов — это точно. Это смешно, дерзко и как бы оплеуха обществу. Только у нас, у общества слоновья терпимость и оно не понимает этого. Ну, короче, я не верю. А если уберут — ну уберут, да, а дальше что? Я предвижу, что 31 мая они все равно перестрахуются и сдадут площадь на этот вечер в аренду каким-нибудь нашистам, или кто там — «Россия молодая» или еще каким-то подлецам.
С.Ш.: Это заграждение называют уже памятником Эдуарду Лимонову под памятником поэту Маяковскому. А все-таки, вы не прогнозируете — это вопрос от нескольких наших читателей — что власть вдруг как-то смягчится к вам, учитывая вашу критику последнего времени в адрес Болотной оппозиции?
Э.Л.: Да никакой роли это не играет. Смотрите, вот Немцов — он сам говорит, — такие заслуги у него перед властью! «Я спас власть! Они должны были поставить мне памятник на Лубянке вместо памятника Дзержинскому!» — Имеется в виду, что он увел протест с Площади революции на Болотную 10 декабря 2011 года. Но, тем не менее, уже в двадцатых числах Live News публикует вот эти все записи телефонных разговоров Немцова. Тот, кто считает, что власть благородна, тот жестоко ошибается. Она нигде не благородна, не только у нас. Одной ногой: «А, ты нам пособил. Ну, молодец, хорошо!», а тут вот тебе — и впаяли. Они не работают так вот: «вот они вдруг смягчились»… Какого дьявола? Идет принципиальная… Знаете — армрестлинг такой идет, между властью и нами. А мы настаиваем. Это очень правильно и очень здорово. Это не надо засчитывать как победу или поражение — на основании того, сколько людей приходит на Триумфальную. Каждый раз это — моральная победа тех нескольких сотен людей, которые там появляются, и меня в том числе. Мы приходим вопреки всему — четыре года уже.
С.Ш.: Развивая тему отношения власти к вам и вашего отношения к нынешней оппозиции (по крайней мере, она себя таковой называет)… Я не могу не произнести ряд вопросов, которые звучат. Это и суждения в социальных сетях. Многие считают, что Лимонов изменился, Лимонов перестал быть оппозиционером, Лимонов чуть ли не продался власти, и приплетают, в частности, вашу колумнистику в газете «Известия", и считают, что, якобы, вы уже повторяете траекторию политической судьбы Александра Проханова и тайно сотрудничаете с Кремлем. Что здесь правда?
Э.Л.: Ну это, как сказать, рассуждения людей неумных, недалеких и не понимающих, как все устроено. Мы провели второй съезд партии «Другая Россия» в прошлом году. И на этом съезде приняли несколько решений, среди прочих решений — концепция «Двух врагов», где сказано черным по белому, что нашими врагами политическими в стране является не только либеральная диктатура Путина, но и рвущаяся к власти буржуазная группа Немцова-Навального. По сути, мы считаем, они предлагают стране все то же самое, реформы, только примешивая к этому моральный кодекс строителя капитализма: «будет без коррупции и произвола". Ну слушайте, нам все обещают, что без коррупции и произвола. Можно верить… А где доказательства? Где? Мы не верим вам. Поэтому я выступаю против моих политических врагов. Они чего, до сих пор не допетрили, глупые умы, что я отношусь к ним после 10 декабря как к врагам, которых надо размазать? Ну поймите, что вы давно не мои друзья. Я был вам верным союзником много лет. Но когда вы просто сдали радикальную оппозицию, когда вы присвоили себе массы, пользуясь тем, что у вам машина информационная… У меня никакой машины, у меня есть мой авторитет, а у вас был совокупный ваш авторитет, вот это две чаши весов: тут я один, а тут все эти Немцовы, Купцовы, Рыжковы, Навальные… Конечно, эта чаша тяжелее, чем мой один авторитет. Плюс — информационная машина. «Эхо Москвы» — целая империя информационная. «Коммерсант FM», канал «Дождь», множество пропагандистов, сидящих в «Новой газете»… А тут — один Лимонов. Конечно, люди пошли послушно к тем, кто орал и имел возможность орать громче. Вот они и пошли за вами. Но вы же все погубили к чертовой матери. Вы погубили наше дело — то, которое мы готовили, в том числе и на Триумфальной, годами готовили, людей приучали не бояться, выходить, быть активными гражданами и так далее. Вот когда люди вышли, воспалившись этой историей с выборами 4 декабря, то такие юркие хитрые людишки в таких пальтишках кургузых выскочили и повели этих людей туда, где их ожидало поражение. Нельзя было уходить из центра города, где всё — центр города, здесь все нервные узлы города, Центральная избирательная комиссия, здесь Парламент страны, здесь Кремль, — и этих людей берут и уводят за реку, туда, на Болотную площадь. Это даже человек несведущий, только видевший схемы в школьных учебниках, и тот поймет, что это невыгодно, что это поражение. Битва, битва-то, она должна была быть здесь…
С.Ш.: Тогда я задам уточняющий вопрос, заметив на полях беседы, что я согласен с вашей оценкой того сговора, поскольку считаю, что аморально договариваться с властью за спинами рассерженных граждан, но 10-го я был на Площади Революции, и писатели Прилепин и Сенчин там были, и в целом я разделяю вашу оценку. Однако давайте заметим, что и Навальный, и Удальцов в этот момент находились в заключении на пятнадцать суток…
Э.Л.: Да, я с вами согласен.
С.Ш.: И не могли принимать решение.
Э.Л.: Это деталь. Там что-то произошло.
С.Ш.: Я понимаю вашу критику Немцова и Пархоменко…
Э.Л.: Я их критикую за другое.
С.Ш.: А вот эти двое сравнительно молодых людей. Как с ними быть?
Э.Л.: Давайте отделять одни предметы от других предметов. Я не упрекаю и не могу упрекать Навального за то, что он сидел в это время. Удальцова я упрекаю, потому что он поддался на какое-то неизвестное мне давление. До последнего держалась его супруга Анастасия еще 8 декабря, когда уже в ночь с 8 на 9 декабря в мэрии, в кабинете господина Горбенко господа Немцов, Пархоменко, господин Рыжков при посредничестве Алексея Венедиктова и при присутствии господина Громова из администрации президента заключили уже этот договор. Осталось, каким-то образом убедить сидящего в спецприемнике Удальцова. Он сидел там с 4 числа.
С.Ш.: Его жена утверждает, что ни на что одобрения не давала. Мы с ней буквально общались пару дней назад…
Э.Л.: Ну, у меня есть разные сведения, в том числе в жутком состоянии, расстроенная, звонила нашим общим приятелям, которые для нее являются авторитетами… 9 декабря она звонила — все равно ничего. Удальцов присоединился к этому уходу. Видимо на него было оказано давление, я думаю, поскольку там в то же время сидел Яшин, — это Немцов осуществлял давление через Яшина. К Удальцову претензии тоже есть. К Навальному по 10-му декабря претензий нет.
С.Ш.: Насколько я знаю, Навальный встречался с вами некоторое время назад, это было в блогах…
Э.Л.: Перед выборами в Координационный Совет оппозиции, да.
С.Ш.: И, насколько я знаю, он как-то признавал, что уход с Площади Революции — это было ошибкой. Не знаю, так или не так.
Э.Л.: Ну да, он это говорил. У него это звучало так, что вот «это было, но давайте двигаться дальше». И дальше — неожиданное, очень глупое решение собрать Координационный Совет оппозиции из всяких звезд шоу-бизнеса, светских шлюх, нескольких второстепенных литераторов и так далее и тому подобное. Вот это нелепо. Ну не могут эти люди… Не политические люди. Они не должны заниматься политикой. Политикой должны заниматься - как в басне Крылова, знаете… Великий дедушка Крылов нас всему научил, он сказал, что сапоги должен тачать сапожник, а пироги — пирожник, каждому свое. Не может Ксения Собчак быть… Она — телеведущая. Там она на своем месте. В передачах того жанра, которые она ведет, она — всё, я ничего не имею против. Но делать из Ксении Собчак — решателя судеб оппозиции… Это идиотизм.
С.Ш.: Ну, в предыдущие годы вы сотрудничали с так называемой буржуазной оппозицией.
Э.Л.: Да! Намеренно, сознательно.
С.Ш.: Почему же вот сейчас, например, даже незапятнанный в, как вы выражаетесь, предательстве 10 декабря, Навальный вдруг превратился именно во врага? А многие тысячи людей готовы выходить на улицы…
Э.Л.: Ну что мне тысячи людей. Я, знаете, в политике, по-моему, девятнадцать лет. Тысячи людей. Я видел тысячи людей и в 1993 году, и был среди этих тысяч людей, и в 1992, и что я только не делал. А Навального вина состоит в том сегодня, что вместо борьбы за власть, он увлекает общество на глупый и опасный путь сексота, который заглядывает в замочную скважину, находит там у депутатов какие-то огрешки и вот выкладывает это. Какое великолепие. Борьба за власть — главное! Если ты политический лидер, ты должен нам сказать, объяснить и организовать борьбу за власть. Да еще в российских условиях эту борьбу за власть нужно организовать так — легальным путем, — чтобы это не было нарушением закона. В таком полицейском государстве, как у нас, это чрезвычайно трудно. Он ничего не знает, политиком он является никаким, но люди неопытные, - у нас общество неопытное, оно талантливое, спору нет, оно способно на многое. Вы знаете, такой козел-провокатор, который стадо ведет куда — на бойню, но он не думает, что ведет на бойню, он думает, что все делает правильно. Но одновременно, он на эту роль обличителя даже не годится, ведь если ты обличитель, то ты должен быть похож на какого-нибудь Савонаролу в дырявом рубище, прорехи там, заношенное пальтишко или чего-то. А этот человек сам замешан в пяти, что ли, уголовных делах… Ну, я не верю в то, что он виновен, если разобраться. Но его вина в этих уголовных делах низводится до уровня банальности, потому что еще полмиллиона бизнесменов в те годы вели себя точно так же, и если судить его, то по справедливости нужно еще полмиллиона судить. Это один аспект. А второй аспект — он же Савонарола! Он же не должен, на нем ни пятнышка не должно быть, у него должен быть грязный плащ, порванный плащ, но никаких вот этих прилипших к нему — сколько он там задекларировал, 19 миллионов долларов, додумался это сделать… Я считаю, что Навальный — это тупик нашего общества, и люди зря тратят время на это. И не надо этого делать. И это опасно. И он вреден. Вот моя позиция! Вреден!
С.Ш.: А вот такой вопрос. Как вы думаете, без психоза по поводу «за любую партию, кроме «Единой России», — вы всегда осуждали эту кампанию…
Э.Л.: Я и сейчас осуждаю!
С.Ш.: Вышли ли бы действительно тысячи людей на Болотную площадь с тем, что у них украли голоса?
Э.Л.: А вы не находите абсолютную нелогичность того, что человек, который призывал голосовать за любую партию, кроме «Единой России», потом возглавляет движение, которое кричит «Государственная Дума нелегитимна"? Ну каким образом? Любой учитель начальной школы знает, что это нелогично…
С.Ш.: Это была форма троллинга…
Э.Л.: Это политика! Не надо с вашим троллингом с этим. Модные словечки… Это политика! Надо было бойкотировать выборы вообще. Не легитимизировать эти выборы.
С.Ш.: Ну вы видите связь между количеством протестующих и вот этой тактикой голосования — голосовать за любую партию?
Э.Л.: А меня нисколько не убеждает количество протестующих. Если завтра смогут сменить власть сто человек, только будем аплодировать. А если сто тысяч не могут, ну и пинком под зад — не смогли же, чего. На футбол тоже ходят шестьдесят, семьдесят тысяч — и что? Чуть ли не два раза в неделю ходят.
С.Ш.: То есть, вы не думаете, что есть что-то поворотное в том, что вдруг столько людей вышло на улицы?
Э.Л.: Это каждый может радоваться лично и сказать себе: «Я преодолел свою трусость». Каждый из этих участников. Но это их личная победа. А общество потерпело поражение, именно потому, что их вели неловкие, глупые и неопытные люди. Вот против них я никогда не устану — назовем это пышно — сражаться. И просто размазывать их насколько возможно.
С.Ш.: К вопросу о сражениях и к упомянутому вами слову «бойня». Вы не прогнозируете того, что могут повториться события 6 мая прошлого года — столкновения с полицией… Что вы ждете от нынешней уличной активности?
Э.Л.: Ну, столкновения с полицией. Одни в форме, другие без формы, молодые люди друг друга немного помордовали. И чего в этом такого — делаете из этого дичайшую трагедию. Судить их, конечно, не надо, и полицию премировать квартирами тоже не надо. Это столкновение! В конце концов, знаете, я не сторонник западного общества, я как никто другой его критиковал и еще в 90-ом году издал книгу «Дисциплинарный санаторий"… Это закономерно — то, что люди на улицах доказывают друг другу свою правоту, иногда задевая друг друга кулаком или куском асфальта. И что? Делать из этого то, что у нас происходит? Мы что — детский сад, нам надо бить по рукам за то, что мы схватили жука какого-нибудь с дорожки? Брось, гадость, — по рукам, по рукам. За что?
С.Ш.: Согласитесь, двадцать лет таких вот столкновений, по сути, не было, не считая некоторые потасовки на Антикапе в начале нулевых. Поэтому это многих впечатлило, включая, так скажем, городскую среду.
Э.Л.: Мы с вами друг другу не противоречим.
С.Ш.: Я с вами согласен.
Э.Л.: Потом, не надо замалчивать Манежную. Не было «двадцать лет». Не надо замалчивать те же Марши несогласных. Сейчас люди, наконец, оглядываются чуть-чуть назад и говорят: «Вот, в 2007 году около восьми тысяч практически захватили Невский». Либералам сегодня выгодно начинать историю с 10 декабря. Они абсолютно не видят даже ближайшие даты. Например, если мы посмотрим даже 6 декабря 2010 года. Люди вышли на Триумфальную! Я их не звал. Я сам пошел, узнав, что они туда идут, и я туда приехал. Там было до десяти тысяч человек. Вся Тверская была черна от народа. И количество задержанных было небывалое вообще за все время, это ГУВД признало, я помню цифру — 569 человек. И почему — еще подлость так называемых буржуазных лидеров — в чем? Уже утром 7 они сбежались где-то в кафе в центре города, — об этом писал Рыклин, — и стали обсуждать ситуацию, потому что они поняли, что протест уйдет на Триумфальную, если они не подсуетятся. И вот они подло подсуетились, уже 8, на следующий день вечером, они были в кабинете вице-мэра Горбенко и предложили свои услуги — увести из центра, спасти… Когда, наконец, ваши слушатели, читатели, зрители научатся мыслить ясно? Вот это надо осмыслить, то, что произошло. Понять, что вина — это не вина власти, что у нас не произошла революция 10 декабря, — это вина ваших вождишек! Вот этой оказавшейся не на том месте, не в то время подлоты. Немцов из школы Ельцина — человек, привыкший к трюкам, к подножкам, ударам из-за угла и так далее. К подлости. Причем я оперирую словами со знанием дела, стараюсь держаться на грани приличия. Ну, подлец — это тот, кто не соблюдает правил, не имеет никаких моральных обязательств по отношению ни к кому, а преследует только свои цели.
С.Ш.: Какие перспективы у этого уличного протеста и что вы посоветуете человеку, который однажды вышел на улицу? Вы обращаетесь к слушателям и зрителям, — что им теперь, больше никуда не выходить?
Э.Л.: Массовые возмущения, к сожалению, вспыхивают редко. Последний перед 2011 годом был Протест патриотов, это был 1993 год, это было очень серьезно и очень трагично. То, что произошло на Болотной площади 6 мая — детский лепет по сравнению с тем, что произошло 3 и 4 октября. Там было только зафиксировано 173 трупа. Это смерти, это кровь. Это ужасно и трагично. А потом люди испугались и исчезли, их не было 18 лет! Вот в этом огромная печаль наша с вами и России. Не дай Бог… Нам что, опять придется ждать 18 лет? Я надеюсь, что нет. Следующее. Конечно, либеральные вожди дискредитировали этот честный, естественный и абсолютно благородный порыв людей, вот этот протест. Они дискредитировали и себя, и либерализм вот этими неуклюжими историями, женщинами в норковых манто, какой-то дурью, Артемием Троицким в костюме презерватива, выступавшего на Болотной площади, и всей вот этой пошлятиной, которую они принесли из шоу-бизнеса, из телевидения. Плюс вот это высокомерное самоназвание: «Мы — креативный класс». Слушайте, я вот — один из самых, я считаю, креативных людей России моего времени, но я постыдился бы говорить такие вещи. Я только иронически мог бы сказать что-то такое, смеясь над этим внутренне, но вот говорить: мы — креативный класс, а все остальные, значит, зеленые кузнечики, хомячки, как сейчас говорят. Нет, это было нехорошо, это отвратительно, и народ это почувствовал. Он все это видел, подсматривал, федеральные каналы что-то показывали. Это расширило и без того огромную пропасть между народом и буржуазной интеллигенцией. И теперь — следующий взрыв может быть только по одному поводу: вопиющее неравенство. Почему партия «Другая Россия» выступила с этим злобным, на самом деле, лозунгом, в радикальном звучании «все отнять и поделить», в не радикальном — пересмотр итогов приватизации? Только это может сплотить людей. Потому что городские волнения по поводу результатов выборов понятны и близки наиболее просвещенной части общества. А та, которая менее просвещенная, — ей понятно, что происходит: олигарх купил два острова у Онассиса, у наследника, остров Скорпиос и какой-то там рядом; - и так спокойно говорится: «Более, чем за сто миллионов долларов…". Я, помню, зарабатывал 31 тысячу рублей в месяц. Сейчас я зарабатываю больше, но не намного. В «Известиях» платят много, но не каждый день. Расставим все акценты. Я, между прочим, начинал свою карьеру в России журналистом в газете «Известия", и в девяностом году я прислал свои первые статьи по почте и их стали печатать. И я стал дико популярным. А я не ушел бы никогда из «Известий", меня все устраивало, но пришел новый редактор, Голембиовский, и я ушел к Чикину в «Советскую Россию». В эти уже «Известия" я пошел по простой причине: мне надоело, что сайт «Грани.ру», который платил мне копейки, сущие, был так капризен, и они не брали мои статьи, когда им не нравились мои красно-коричневые убеждения. Последнюю статью по поводу пересмотров итогов приватизации они не взяли. Я обратился в «Известия", и они, не убрав ни единого слова, эту статью опубликовали. Самые острые мои статьи насчет либеральных вождей я ведь опубликовал у вас, в «Свободной Прессе». А я писал и пишу в «Известиях»… Во-первых, я не колумнист. Я время от времени публикую у них статьи, и статьи характера юбилейного. За неделю до смерти Уго Чавеса, например, «все отнять и поделить». И не надо мне указывать! Есть моя позиция! Я не белый, как белоленточники, я не черный, как власти. Я красный, вообще говоря. Вот и принимайте меня как красного.
С.Ш.: По поводу «отнять и поделить». Проблемы ипотечников России. Для многих это — единственный способ купить жилье. Что «Другая Россия» может предложить людям?
Э.Л.: Проблема жилья волнует всех. Тот, кто ее решит, того запомнят люди еще на сто лет. Тут завязаны все интересы. Я говорил еще лет 19 назад. Надо лишить сверхприбыли строительные компании. Есть конгломерат строительных компаний, это выгодно, никто менять ничего не будет. Нужна новая, революционная власть, которая все это сметет. Нужно установить жесточайший контроль, строжайшие цены на стройматериал, на все. Это только нежелание власти, они не хотят работать каждый день. Путин, кажется, первые два срока вообще проспал. Он стал работать только, когда стал премьер-министром. Лежали они все на мешках с деньгами. Сейчас Путин, конечно, улучшается. Такими темпами годам к ста двадцати вообще, может, демократом станет.
С.Ш.: Эдуард, я помню, как с разгромным счетом вы выигрывали в программе «К барьеру». Как думаете, вас могут разрешить на телевидении, а «Другую Россию» допустить к выборам с вышеизложенной программой?
Э.Л.: Я думаю, что нет. Были поползновения нашего телевидения использовать меня в борьбе против либералов, которые я все методично отвергал. Одно дело — я писатель, я пишу. Но я не хочу помогать кому-то бороться с кем-то. Но выступать на телевидении в роли приглашенного, который будет чего-то там подвывать — нет. Я отверг и Соловьева приглашение. Это моя позиция принципиальная. Я не против того, чтобы на федеральном канале объяснить себя, хотя бы в часовой передаче, чтобы люди поняли. Но не в хоре голосов.
С.Ш.: Вы сказали про либеральную диктатуру, одновременно вы сказали, что власть, кажется, стала чуточку эволюционировать. Вопрос мой таков: последние консервативные законы власти — это политтехнологии? Попытка еще раз расколоть общество, разделив его на так называемую гламурную и оторвавшуюся от народа оппозицию и консервативное большинство или за этим стоит что-то подлинное?
Э.Л.: Столько наворочили, наделали, напортачили сами вожди-либералы — никакая власть не может причинить такой ущерб для разрыва между большим народом и этой городской интеллигенцией. Власть воюет уже прошедшую войну, воюет против интеллигентов. Поэтому вводятся эти маленькие закончики — ну, против интеллигентов это работает. Но против жителей моногородов, которые выйдут «все отнять и поделить», приедут в Москву, — это не будет работать. Эти все законы рассчитаны на законопослушных кроликов. На вежливых, на боязливых. А кто-нибудь выставит вагон водки — и сметут все к чертовой матери.
С.Ш.: Ну а с какого рожна выйдут простые трудяги? Вы же сами указывали, что движущая сила революции — это маргиналы, богема, та же интеллигенция.
Э.Л.: Как в книге 1984 год, власть не контролирует простой народ. Не умеет. Поэтому партию НБП судили вместе с чеченцами? Мы же и сидели вместе с чеченцами. Потому, что власть понимает, мы — потенциальный детонатор. Вот это злое, завистливое мясо в народ так рванет, что ой-ой-ой. Много людей не надо. Но одной такой партии достаточно, чтобы… Но нас, конечно, мало, надо еще. Теперь нам говорят: «Вы тут считаете, что мы тут потерпели поражение 10 декабря. Но даже если бы мы остались на площади, все равно бы люди не пошли, они не были готовы…» Тот, кто говорит это, — они не имеют понятия, каким образом работают толпы. Мой первый в России опыт — 23 февраля, борьба с ОМОН. Как это происходит - все были недовольны поднятием цен. И люди пришли — они стоят, они не знают, куда идти. И вот мы стоим, на Маяковке, и стоит преграждение из трех рядов КАМАЗов. Люди начинают задирать водителей. Все смелее. А сзади прут. Мы переходим на второй, на третий ряд грузовиков. И какие-то мужики говорят: «Беремся за руки. Прыгаем». И мы пошли, пошли, пошли… Мы прорвали семь цепей.
С.Ш.: В 1992 году 17 марта на Манежной площади…
Э.Л.: Опыта не было. Мы не знали, что надо было только сделать шаг… Там было 350 тысяч как минимум на Манежной!
С.Ш.: Этот шаг был сделан в 1993 году. Двадцатилетие тех событий. 3 октября люди прорвались, разблокировали Белый дом, пошли на Останкино, и тем не менее — все было потоплено в крови. Что для вас, прежде всего, эти события? Лично и для политика. И можно ли сказать, что зафиксировавшийся тогда строй продолжается по сию пору?
Э.Л.: На самом деле, безусловно, была расстреляна демократия. Ночью с 3-го на 4-е декабря была из танковых орудий уничтожена демократия в России. Все, что потом последовало, — месть за поражение, введение диктаторского режима. Плюс это сопровождалось отвратительными всякими сценами, я потом видел записи, сам я был в эту ночь в Останкино, потом пытался пробраться к Белому дому 4-го… Я там все время был, я был из первой десятки людей, которые пришли, и был назначен на пост № 1, который выходит на Москву-реку. Там было два милиционера, один хромой парень и я. Меня назначили начальником над ними, потому что я в том же году приехал с войны в Югославии, и меня спросили, я сказал: «Я, вообще-то, воевал». У нас было на всех два пистолета и два мента, хромой парень и я. Защитники.
С.Ш.: Был ли шанс тогда у тех, на чьей стороне вы оказались?
Э.Л.: Был. Надо было действовать быстро и не сидеть. Типичная не мобильность — это не одну революцию сгубило. Они изолировались в этом доме и занялись абсолютно ненужным делением постов, голосованием, выбрали ныне покойного генерала Ачалова министром обороны. Надо было наоборот пойти в министерство обороны и начать отдавать приказы, либо перетянуть министра на свою сторону. В революции надо быть умными. Удачи еще не было. Это еще один важный компонент. А ее не было. Она не такая редкая, она неизменно появляется, то есть она есть. Но тогда не было. Я тогда в общественном смысле ничего из себя не представлял, к сожалению. Я знал, что надо людей призывать, но если бы я призвал, никто бы не пошел. А призывали расходиться. Надо было ловить момент.
С.Ш.: Что будет с потерпевшими по делу 6 мая? Будут ли еще аресты? Что будет с Навальным? В чем разница между вашей отсидкой в тюрьме и в лагере и Навального?
Э.Л.: Разница огромная. Я был арестован по обвинению в попытке организации вооруженного переворота в Восточно-Казахстанской области, был обвинен в приготовлении к актам терроризма, в создании незаконных вооруженных формирований — это 205 статья, 208-я, в закупке для этих целей партий оружия, взрывчатки, это 280 статья,
С.Ш.: Навального посадят? Удальцова посадят?
Э.Л.: Это разные судьбы. Навального будут судить по всем этим четырем, кажется, делам. Первый суд, может быть, будет относительно не медленно происходить, а остальные будут нарочито медленными, и хорошо освещаться, дабы в мозги даже каждого полудурка вонзилось это слово: «мошенничество», «мошенничество». Они могли объединить все эти дела в одно, я это хорошо знаю, но они не сделали этого, они хотят растянуть. Сейчас важно не наказать, важно нейтрализовать. Тут можно прыгнуть к Удальцову. Что произошло с Удальцовым? Его нейтрализовали! Его посадили под домашний арест. Есть все основания посадить его в СИЗО. Но это героично. А власть не хочет делать героя. Они хотят избавиться вот таким не героическим путем. Дату суда над Развозжаевым еще не установили. Вот об этом я и говорю — что будут долго… Удальцов размагничивается, выцветает из памяти. Он должен появляться - это черные очки, это бритый череп. Когда его нет — его и нет. Это очень психологически верный ход, — дали ему этот домашний арест. Вернемся к Навальному. Его будут долго судить. Я думаю, ему дадут первый срок условный. У нас есть случай в российской судебной практике, по-моему, случай Валентина Ковалева, — 9.5 лет условно. Вот Навальному дадут сейчас лет шесть условно. Потом будет следующий суд, медленный. И в конце концов он окажется с каким-нибудь «одиннадцать лет и семь месяцев условно». И будет он вести себя вынужденно кротко. Потому что ты не хочешь уйти на эту бездну времени головой вперед — на 11 с половиной лет. И ему будут прощать, даже если он будет что-нибудь расследовать, потому что в тюрьме он будет более опасен. Вот такие мои предвидения относительно Навального. Что касается Удальцова, то, видите, сегодня идет полузакрытый процесс над Лебедевым. То есть они не хотят оглашать его показания, как я понял из того, что сегодня слышал. Они не хотят вооружать адвокатов Развозжаева и Удальцова какими-то сведениями о том, на каком фронте им следует обороняться и каким образом. Кстати, дело Развозжаева и не рассматривается пока. Его хотят отправить — на основании того, что говорит Аграновский, — либо в Челябинск, либо в Ангарск. Почему в Челябинск — потому что оттуда он написал свое заявление на следователя, что он, якобы, опознал его как человека, который его пытал. Я в это не верю. Этого быть не может. Потому что при режиме Путина и Ельцина следователь — это другая инстанция. Следователь не занимается оперативной работой. Ею занимаются всякие костоломы и прочие. А следователь ткет «свитер» уголовного дела. Он быстро мелькает спицами и все, что попадется, он туда вплетает. Аграновский сказал, что они немного замешкались, потому что у Развозжаева был приступ сердечный в тюрьме. Это я к тому, что суд над Развозжаевым откладывается. И они его будут откладывать как можно дольше. Чтобы размагнитить. Заметьте, даже дело Ходорковского никому не интересно уже. Заглохло! Появились свои герои… В общем, те, кто считает, что Навальный становится все более и более популярным, и что у него блестящее политическое будущее, и что ему поможет отсидка — те неправы. Голодовку Шеина уже почти никто не помнит. Одна история сменяется другой, ну и Навального так унесет. Фигурантов 6 мая осудят так же, как активистов с Манежной.
С.Ш.: Можно ли прогнозировать новые аресты политических лидеров?
Э.Л.: Я думаю, что наметилась основная ткань. Во всяком случае, следствие для себя выяснило и дает нам понять, что так оно и было. Это был заговор левых: Удальцова, Развозжаева, Гиви Таргамадзе, 250 тысяч долларов, пришедших от Гиви Лебедеву, 750 тысяч, пришедшие из Сколково…
С.Ш.: Большой вопрос, делился ли Пономарев этими деньгами с оппозиционерами…
Э.Л.: Это уже следователи будут копать. Я думаю, самого Пономарева посадят в конечно счете.
С.Г.: И все упирается в 10 декабря, когда проявили нерешительность.
Э.Л.: Первая группа: Немцов, Пархоменко, Рыжков сознательно предали дело. Они себя переоценивают. Им кажется, что восстала вся страна. Увы, нет.
С.Ш.: Ольга спрашивает, кто ваши союзники.
Э.Л.: Левые. Партию «Другая Россия» приняли в «Форум Левых Сил». Сейчас готовится мероприятие 1 мая, мэрия пока не дает согласия, ну, посмотрим, что будет.
С.Ш.: Что вы можете сказать о росте национализма в России? Спрашивает Павел.
Э.Л.: Я думаю, что власть сейчас успешно перехватывает эту тему у националистов. Их силы распылены. Буржуазная часть националистов — это Крылов, это господин Тор, — они ушли с либералами. И, по-моему, себя там прекрасно чувствуют и хотят там остаться. Выделилась радикальная партия национализма — это партия «Русские», Дёмушкин, вот они грозят остаться в одиночестве, потому что сейчас образуется левая коалиция, но Дёмушкин не может пойти к либералам. Плюс власть ведет себя умно. Выступил Рогозин и говорит: «Да, мы, может быть, в этом году введем визовый режим с Таджикистаном». Это значит, власть вышибает знамя из рук националистов, то есть она принимает визовый режим или, хотя, делает какие-то шаги по его принятию — это очень заставит поблекнуть лагерь националистов.
С.Ш.: Ясно. Вот вопрос от соотечественника за рубежом — не могу не зачитать. Тысячи людей, которые родились и выросли в России, власть отказывает в получении гражданства. Закон о гражданстве не распространяется на тех, кто жил в РФ до 1991 года. Пожалуйста, прокомментируйте этот абсурдный закон и посоветуйте, как бороться с такой вопиющей несправедливостью.
Э.Л. Нужно бороться за падение вот этой единоличной власти. Наша обновленная Государственная Дума сможет найти выход из положения. Мы несем обязанности по отношению к таким гражданам. Мы нуждаемся в них. Надо упростить до минимума процедура принятия гражданства. Широко озвучить не только права, но и обязанности граждан. Конечно, не надо брать доказанных уголовных преступников. Ну, надо посмотреть. Но процедуру упростить. Нам нужны люди.
С.Ш.: Как оцениваете деятельность Кургиняна и Проханова?
Э.Л.: Не слежу за деятельностью Кургиняна. Проханова я слушаю на радио «Эхо Москвы». Порою он ядовито-остроумен и радует меня.
С.Ш.: Много ли прибавили власти те патриотические деятели, которые выступали на Поклонной горе?
Э.Л.: Трудно сказать. Если бы я был владельцем какого-то организма для выяснения общественного мнения… Я не знаю — прибавил, убавил. Я в других категориях мыслю.
С.Ш.: Когда это происходило, вы оценивали это как меткую находку власти.
Э.Л.: Я считаю, что, безотносительно к личности Кургиняна или кого-то, митинги, которые власть стала проводить в ответ на митинги рассерженных горожан — очень умный ход. Не так важно, кто, как, кого собрал. Ну, привезли. Но у вас тоже неизвестно кто пришел, какие-то в норковых манто, и пришли, наверное, какие-то работяги — и что, на этом основании говорить, что не было 120 тысяч? Ну, власть доказала, что может еще большие митинги собирать. Хороший удар.
С.Ш.: Какую наиболее подходящую политическую систему предпочли бы вы видеть на данном этапе?
Э.Л.: Народный социализм такого типа, как Чавес установил у себя. Он установил потерянное природное равенство. А мы сидим как телята глупые. Мы должны национализировать нефтяную промышленность. А Чавес это сделал. Нужно потакать народу. Пусть народ хотя бы раз в сто лет проживет десять лет при нормальном режиме, который будет думать о нем. Пускай исключение будет в русской истории.
С.Ш.: Когда ждать от вас новую книгу?
Э.Л.: Новую книгу? Не знаю. Это трудно сказать. Вот сейчас я опубликовал свою первую электронную книгу, «Проповеди»…
С.Ш.: «Ментовской роман»?
Э.Л.: А «Ментовской роман» я делал для сайта «Весна», а он загнулся из-за недостатка средств, и поэтому что-то затормозилось.
С.Ш.: Вы можете продолжить этот роман! Присылайте нам, в «Свободную прессу». Мы будем очень рады.
Э.Л.: Я несколько охладел к затее. Ну, посмотрим. Поживем — увидим. Спасибо.
* Деятельность межрегиональной общественной организации «Национал-большевистская партия» запрещена (решение Московского городского суда от 19.04.2007).