Никита Масленников: «Передел собственности — национальный обычай на Украине»

(продолжение см. ниже)

Андрей Полунин: — Добрый день, друзья! С вами «Свободная Пресса». Андрей Полунин и наш гость — руководитель направления «Финансы и экономика» Института современного развития Никита Масленников. Никита Иванович, здравствуйте.

Никита Масленников: — Добрый день. Здравствуйте.

А.П.: — Сейчас, как известно, идет шестидневный визит Владимира Путина в Латинскую Америку. Он в Бразилии встречался с Ангелой Меркель, они обсуждали ситуацию на Украине и пришли к выводу о тенденции к деградации. В то же время Порошенко, который, как ожидалось, тоже приедет в Рио-де-Жанейро, встретится с Путиным. Но он не приехал: стало быть, мир Порошенко не нужен. Никита Иванович, вы еще в мае говорили, что Украина неизбежно столкнется с экономическими трудностями. Означает ли это, что эти экономические трудности действительно будут, и они как-то позволят умерить активность действий украинской армии на востоке? Будет ли экономическая нестабильность на Украине таким дестабилизирующем фактором, который заставит украинские власти что-то предпринимать, делать приоритет на решении этих проблем, а не на войне с юго-востоком?

Н.М.: — Я бы сказал так, что экономические трудности уже имеются. Причем, даже если чисто формальный критерий применять, то, конечно, украинская экономика переживает явно кризисный спад. Это — по самым умеренным прогнозам. В этом году она не досчитается процентов пяти — шести валового внутреннего продукта. Достаточно непростая ситуация с национальной валютой: она с начала года обесценилась более чем вдвое. И хотя Национальный банк Украины делает максимум возможного в такой ситуации, пытаясь отпускать валютный курс, вообще проводя более или менее гибкую, но в то же время достаточно жесткую денежно-кредитную политику. Но одних усилий украинского регулятора совершенно недостаточно для того, чтобы экономику удерживать на плаву и как-то заблокировать саму траекторию соскальзывания вниз. Это мы видим, это действительно так. Наверное, такой критический временной отрезок начнется с конца августа и весь сентябрь, и вот тогда нужно будет, естественно, принимать какие-то решения, потому что еще примешивается к этому еще и фактор газовый. Потому что сейчас переговоры приостановлены, а тем ни менее, все равно начинается осенне-зимний сезон, нужно закачивать российский газ в подземные хранилища, чтобы не нарушать потом уже ритмичный график самого транзита в Западную Европу. Это тоже серьезное обстоятельство, уже как бы чисто технологическое. Потому что это надо делать, иначе тогда зима спросит… В общем, совершенно непредсказуемо оказывается Украина. Поэтому на таком сгущенном, очень непростом фоне мы сейчас можем увидеть картинку всех украинских экономических дел. Ко всему этому примешивается, естественно, главный сегодняшний фактор стабилизации внутриполитический и экономический, соответственно, это ситуация на юго-востоке. На мой взгляд, есть, по большому счету, время от сегодняшнего дня, то есть от 15июля до, скажем, середины 20-х чисел августа, чтобы вопрос был урегулирован, иначе мы имеем основание предполагать, что на Украине развертывается полномасштабный кризис экономики. Если не будут решены каким-то образом вопросы с юго-востоком, какой-то конструкции мирного сосуществования, (я так осторожно выражусь), то тогда совершенно гарантирована гуманитарная катастрофа в этих регионах. Сейчас осталось не так много времени, чтобы все это найти, прийти к приемлемому решению. А почему Порошенко не приехал в Рио-де-Жанейро? Думаю, слишком уж много проблем сейчас в самой Украине. Во-первых, и юго-восток, и бесконечные консультации по поводу того, как же будет проходить конституционная реформа. И не менее бесконечные плотные консультации, а когда же проводить досрочные выборы в Верховную Раду, и как формировать правительство и все органы исполнительной власти. С одной стороны, президент вроде как имеет право, но с другой стороны, ему надо пропускать очень многих кандидатов через Раду. А кого там пропустят, кого нет? Плюс еще фактор Майдана, который провоцирует некоторые горячие головы, вроде Авакова, на совершенно малопонятные высказывания, типа проекта ФСБ и так далее и тому подобное. Ну, это как бы его зона ответственности и пусть он потом пояснит, что имел в виду. Но тем ни менее. ситуация такая. Поэтому, мне думается, что сейчас, в июле — августе, это то время, когда должны быть найдены пути к возведению некой, хотя бы промежуточной, конструкции, исключающей, по крайней мере, боестолкновения, применение оружия. Каким образом это будет выстроено, предложений на этот счет достаточно много. А мы знаем все нашу российскую повестку дня по этому поводу. Хотя очень показательно то, что Дмитрий Песков, пресс--секретарь Владимира Путина, назвал полным бредом подозрения, что Россия ударит точечным ударом по украинским вооруженным силам, которые обстреляли наш Донецк и там еще возможны повторения такого рода провокаций. Ну, это война, а на войне всегда бывают совершенно непредсказуемые вещи. Я думаю, что вот такая сдержанность, она лишний раз еще повод к тому, чтобы задуматься: в общем-то Россия на самом деле стремится сделать, чтобы ситуация там пошла по линии деэскалации. Есть предложения, конечно, и со стороны европейцев, они тоже весьма озабочены этой ситуацией. Есть какие-то намерения возобновить работу контактной группы. Вот сейчас Меркель и Путин договорились, что, может быть, пока на первых порах, это в режиме видеоконференций будет. Потом, как только до чего-то можно будет договориться и выяснить, что это можно сделать реально, тогда собираемся с участием всех сторон и движемся «степ бай степ». Но для европейцев это тоже озабоченность. Потому что напомню, международно-валютный фонд, который достаточно трудно заподозрить в какой-то геополитической ангажированности, тем ни менее, обратил внимание, что, если развитие кризиса экономического на Украине будет продолжаться так, как этот сценарий просматривается, то в общем-то, это довольно неприятная вещь для глобальной экономики в целом, которая сегодня очевидно начинает притормаживать. Ну, так вот происходит по ряду обстоятельств, что она тормозит, еще добавляется возможный призрак дефолта, потому что здесь тоже все серьезно. Следующие транши могут быть не получены, если не будут соблюдены определенные условия. И пока не будет движения по деэскалации ситуации на юго-востоке, я думаю, что судьба следующих траншей Международного валютного фонда, она в сослагательном наклонении: может, дадим, а может — нет. Этот фактор давления международных финансов на принятие решения до конца свой потенциал еще не исчерпал, я думаю, что это опять-таки, задача июля-августа. Мы это все увидим. Но европейцы озабочены, вернусь к Международному валютному фонду, потому что его глава, такая харизматическая леди Кристина Лагард, она как-то сказала, что, мол, на самом деле-то ведь Восточная Центральная Европа достаточно серьезно может пострадать. Некоторые страны от полупроцента до процента ВВП могут потерять, из-за того, что будет происходить все то, что сейчас происходит. Поэтому, строго говоря, внутриполитическая украинская ситуация, которая транслируется на экономику Украину и дальше передается уже до Центральной Восточной Европы — это предмет серьезной заботы. И надо сказать, что европейцы достаточно рационально подходят ко всей повестке уже трехсторонних отношений Россия -Украина-Евросоюз в экономической сфере. Потому что Гюнтер Эттингер, комиссар Евросоюза по энергетике, прибывает в Москву для переговорных консультаций с нашим министром энергетики Александром Новаком. А это, стало быть, некий проговор: как мы будем вообще выстраивать всю газовую тему. Если что-то будет действительно серьезное достигнуто в ходе этих переговоров, то возможно, не исключаю, возобновление переговоров газовых уже в конце этого месяца. Кроме того, экспертные группы уже начали работу и с украинской, с евросоюзной и с российской сторон по поводу того, что риски-то для России существуют, по поводу присоединения такого, ассоциированного Евросоюза в экономической области и Украины. Они есть, и поэтому давайте мы как-то озаботимся, чтобы их на ранних подступах максимально спокойно и квалифицированно снять. Сейчас как раз то самое время, когда не надо усугублять проблему, нужно действительно вести этот триалог и договариваться о том, какие действия он будет предпринимать. Но тем ни менее, на мой взгляд, ключ сегодня к экономической стабильности Украины — уже следующий год. Потому что этот год уже потерян с точки зрения роста, вопрос — это только на сколько упадут, на сколько процентов. Все равно ключ к нормализации ситуации, конечно, в деэскалация на юго-востоке. И, пока я бы так осторожно высказался, — мирное сосуществование Киева с Луганском и Донбассом с учетом возможной конституционной реформы и максимума компромисса с точки зрения того, что называют федерализация, децентрализация, уважение прав регионов. Много всяких разных слов вокруг этого произносится, но смысл-то понятен. Потому что прекратить относиться к нам как к людям второго сорта, даже не с точки зрения того, что у нас язык только украинский официальный. Ну, нет, я думаю, можно договориться, что в этих регионах доминирует русскоязычное и просто русское население, это все как-то было выровнено, но люди второго сорта — с точки зрения экономики. Потому что здесь получается достаточно загадочная картина. Я сейчас не могу поручиться за Луганск, Луганскую область, но если брать валютную выручку предприятий Донецкой области: уголь, трубники, металлурги, химики, аграрии, достаточно много, то это примерно 18 миллиардов долларов в год. При этом Донецк, Донецкой области устойчиво как бы дефицитная, она субсидируется. Проблема в том, что основные образующие валютные потоки предприятия зарегистрированы либо в Киеве, либо в оффшорных резиденциях. Поэтому, естественно, сначала все стягивается в киевский большой, так сказать, мешок финансовый, а потом каждой сестре по сколько достанется на раздаче. Я думаю, что это как раз и во многом экономическая основа сегодняшнего противостояния. Федерализация это, прежде всего, что? Самодостаточность и безубыточность финансовая Донецка и Луганска. Если регионы зарабатывают вам значительную часть экспортной выручки, и вообще не слабый экспортный потенциал имеют, то объясните, почему они все время сидят на дотациях при этом? Есть часть государственных предприятий, есть часть частных, есть, так сказать, достаточное количество этих, у нас в нефтегазовой, в нефтепереработке это называется «самовары», «самокопы» — как бы нелегальные шахты. Тоже, между прочим, проблема. Системообразующая отрасль, и с ней надо как-то всерьез решать. Это вопрос не только Рината Ахметова, но и государственной политики. Потому что шахты государственные и шахты Рината Ахметова по уровню производительности различаются в 7 раз и выше. Значит, какой огромный потенциал, Донбасской, даже возьмите кобальтной промышленности не реализован, из-за какой-то такой непонятной позиции центральных властей все последние годы. Ну, даже сравнить, где резервы производительности труда? Донбасс — свыше 300 тысяч горняков. У нас в Кемерово 119. А добывают в Кемерово в разы больше.

А.П.: — Не могу не спросить по поводу подоплеки экономической. Стало известно, что украинское правительство готовится к масштабной приватизации. Коломойский на украинском Первом канале, который принадлежит Порошенко, заявил, что надо отменить итоги приватизации, того, что было приватизировано при Януковиче, потому что он не смог там участвовать, потому что ему не давали. То есть, такой масштабный передел собственности. Вот это мути добавит, как бы?

Н.М.: — На Украине с приходом каждой новой власти идет новый передел собственности. Это такой уже некий национальный обычай. Вы правы, в текущей ситуации это, можно сказать, что мути добавит. Знаете, я сошлюсь на великого нашего ученого и бывшего президента Академии наук еще Советского Союза, Мстислава Келдыша. Он на вопросы такого рода отвечал так: «Это, как свинью постричь: шерсти ноль, то есть, как бы эффекта бюджетного и всего прочего, но — визга!..» Поэтому здесь вот, я думаю, что это больше политические вещи, потому что, ну, действительно очень удобно, так сказать, вытащить дубину народной приватизации, сказать, что, мы вас потесним, а вас немножко оставим. А потом мы будем вас прижимать. А потом вообще нужно все пересмотреть, откуда у вас активы. На самом деле, мне кажется, по большей части тут не экономика и финансы, сколько вот такие внутриполитические разборки, внутриполитические развилки. Это инструмент внутренней политики, инструмент обеспечения лояльности, инструмент тестирования на лояльность новой власти. Мы тут можем как наблюдатели смотреть, цокать языками, но это факт, это реальности политический жизни Украины и приватизация не столько для экономики, сколько для выравнивания отношений по всему внутриполитическому периметру. Все равно, если это экономика рыночная, претендует ею так называться, то, конечно же, приватизационный ресурс всегда остается очень таким серьезным. Даже не с точки зрения, может быть, каких-то немедленных потоков в бюджет, потому что надо смотреть, а какая емкость рынка, сколько денег украинских реально осталось там. Хотя это тоже, кстати, полезно, потому что как только приватизация объявляется, деньги откуда-то появляются. И поэтому, если уж смотреть, что, где, как. откуда. Если это в оффшорах зарегистрировано, тогда надо разбираться. Потому что Украина может вполне пойти на свою такую деоффшоризацию, которую сейчас подавляющее большинство развитых и развивающих экономик приняли и реализуют. Это действительно некий мейн-стрим глобальной экономики. Но, ведь важно иметь в виду, что не только бюджет, не только деньги, поскольку это формирование новых и эффективных собственников. Это вообще ключ к некой структурной перестройке. Потому что в структурной несбалансированности экономики она достаточно серьезная. Это и региональная, и внутриотраслевая и межотраслевая и малый, средний, крупный бизнес. Тут все как-то намешано, и приватизация может быть первым таким камешком в горной лавине, которая заставит эти процессы структурные трансформации украинской экономики ускорить. Поэтому я бы не рассматривал ее как некую панацею, но как некий такой рабочий инструмент внутренней политики и экономической политики, вполне. Уже от умения владеть этим искусством зависит эффективность действий.

А.П.: — Никита Иванович, в Бразилии открылся саммит БРИКС. Два дня он будет идти, и как заявил директор Института Латинской Америки Владимир Давыдов, Москве нужно строить собственные альянсы, не искать возможности подключения к тем, которые создают американцы со своими вассариями- государствами, и БРИКС тот автономный проект, где Россия может реализоваться максимально, найти солидарность и поддержку, занять более достойное место на международной арене. С точки зрения экономики, БРИКС — действительно перспективный проект для России?

Н.М.: — С БРИКС уже сложилась своя бриксовая мифология. Есть завышенное ожидание, есть, естественно, очень много таких текущих спекулятивных факторов, огромное количество всяких разных подробностей по поводу подозрений. И все СМИ мировые транслируют в связи с этим визит: это антиамериканизм какой-то коллективный, это там еще что-то. На самом деле, я думаю, вся эта, всегда присутствующая пена, особенно в сегодняшнем разогретом до предела мире, уйдет: останутся некие реалии. А они заключаются в том, что БРИКС доказывает, на мой взгляд, скажу такую парадоксальную вещь, успешность финансовой глобализации, ее, по сути дела, безальтернативность на долгие годы вперед. Потому что, что такое БРИКС? Это инвестиционные идеи Джима О’Нила, сформированные 10 лет назад, когда он руководил аналитическим подразделением по стратегическим вложениям в «Голден Сакс». Тогда вот четыре рынка, которые сконструировал он — Бразилия, Россия, Индия, Китай — получился БРИК, кирпич. Примерно по-английски очень похожее на слово кирпич. Из этих кирпичей будет строиться будущее и ваше финансовое благосостояние. Затем оказалось, что эта инвестиционная идея не просто идея для инвесторов, а на самом деле некая общность развивающихся экономик, которые достаточно быстро растут, имеют сходные структурные проблемы, вес их в мире увеличивается. Поэтому, поскольку лидеры этих стран об этом слышали, то и естественно совершенно, что шаги по сближению, пониманию ситуаций друг у друга, по возможности координации, они предпринимались. Потом пришел кризис в 2008 — 2009, многое на финансовых рынках пошло прахом. Тогда уже возникла проблема такой международной экономической координации. Стали регулярные встречи, стали продумывать различного рода механизмы взаимодействия. Мы согласуем позицию, чтобы реформировать квоты в МВФ и квоты во Всемирном банке. Можем свою позицию усилить, когда коллективным голосом говорим в АТЭС, на соответствующих международных конференциях. Последние годы, по крайней мере, три последних заседания, мне совершенно понятно стало: если даже неформальные организацию претендуют на некую такую роль в глобальной экономике и глобальных финансах, у нее должны быть свои собственные институты. Тем более, что потребность, скажем, в той же, в инфраструктурных проектах по всему миру, она многократно превышает финансовую мощность Всемирного банка, Международного валютного фонда. суверенных фондов очень много стран, институциональных инвесторов и так далее, и тому подобное. Поэтому, собственно, последние три года, я вижу, организация обретает некий такой смысл, хотя тоже возвращается к инвестиционной идее. БРИКС действительно подняло политический стяг над этим самым. Возникла сначала идея «Банка Развития», видимо, сегодня вечером соглашение будет подписано, будет называться «Новый Банк Развития БРИКС», а это 100 миллиардов разрешенного капитала. Доля распределяется в зависимости от удельного веса в группе БРИКС. Мне кажется важным сегодняшнее решение. Должен быть документ. Это — создание условного пула резервных валют. Это, значит, в каждом Центральном банке этих пяти стран, в составе их международных резервов выделяется некая позиция, которая резервируется для того, чтобы потом в рамках оказания помощи финансовой той или иной стране, которая терпит бедствия, из БРИКС оказать ей максимально возможное финансовое содействие. Есть третья инициатива, которая, мне кажется, достаточно плодотворная будет. Она сегодня мне представляется презентованной. Это — создание международного инвестиционного инфраструктурного фонда БРИКС. Это действительно перспективно, оно будущее финансовых отношений мировых, как таковых.

(продолжение часть 2)

Мне кажется, что подкупает в БРИКСе, некая идея естественности его развития. До сих пор это не формальная организация, нет секретариата, нет бюрократии. Это некая такая сетевая структура, она выросла естественным образом и, по-моему, отвечает гораздо больше сегодня потребностям государств, входящих, чем чисто формальная организация. С точки зрения финансиста, БРИКС — это нормально. И если мы уберем все подозрения по поводу геополитических каких-то игр, что мы дадим коллективный отпор американскому империализму, идеологии пресловутых санкций и так далее и тому подобное. если от всей этой пены отойти, мне кажется, что это вполне нормальная серьезная организация. БРИКС — пример успешности реализации, возможно, будущей стратегии Российской Федерации по позиционированию в мире, как по позиционированию по всем азимутам. БРИКС дает и подсказку с точки зрения опыта, собственно, «ребята, а почему обязательно нужно против кого-то? Может быть надо всем вместе и против тех проблем и ограничений, которые мешают развитию экономического мира в целом?»

А.П.: — Никита Иванович, давайте перейдем к вопросам читателей. Пишет Михаил: «Наша страна много лет пытается идти по западному пути развития, но почему экономика, в частности зарплата и уровень жизни россиянина, не соответствует ему, то есть западному пути, а российское правительство, особенно Минфин, говорит, что значительное повышение зарплат и пенсий, повлечет рост инфляции. Каков реальный показатель инфляции на сегодняшний день? Насколько он соответствует запланированному на 14 год?»

Н.М.: — Почему мы не Запад? Просто у нас, действительно, во-первых, ресурсная экономика. Это не проклятье, а очень большие возможности, которыми мы пользуемся достаточно слабо. Для того, чтобы их использовать уверенно, нам нужна была еще 20 лет назад несколько другая структура экономики. И вот в этом-то ответ, почему мы не Запад, почему у нас такие заработные платы, почему у нас такая инфляции. Потому что у нас просто структура экономики очень сильно отличается от сложившихся параметров, от передовых, или как теперь называют, развитых экономических систем. Так случилось. Это не оправдание, а просто объяснение тому, что нам путь предстоит не близкий, чтобы подтянуться к уровню этих самых стран. Хотя на сегодняшний день уже ловушка среднего дохода в стране, и в этом году мы выйдем на уровень доходов 16 тысяч долларов по паритету покупательной способности на душу населения, если ВВП разделить на всех. Это не плохой показатель. Выше Индии и Китая и многих других стран, но он в себе содержит, действительно, ловушку, потому что если не идти на масштабные структурные реформы, что мы пока как-то не очень хотим делать, то мы будем вынуждены на этом уровне ползти достаточно длительное время. Какая инфляции? Кстати, она тоже определена во многом структурными факторами, потому что, на самом деле то, что делает Центральный банк, честь ему и хвала, он где-то может покрыть, из всех факторов, воздействующих на рост цен, например, процентов на 70, остальное останется вне его досягаемости. И второе — это инфраструктурные монополии, тарифная политика, которой тоже, на мой взгляд, хватает неопределенности и пока не очень ясно. На самом деле, такая политика должна рассчитываться лет на 5, на 7, а не на год, потому что тогда бизнесы получают устойчивую мотивацию, как им выстраивать свою инвестиционную стратегию. Если бы не было вот этого революционного шока, не было бы обострения геополитической напряженности, то мы бы вполне могли бы вписаться в этом году, наверное, в инфляцию где-то близко к 5%. К сожалению, это уже не состоится. Поэтому, прогноз, достаточно правдоподобный, реалистичный, по году, это не менее 6,5. Это как бы оптимистический прогноз. Потому что есть точка зрения экспертов, что инфляция может разогнаться и больше 7%. Мне кажется, что она будет все-таки где-то между 6,2 — 6,5. При том, если все идет, как идет, если у нас, допустим, не будет осенью нового затяжного тура ослабления рубля. Тут есть определенные риски, потому что это все от нас не зависит. К октябрю месяцу руководитель Федерального резерва заявила, американцы свернут свою программу количественного смягчения, то есть прекратят имитировать доллары для выкупа государственных ипотечных организаций, а это означает, что сразу курсовой эффект, доллар повышается, все остальные страны летят вниз. Поэтому это уже неоднократно было из-за действий ФРС. И, собственно, тот валютный шторм, в который мы попали в начале года, он был связан тоже во многом этим. Поэтому многие мои коллеги говорят, что не исключен риск такой ситуации повторения в середине последнего квартала года. Но другие тоже достаточно объективно говорят, что на самом-то деле риск есть, но он может быть снижен. Получаются такие качели: Федеральный резерв начнет сокращать накачку денег в экономике, а Европейский центральный банк наоборот, увеличивать. Потому что они уже объявили, что возможно и включат как раз в эти сроки. Кроме того, всегда есть и такая вещь, как инвестирование доходов уже имеющихся облигаций на балансе тем же самым федеральным резервом, и он теперь будет инвестировать это, естественно, в фондовые рынки. Поэтому многие мои коллеги говорят, что, конечно, может быть, доллар по отношению к рублю начнет как-то скакать, но не слишком сильно, потому как общая температура мировых валютных рынков, будет достаточно умеренна. Ну, посмотрим. Но Центральный банк проводит достаточно гибкую курсовую политику, расширяя возможности действия рыночных факторов. Поэтому я думаю, все-таки, вот пока это дает основания мне оставаться в рамках прогноза около 6.5% по году.

А.П.: — Еще один вопрос: «Никита Иванович, что вообще понимается под „современным развитием в экономике“? Что для этого развития делает государство? Какие экономические отрасли в первую очередь необходимы для такого развития?» Про налоги: «Почему в российской экономике считается бесперспективной прогрессивная шкала налогообложения?

Н.М.: — Я бы не сказал, что она так прямо сразу навсегда становится, считается бесперспективной. Просто налоговая система достаточно сложное такое образование, неслучайно называется системой. Поэтому, если вынимаете один блок из нее и пытаетесь его переформатировать, то назад он не вставляется. Тогда приходится, грубо говоря, идти в какой-то ближний финансовый супермаркет и приобретать новую налоговую систему. Я хорошо помню, когда вводился 13-процентный налог. Это было на самом деле политическое решение. Потому что выбор был — либо плоская шкала по единому социальному налогу и прогрессивное — по НДФЛ, либо наоборот. Решили наоборот и немножко забыли прогрессивную шкалу по единому социальному налогу. Как бы некое напоминание, то есть, прогрессивное, некое напоминание о прогрессии постоянно нам транслирует, но на самом деле он не сложился так, как должен был сложиться. Поэтому здесь можно, в принципе, принимать решение, надо только иметь в виду, что тогда следующее решение, там, № 2, № 3, № 224, и все их надо пройти. Вот пока такой ясности не будет, я не сторонник повышения прогрессии, введения прогрессивного налога. Тем более. что он трудно администрируется, сразу дает эффекты по бегству, отток капитала, который в этом году будет не менее 100 миллиардов долларов. Все это крайне неприятные вещи. Поэтому, если уж говорить действительно о каких-то трансформациях этого налога, я бы считал вполне допустимым поднять с 13 до 15%, но уже где-то с 19-го года. Но понимаю, что сегодня наша налоговая система, старая модель экономического роста себя исчерпала. Она закончилась. Но один из признаков этой старой модели, это налоговая система, которая заточена исключительно на фискальные функции. Вот взять, сколько угодно: чем больше, тем лучше. А стимулировать развитие экономики, развитие бизнесов, территорий, людей стимулировать, чтобы они вкладывали свои деньги в образование, в будущее, в пенсию, в здоровье — эти функции забываются. Важно понимать, что мы должны выходить одновременно на новую налоговую систему, где бы доминирующую роль играли стимулирующие функции. Надо время потратить на то, чтобы эта система возникла. Сегодня любые силовые акции в отношении налогов чреваты тем, что мы, на самом деле, потом крепко пожалеем, потому что мы не дополучим. Здесь все надо делать взвешенно и соразмерено.

А.П.: — А какие экономические отрасли, в первую очередь, необходимы для современного развития экономики?

Н.М.: — Современное развитие экономики — это производство высокой добавленной стоимости, прежде всего. Мы говорим: ресурсное проклятье, углеводороды, ох, как плохо. Ну, это де действительно не здорово. Ситуация на мировом нефтяном и газовом рынке достаточно быстро меняется и нам придется сильно к этому адаптироваться. Короче говоря, спрос на те ресурсы, которые мы будем предъявлять, он в тенденции начинает затухать. Но, кто сказал, что мы не можем использовать это наше свое богатство с умом? Во-первых, эффективно добывать, потому что у нас огромное количество месторождений забалансовых, где просто остается недобор серьезный, там дебет 40 и 50%, а мы его бросаем и идем на новые. Учиться, во-первых, добывать с использованием новых технологий. Прекратить попутный нефтяной газ в факелах, ну и куча всяких разных других вещей, связанных с добычей. Ну, дальше, нефте- и газопереработка первичная. Нефте- и газохимия, то есть это действительно кластеры, производящие первоначальные промежуточные полупродуктовые мономеры и так далее и тому подобное. Это химкомплекс весь, который по сути дела надо возражать заново. А химический комплекс — это современная фармацевтика, специальная химия, новые материалы. Мы подходим к главному — новые материалы. Так называемый шестой экономический уклад, который надвигается на весь мир и, наверное, надвинется уже на рубеже следующего десятилетия, это прежде всего, революция материаловедения, новые материалы. Другое дело, что здесь, конечно, огромные инвестиции. Это и задачи инвестиционного климата, это новые принципы и организации промышленного производства, это кластеры, это новые принципы взаимодействия с государством, в том числе, в рамках проектного финансирования, частного государственного партнерства. Вот огромное количество нерешенных задач, с точки правого регулирования, с точки зрения регулирования, которое входит в экономическую политику. 25 лет будет новой российской политической экономической истории. Ну, пора бы уже как-то решиться и понять, что мы хотим, что мы будем делать? Что нам по силам? Что мы будем делать сами, а где мы допустим международное сотрудничество и участие партнеров. Вот это, мне кажется, важная часть национальной повестки. И чем быстрее мы ее пройдем, тем эффективнее будет, результативнее, интереснее следующие годы.

А.П.: — На этой, оптимистичной в целом, ноте, мы поставим точку.

Полная версия беседы на видео «Открытой студии».

Над программой работали: Андрей Полунин (ведущий), Майя Мамедова (руководитель проекта «Открытая студия»), Александр Фатеев (оператор-монтажер, фото).

Примечание: Уважаемые читатели «Свободной прессы», приносим вам свои извинения за возможные технические неточности, с которыми вы могли столкнуться при прочтении данного материала.