«Запрессовали пацанов ни за что…»

30 апреля сотрудники харьковского «Беркута» отметил 25 лет со дня создания своего подразделения. Незадолго до юбилея на базе бывшего Харьковского БМОН «Беркут» (сейчас там расположено подразделение КОРД), по негласному указанию из Киева, разрушили стелу. Она была построена руками «беркутовцев» и считалась их визитной карточкой. Власти заняты своим любимым делом — борьбой с памятниками. Разрушив стелу, провели «деБеркутизацию»…

За время существования батальона бойцов учили многому. Но к беспределу, творимому новой властью после победы «майдана», они оказались не готовы. Уголовные дела против них фабриковались Генеральной прокуратурой Украины с нескрываемым цинизмом, с бесстыжей ложью. В апреле четверо сотрудников харьковского «Беркута» покинули территорию Украины. Уехав в Россию, офицеры выступили с видеообращением.

Один из них — Артем Войлоков — рассказал «Свободной прессе» о своих злоключениях с момента задержания.

— В июне 2016 года я был старшим группы из семи сотрудников харьковского «Беркута», которая входила в сводный отряд, работавший по операции «Бурштын» («Янтарь») в Ровенской области. За день до ареста мне позвонил руководитель Харьковского батальона специальной полиции и предупредил, что по запросу ГПУ я должен подъехать в Ровенскую областную прокуратуру, где меня опросит следователь, а оружие оставить под охраной товарищей. В прокуратуре меня встретил любезный следователь и провел в кабинет, усадил за стол и убежал кому-то звонить. Вернувшись, задал несколько ничего не значащих вопросов и снова выскочил за дверь, разговаривая по телефону. Его поведение меня сразу насторожило, потому что, выходя из кабинета, он постоянно закрывал дверь на ключ. Через некоторое время в кабинет вошли крепкие ребята из «Альфы» в камуфляже и масках. А счастливый следователь предъявил мне подозрение в покушении на убийство на Крепостном переулке 18 февраля 2014 года.

Я отказывался признавать вину. Но предоставленный мне общественный адвокат убедил меня, растерянного и подавленного, поставить свою подпись. После этого меня в окружении бойцов «Альфы» повезли в Киев.

«СП»: — Туда же свозили на суд и остальных «беркутят»…

— Да, причем интересно, как свозили. Прокурорские опасались, что по пути следования мои товарищи могут попытаться меня отбить. И машины с сопровождающими меняли в каждой области. Ночью меня привезли в Печерский суд, где уже ожидали своего приговора мои товарищи по несчастью: Гончаренко, Мастега и другие. Суд под давлением ГПУ вынес решение — два месяца под стражей.

В Лукьяновском СИЗО часов восемь мы просидели на «боксах», где подследственные ожидают распределения по камерам. Потом отвели в камеру и забыли про меня на два месяца. Моих сокамерников вызывали на допросы, следственные действия, а я сидел. Как мне пояснили соседи по нарам, на жаргоне следователя это называется «мариновать в собственном соку».

«СП»: — Артем, а как к тебе отнеслись сокамерники?

— Хорошо. В камере сидели сотрудники правоохранительных органов, с ними было полное взаимопонимание. Также относились и сотрудники СИЗО. Зная, за что меня посадили, они прекрасно понимали, что я здесь случайный гость, за счет которого ГПУ улучшает отчетность. Большую роль сыграло, что на корпусе, куда я попал, сидели сотрудники Киевской спецроты. Им сочувствовали, их уважали все.

Был один случай. Нас разводили по камерам с «боксов» в одной колонне — ментов и уголовников. Один из блатных, весь в наколках, поинтересовался, за что сижу. Я коротко ответил: «Харьковский „Беркут“. За майдан». В ответ услышал от матерого рецидивиста: «Запрессовали пацанов, ни за что. Уважаю! Хоть мусоров и не люблю». После этого все вопросы у него отпали.

«СП»: — Валентин Рыбин сразу стал твоим адвокатом?

— Нет. Сначала мне назначили общественного адвоката. Он выполнял свою функцию у следователя, создавая иллюзию законности, но активного участия в моей судьбе не принимал. Валентин Рыбин вышел на мою жену и предложил свои услуги по защите, совершенно бесплатно. Узнав о его опыте адвоката, я с радостью согласился на предложение, притом, что денег на защитника у меня не было. Рыбин сразу включился в мою защиту. И я понял — моя судьба ему не безразлична.

«СП»: — В украинских СМИ писали, что вас с Мастегой обвиняют в избиении активистов на колоннаде стадиона «Динамо». А сейчас ты говоришь, что подозревали в покушении на убийство в Крепостном переулке…

— Да, первоначальное обвинение звучало: покушение на убийство. По нему меня и посадили в СИЗО. Через пару месяцев меня привезли на первый допрос в ГПУ и здесь предъявили новое подозрение — незаконное задержание активистов на крыше колоннады стадиона «Динамо». Из обвинения выходило, что мы незаконно задержали митингующих, которые ночью бросали с крыши «коктейли Молотова» в стоящих внизу милиционеров.

«СП»: — Следователям самим не смешно было от таких формулировок?

— Сразу же предложили мне сделку со следствием: я признаю себя виновным в превышении служебных полномочий, даю показания на нескольких своих коллег (что написать — мне подскажут) и за это отделаюсь условным сроком. После моего отказа прокурор начал угрожать, обещая кары одну страшнее другой. Потом начали уговаривать, пугая бесконечным процессом, как у спецроты киевского «Беркута».

«СП»: — Как же тебе удалось выйти на свободу?

— На одном из допросов, пытаясь заставить меня признать вину за события в Крепостном переулке, следователь показал пеленг моего мобильного телефона с точками на карте. В этот момент адвокат заметил, что я находился далеко от места событий, в которых меня подозревали. Он ухватился за спасительную ниточку и пообещал привлечь следователей за незаконное содержание человека под стражей. Это и стало основным фактором моего освобождения. Мне сразу поменяли подозрение, а в зале суда прокурор не смог предъявить реальных доказательств вины (потому что их просто не было). Судья выпустила меня под домашний арест.

Недавно в апелляционном суде рассматривалось наше дело о распределении подсудности, в котором старший следователь юстиции департамента спецраследований Ковальчук, проявляя свой непрофессионализм и показывая безграмотность в уголовном процессе, пытался подать ходатайство о нашем принудительном приводе и аресте. Судья, не выдержав, указала, что это не тема данного судебного заседания.

«СП»: — Артем, почем, столько времени отстаивая свою невиновность, ты всё же принял решение уехать?

— Находясь под домашним арестом, я честно исполнял все требования следователя и постановления суда. Несмотря на это, ГПУ неоднократно пыталась вернуть меня в СИЗО и уволить со службы. После того, как у прокуратуры получилось провернуть аферу с повторным арестом Виталика Гончаренко, аналогично они попытались поступить и со мной. В суде защита предоставила весомые доказательства уважительных причин моего отсутствия дома. То есть я не могу находиться дома в Харькове, когда приезжаю на суд в Киев. Судья отказался взять меня под стражу.

Когда я выходил из зала суда, в спину мне прозвучала фраза следователя ГПУ: «Ничего, это еще не конец!» Тогда я понял, что быть на свободе мне осталось недолго, прокуратура обязательно найдет возможность посадить меня за решетку. Следующий судья, запуганный Генеральной прокуратурой Украины, обязательно не заметит доводов защиты, как это произошло с Гончаренко. Я понимал, что отлаженная за три года, бездушная машина ГПУ поступит со мной так же, как сделала она это с сотнями невиновных.