В Европу как по бархату

Четверть века назад в Чехословакии стартовала так называемая «бархатная революция». Она началась с массовых студенческих волнений по всей стране в ноябре 1989 года. А закончилась сменой политического курса и разделом на два самостоятельных государства — Чехию и Словакию.

Последние соцопросы показывают, что далеко не все чехи и словаки сегодня оценивают свой уход тогда в европейское автономное плавание положительно. Около 54% чехов и 70% словаков разочарованы итогами 25 лет, прошедших после падения социалистического режима в бывшей Чехословакии. Об этом говорится в сообщении агентства Median, которое провело соответствующий опрос по заданию комитетов по теле- и радиовещанию Чехии и Словакии, информирует РИА Новости.

И все же тот самый «бархатный развод» стал примером цивилизованного, мирного разделения страны с сохранением добрососедских отношений и отсутствием взаимных претензий и обид.

Почему Чехия и Словакия смогли бескровно разойтись? А на постсоветском пространстве это получилось не у всех. Например, у Украины не получается бескровно зажить врозь с преимущественно русскоязычными регионами, не желающими признавать власть теперешнего Киева.

— Начнем с того, что совершенно разные причины у этих «разводов», — рассуждает старший научный сотрудник Центра евроатлантических и оборонных исследований РИСИ, советник посольства СССР в ЧССР в 1984—1990 гг. Олег Лушников. — В 1992 году (еще в единой Чехословакии) на второй срок избирался тогдашний президент Вацлав Гавел. Выборы у них проходили в парламенте на совместном заседании обеих палат — верхней и нижней. В верхней палате Гавел проходил. А в нижней (она называлась «палатой национальностей») словацкая часть кандидатуру претендента на пост главы государства не пропускала. И, столкнувшись несколько раз с таким голосованием, парламентарии приняли «Соломоново решение» — разойтись культурно, мягко, без всяких кровопролитий.

«СП»: — У Украины даже с федерализацией ничего не получилось. Почему?

— Наверное, дело в правовой и политической культуре. Чехи и словаки оказались в этих вопросах на более высоком уровне.

«СП»: — А какую позицию заняло руководство СССР?

— Когда в Чехословакии все только началось, в Союзе у власти стоял Горбачев. А при нем внешнеполитическая доктрина была такой: мы не вмешиваемся, решайте сами. Вот они и решили.

«СП»: — Этот «развод» оправдал себя спустя четверть века?

— Трудно сказать. Я всю свою жизнь фактически посвятил работе с этой страной. И когда она была единой, и когда она стала раздельной. Для меня этот «развод» был неожиданным и непонятным. И кроме как попыткой вывести Гавела на второй президентский срок, я его объяснить не мог. Никаких объективных обстоятельств: ни экономических, ни политических для того, чтобы жить по-отдельности, я не видел.

Но то, что они провели все очень взвешенно, грамотно и без применения силы, это, действительно, их заслуга. Хотя еще раз повторяю: для разделения на две страны никаких предпосылок, на мой взгляд, не было.

«СП»: — Как Запад воспринял разделение страны из бывшего соцлагеря? Почему референдум о самостоятельности ДНР и ДНР вызвал такую истерику?

— Сравните Чехию, Словакию на карте и Украину. Размер территорией не сопоставимый. Насколько та ситуация с «разводом» устраивала Запад? По-моему, им было все равно. Потому что политический строй в стране к тому времени уже поменялся. Ясно было, что изменения направленности не произойдет. Поэтому так и смотрели на это — спокойно. Но вовсе не безразлично…

Можно, к примеру, вспомнить, как в Словакии, когда она стала самостоятельной страной, к власти пришел премьер-министр Владимир Мечьяр, которого тут же обвинили в авторитаризме и т. д. и т. п. Пока он был у власти, Словакию не принимали ни в Евросоюз, ни в НАТО — заявляли, что якобы страна не готова. Как только Мечьяра сменили, Словакия на следующий день стала хорошо подготовленной, и ее тут же приняли везде.

Заведующий кафедрой международных отношений Дипломатической академии МИД РФ Борис Шмелев напомнил, в свою очередь, что 25 лет назад на волне «бархатной революции» в Чехословакии к власти пришла так называемая «несистемная оппозиция»:

— Страна избрала другой вектор общественного развития и другой вектор геополитического притяжения. А в 1993 году распалась на Чехию и Словакию.

«СП»: — Какие предпосылки для этого были?

— Надо сказать, что «развод» произошел на основе договоренностей между лидерами Словакии и Чехии. Не было никакого референдума, большого общественного обсуждения. Население никто не спрашивал. По-сути, это был сговор так называемых элит. Даже, я бы сказал, части элит Чехии и Словакии, которым удалось договориться. Надо было это делать или не надо — другой вопрос. Но что произошло — то произошло. И произошло мирно.

«СП»: — Почему у них это получилось, а у той же Украины — нет?

— Поскольку распад Чехословакии, как я уже сказал, произошел на основе некоего консенсуса между элитами этих двух республик, то дело завершилось бескровно. Ни в той, ни в другой республике не было сколько-нибудь значимых, влиятельных политических сил, которые бы выступали за сохранение Чехословацкого государства.

Причем, распад ЧССР, как известно, проходил на фоне гражданской войны в Югославии, распад которой сопровождался большой кровью, гибелью большого количества людей. В Югославии не удалось найти того самого консенсуса между национальными элитами, в первую очередь, между элитами, которые представляли интересы сербов и хорватов. Поэтому там все это произошло в такой кровавой форме. И мировое сообщество вынуждено было вмешаться в урегулирование югославского кризиса.

После распада СССР тоже имели место очаги военного противостояния: в Таджикистане, в Азербайджане, в Молдавии, в Грузии. По существу, распад Союза привел и к конфликту в Чечне. Но в сравнении с югославским кризисом на постсоветском пространстве обошлось малой кровью.

«СП»: — О чем все это говорит?

— Эти конфликты говорят о том, что кровь начинает литься тогда, когда не удается найти консенсус между элитами. Когда элиты расколоты и их интересы различаются. Когда элиты не хотят идти на взаимные уступки.

Хотя бывают ситуации, когда, собственно говоря, уступки и невозможны. Постольку речь идет о принципиально различных позициях, проблемы решаются силой.

Еще Карл Маркс говорил: «Если две стороны конфликта имеют одинаковые права, вопрос решается силой». И в Югославии, и на части постсоветского пространства мы наблюдаем как раз ситуацию, когда договориться элитам не удалось и это привело к кровавым разборкам.

Сейчас наблюдаем гражданскую войну на Украине, которая, в конечном счете, тоже результат распада Советского Союза. Мы видим, как Донецкая и Луганская республики, по-существу, пытаются вернуться к той модели построения общества, которая существовала в годы Советского Союза. Они ставят по главу угла справедливость, выступают против засилья олигархата…

Казалось бы, все эти новые постсоветские государства взяли курс на построение рыночной экономики и классической демократии — как нам подается на Западе. Ан, нет. Мы видим совершенно иное явление в этих республиках — ДНР и ЛНР. Поэтому кризис, который мы сейчас наблюдаем на Украине (а в более широком смысле и вообще на постсоветском пространстве), является отражением сложностей строительства национального государства.

«СП»: — В Чехии и Словакии таких сложностей не было почему-то?

— Что бы мы ни говорили, а распад ЧССР не ставил под вопрос границы Словакии и Чехии. Он не вытаскивал, что называется, из глубин истории каких-то исторических монстров. И отношения между этими народами не были отягощены таким количеством проблем.

Фото: Максим Никитин/ТАСС