Демократия обречена становиться диктатурой, а та — прикрываться демократией

Либералы говорят, что они терпимы к носителям разных взглядов и идеологий. Но при этом у либералов существует общий и, по сути, обязательный для всех объект религиозного поклонения — деньги. Маркс указал на это, как на фетиш, объект религиозного культа. С точки зрения иранского антиавторитарного социалиста, сторонника рабочего самоуправления шиитского философа Али Шариати, это — идолопоклонство.

Либералы поддерживают самую мощную активно насаждаемую современную религию — культ денег и потребления, культ рынка и обогащения, изображая дело так, как будто это — не универсальная религия, обязательная почти для всех.

Экономика, управляемая корпорациями, функционирует благодаря бесправному наемному труду. Ход работы, распорядок дня, порой даже одежда и время, отпущенное на походы в туалет, регламентируются сверху; по распоряжению начальства любого можно уволить. Те же корпорации вместе с силовиками контролируют государственную систему, а большинство — рабочий класс промышленности и сферы услуг — парализованы не только насилием, но и господствующей идеологией потребления. Молчаливое большинство, лишенное собственной коллективной организации и собственных идей, следует за господствующей идеологией, насаждаемой СМИ. Эта идеология — смазка системы. Так реализуется то, что Антонио Грамши назвал «буржуазной культурной гегемонией».

Но когда люди живут в условиях политической диктатуры и их отправляют на годы в тюрьму за неосторожные слова, либерализм с его относительной свободой слова воспринимается как панацея, а любая критика либерализма — как согласие с диктатурой.

При следующем повороте истории диктатура сменяется либерально-демократической парламентской системой, стоящей на тех же экономических основаниях. В условиях наступившего хаоса люди начинают с ностальгией вспоминать дни диктатуры, когда «был порядок». Они охотно забывают аресты и нищету, объясняя их заговором плохих людей или отдельными неудачами.

Но диктатура не обязательно возвращается скоро. Годами и десятилетиями может поддерживаться «демократия», позволяющая большинству раз в несколько лет выбирать во власть одну из нескольких крупнейших групп олигархии. При этом никаких эффективных механизмов самоуправления — регулярных собраний работников (с правом отзыва депутата в любой момент) у общества нет. Общество распылено, атомизировано, почти неспособно к коллективным действиям, избирательные участки охватывают людей из разных общественных классов, что так же не способствует самоорганизации трудящегося населения. На практике страной продолжают управлять наиболее богатые компании и наиболее влиятельные чиновники, сотрудничающие с ними. Идеология потребления и товарно-денежный фетиш насаждаются усилиями СМИ, впрочем, как и при диктатуре.

В случае, если демократическая парламентская система даёт сбой (причины могут быть самыми разными: большой экономический кризис, поражение в войне, разочарование большинства в парламентаризме, массовые социальные протесты или, как часто случается, всё это вместе) государство снова возвращается к диктатуре, подавляет протесты низов и восстанавливает порядок, обеспечивая тем самым бесперебойную работу корпоративной экономики. Сменяя друг друга, «демократия» и диктатура обеспечивают существование современной общественно-экономической системы. Этот круг исследует французский философ Жиль Дове (Жан Барро).

Дове указывает на то, что почти любой человек предпочтёт жизнь в условиях относительно мягкой политико-правовой системы, нежели в условиях суровой диктатуры. Но в реальности подобный выбор иллюзорен в рамках сложившейся социально-экономической структуры. Здесь демократия и диктатура — не только и не столько противостоящие друг другу конструкции, сколько элементы одной и той же системы, которые сменяют и взаимно дополняют друг друга.