От смерти спасла тюрьма

В этом году исполняется 20 лет с момента переломного события в новейшей российской истории - разгона Верховного Совета. Для одних период 21 сентября — 4 октября 1993 - две равнодушные строчки в школьном учебнике, для других — кровавая бойня, расстрел демократии. Третьи считают происшедшее эпизодом пусть досадным, но неизбежным, исторически обусловленным, но о котором, впрочем, на всякий случай лишний раз лучше не вспоминать. «Свободная пресса» начинает серию бесед с участниками памятных событий — «Октябрь 93». В разговорах с ними мы постараемся выяснить, какую роль расстрел парламента сыграл в их личной судьбе и судьбе нашей страны.

Многие защитники Верховного совета до сих пор убеждены — одна из ключевых причин их поражения в том, что во главе Дома Советов оставались Руцкой и Хасбулатов — вчерашние сподвижники Ельцина, а не новый, не дискредитированный подобной связью человек. Чаще всего в этой связи вспоминают Сергея Николаевича Бабурина — тогда члена Верховного Совета, сопредседателя Фронта национального спасения. Харизматичный молодой политик (в 93-м Бабурину чуть за тридцать) — государственник, но и не ярый коммунист мог консолидировать вокруг себя радикально противоположные силы.

Автор книги «Анафема» Марат Мусин пишет о том, что симпатии депутатов были на стороне Бабурина, и только «аппаратная обработка» и «усиленный подкуп» позволили Ельцину протолкнуть на этот пост Хасбулатова. «Не был бы председателем Хасбулатов, Ельцин уже 22 сентября был бы на нарах в Лефортово», — убежден Мусин.

Адресую этот вопрос Сергею Николаевичу.

— Не надо было меня, — скромно и с тенью досады отмахивается Бабурин. — Избрали бы Воронина, Соколова — любого другого человека, который в период противостояния с Кавказом не являлся бы ставленником кругов нерусских.

-А Хасбулатов таковым был?

— Да, и это не националистический подход, это подход продиктован стремлением к национальному спасению. Когда, уже после 21-го сентября, делегация председателей областных советов пришла к Хасбулатову, убеждая его уйти в отставку, я их поддерживал. Но Руслан Имранович был человеком упертым — он сначала согласился, а когда они ушли, сказал: «Вообще-то нет. Если я уйду — страна погибнет». А это его подражательство Сталину — трубка, яловые сапожки, походка — были, конечно, яркими. Но Сталиным он так и не оказался.

А Руцкой… Руцкой, который вначале участвовал в добивании коммунистической партии, в укреплении ельцинской власти, потом просто оказался не нужен. И опасен, потому что, как державный человек, стал выступать против абсурда приватизации и той гайдаровской экономической политики. Но он каким военным, кавалеристом был, таким и остался — порубать бы шашкой, да и все.

Сам Бабурин, как и Руцкой, участвовал в боевых действиях в Афганистане.

Первые годы жизни будущего депутата прошли в разгар ядерных испытаний на Семипалатинском полигоне. Потом он отучился в Омском университете, после армейской службы поступил в аспирантуру в Ленинграде. Вернувшись, стал работать на юридическом факультете в Омске. «Со школьных лет я был таким комсомольцем, меня всегда волновали общественные, злободневные проблемы — со средней школы пытался восстановить правду о том, как жила страна при Сталине, кто такие Бухарин, Рыков, Зиновьев, о некоторых лидерах Белого и Красного движения». В 1977-м году студент первого курса Бабурин написал письмо Брежневу с предложением об их реабилитации.

Как и большинство участников событий 93-го, Бабурин пришел в политику в начале перестройки.

«В Омске я оказался правофланговым в колонне, которая пошла за переменами, — вспоминает Бабурин. —  Перестройка была для меня в радость».

Очень быстро Бабурин был избран деканом — самым молодым в Советском Союзе, — в возрасте 29 лет. На своем посту развел бурную общественную деятельность: создал дискуссионный клуб, организовал видео-кафе, («Где показывались страшные американские фильмы» — уточняет Бабурин).

В 1988 году Бабурин был выдвинут в народные депутаты СССР, но тут же отсеян на окружном предвыборном собрании как «недопустимый радикал». В Верховный Совет Бабурина избрали уже в 1990-м.

«Тогда уже узнавали, в каком округе я, чтобы не идти в этот округ — все было ясно, меня должны были избрать».

Против Бабурина был выдвинут официальный кандидат от райкома партии, и будущая Демроссия выдвинула против Бабурина председателя комитета народного контроля («энергичный мужик из тех радикалов, которые потом стали опорой режима Ельцина» — характеризует соперника Бабурин).

-Насколько известно, вас избрали при поддержке Демроссии…

— Многие стали создавать миф, что я при поддержке Демроссии был депутатом, а потом от нее отвернулся. Во-первых, я стал депутатом, когда ее не было в помине, во-вторых, ее будущие члены были против меня. Хотя члены демократического движения Омска, которое на моем хребте вставало на ноги, они меня поддержали на тех выборах.

В том же 90-м Бабурин впервые побывал на Съезде демократических депутатов, которые создавали Демроссию. Но вступать в нее отказался.

«При ее создании все написали заявление о вступлении в нее, но меня многое в этом движении насторожило, особенно определенные антигосударственные ноты».

Сергей Николаевич убежден: хотя он и пришел в политику в 90-м, настоящим политиком стал только 4 октября 93-го года. «Только когда я попал на тюремные нары после расстрела Верховного Совета, я задал себе вопрос, жалею ли я, что не пошел в Правительство и остался в оппозиции, я ответил, что не пошел потому, что не хотел соучаствовать в разрушении собственной страны. Я не жалею. „Если мне доведется выйти, — я тогда думал, — буду заниматься политикой“. А до этого времени я ощущал себя юристом, командированным в законодательный орган власти».

«И, кстати говоря, мое расхождение с Ельциным вначале имело чисто юридическую подоплеку. На первом Съезде Народных депутатов, когда очень многое определялось Горбачевым, ставшим олицетворением нерешительности, безволия, политического тупика, я поддержал кандидатуру Ельцина. Я надеялся, что он сломает бюрократическую систему власти, но он превзошел мои ожидания, он сломал всю страну. Но это было потом. В тот момент он прислушивался к моим советам, и я его поддерживал до лета 90-го — пока он не поехал по стране, раздавая суверенитеты».

«Я же не сразу, а постепенно становился злейшим врагом Ельцина, — говорит о себе Бабурин. — Я чисто как юрист поправлял его бредовые вещи. И против ратификации Беловежских соглашений я выступил даже не как политик, а как юрист. Не имел права Верховный совет ратифицировать или нет международный договор, противоречащий Конституции России и СССР. На Съезд народных депутатов этот вопрос даже не был вынесен, его побоялись вынести — там Ельцин мог не получить поддержку. Тогда что? Он должен быть привлечен по статье 64 УК за измену Родине. За попытку свержения государственной власти, что фактически и было».

— Указ 1400 стал для вас неожиданностью?

— Нет, это была уже как минимум третья попытка государственного переворота Ельциным. Первая попытка была в декабре 92-го года на Съезде народных депутатов, когда он призвал своих сторонников встать и покинуть заседание вместе с ним. Если бы в тот момент Съезд лишился кворума, он перестал бы существовать. Чудом удалось сохранить кворум.

Потом его присные, Хасбулатов и прочие, говорили: ну, его не так поняли. Все его секретари, когда он двигал что-нибудь такое… дурное, и народ его поднимал на смех или начинал возмущаться, пресс-секретари всегда говорили одно и то же: его не так поняли, он не это имел в виду.

А весной 93-го, когда он выступил по телевидению об особом порядке управления страной, это был тоже государственный переворот. И тогда дружно против этого выступили и Верховный совет, и Генпрокурор, и Конституционный суд, и все службы, и все министерства, — Ельцин оказался в изоляции, и его спасло от отрешения от должности только одно: когда на другой день стали разбираться с этим указом, его физически не нашли.

Сказали: не было указа. «Как? Вчера выступил президент о том, что подписал указ об особом порядке…» (ОПУС так называемый). Он ответил: это было выступление, а действия конкретного не было! Указ был уничтожен и следы грубо замели.

Ну а к 21-му числу скрупулёзно готовились те силы, которые толкали Ельцина на переворот. Я убежден, что именно в формате подготовке к госперевороту в пригородном районе Северной Осетии летом 93-го был неизвестными лицами убит вице-премьер Поляничко. Потому что Поляничко, придя в правительство Черномырдина, придал ему новое качество — это был железный человек. Они, объединившись с Черномырдиным, создавали новое качество исполнительной власти. И этого испугались в московском Кремле. И поэтому то, что произошло 21-го, было ожидаемо. Неслучайно Верховный Совет не расходился на каникулы, а еженедельно собирался, — все ждали, что именно сейчас, вот-вот Ельцин что-то предпримет.

— Как развивались бы события, если бы победил Верховный Совет? Не обернулось бы все еще большим хаосом? Тем более, состав защитников Белого дома был разношерстный — Ампилов, Баркашов…

— Да не было Баркашова. Что такое РНЕ*? Спецотряд, созданный госбезопасностью той же Лубянки и абсолютно ей управляемый. Там были искренние люди, бывшие офицеры, но Баркашов и его окружение — конкретные порученцы одного из отделов. Я прихожу, допустим, на баррикады, где члены РКРП, коммунисты, они говорят: «Сергей Николаевич, ну вот мы с заставой казачьей нормально ладим, но уберите, пожалуйста, от нас баркашовцев — раздражают».

Прихожу к казакам — они держали заставу там, где теперь стоит монумент погибшим в 93-м, Морозов или кто-то другой из казацких старшин говорит: «Сергей Николаевич, мы с коммуняками находим общий язык, хотя не единомышленники, но уберите баркашовцев, а то мы их побьем». Потому что у этих… с древней символикой (коловрат — ред.), у них не было понимания исторического момента, понимания того, что фашистские или похожие на фашистские приветствия раздражают русского или советского человека, потому что в XX веке это приветствие несло гибель нашему народу. Кто бы что ни говорил (да, это арийский символ, но это пусть в Индии к нему хорошо относятся), — а для нас это гитлеровский нацизм. Хотя члены РНЕ были, конечно, самой дисциплинированной, самой подготовленной частью защитников, но их увлечение культом арийских знаков играло роковую роль и позволяло либеральной прессе, это выпячивая на передний план, всех огульно называть фашистами. Члены РНЕ — не фашисты, и вообще в России фашизм не мог никогда существовать. Он мог быть только импортирован.

А что касается вашего вопроса… если бы победу одержал Верховный Совет, была бы другая модель экономической реформы, потому что в этот момент было видение, что делать с учетом опыта правительства Рыжкова — Абалкина, с учетом тех законов, которые принял Верховный Совет, в том числе и о приватизации, но не через ваучеры, а через именные счета. То есть другая методика была бы. И, конечно, это было бы концом иноземной оккупации, которая осуществлялась через правительство при Ельцине. Это когда в министерствах сидели американские советники — и они визировали решения министров. Когда у того же Чубайса в Москомимуществе было 60 американских советников, и они каждый объект на приватизацию рассматривали и говорили: или да, или нет — представить такое невозможно. Поэтому это был бы, конечно, национальный реванш страны над иноземными агентами, захватившими власть.

Я убежден, третья сила, стрелявшая в спины 3−4 октября, была привезена извне.

-Вам не кажется, что защитников Верховного Совета объединяет с нынешними оппозиционерами предъявляемые обществом претензии — мобилизовали народ, затеяли бузу, сами не пострадали, а пострадали как всегда рядовые граждане — тогда погибли под пулями, сейчас сели за решетку.

— В вашем вопросе есть внутреннее противоречие. Неуместно сравнивать Болотную площадь с Верховным Советом. Я был на Болотной. РОС (Российский общенародный союз) поддерживал требования народа о честных выборах, которое собрало не только либералов, но и консерваторов на Болотную площадь. Это при том, что ни Немцов, ни Касьянов, ни Удальцов с Навальным никогда моими кумирами не были и не будут. Но это отдельная история. А если говорить про 93-й год…

Когда допрашивали людей, штурмовавших Верховный совет, это было в 94-м, то Грачев и Ельцин разрешили допросить только солдат — и при этом допросили всех, кто был в Верховном совете. Мой первый допрос длился без перерыва 12 часов 15 минут.

Так вот, 2000 солдат дали показания, что у них был приказ стрелять на поражение по каждому, кто будет в Верховном Совете, не разбираясь. Прокуратура должна была возбудить дело против людей, которые такой приказ отдавали, потому что это преступный приказ. Но если бы солдаты выполнили этот приказ, из Верховного Совета не вышел бы никто. В том, что кровь пролилась не океаном, а озером, — заслуга офицеров Альфа и спецподразделений и просто тех солдат, которые отказались стрелять. Ну вот когда меня поставили к стенке — доложили по рации Коржакову, что Бабурин задержан, и, получив приказ на мою ликвидацию, — я же видел, что те, кто приказ получили, они в растерянности. Потому что это еще советские офицеры. И они видят, что перед ними депутат Парламента, у которого нет оружия, который не сопротивляется, на них не кидается. Стоит и спокойно ждет, что они будут делать. И это их бесило — я им не давал повода. А тогда без повода еще почти не убивали. И я не знаю, что бы дальше со мной случилось, если бы меня другие офицеры не отправили по блату в тюремную камеру. В 93-м году мне жизнь спасла тюремная камера.

Но она меня спасла потому, что в тот момент среди тех, кто штурмовал, очень многие нам сочувствовали. А вот возникает вопрос, а кто же убивал после того? Ведь основные погибшие, вы правы, — появились, когда защитники и депутаты вышли из здания по соглашению с теми, кто штурмовал, мы вышли — кто-то успел уехать домой, кто-то попал в СИЗО, на стадион и т. д. И только после этого начались ночные расстрелы. Прокуратура пришла через сутки. Что эти сутки происходило в здании, вот вопрос. Я убежден, что погибших было гораздо больше, чем это официально заявлено. И убежден, что никогда не удастся узнать, сколько их было. Потому что вывозили тела и баржей, и машинами, если когда-нибудь люди, занимавшиеся их вывозом, скажут о своей работе, это будут эпизоды. Общую картину восстановить не удастся.

— Важно ли сейчас, спустя 20 лет возвращаться к событиям октября 1993 года?

— Не расследовав историю и не сказав правду, не назвав героев героями, а подлецов подлецами, эту занозу в сердце наш народ будет чувствовать через многие поколения. Это нужно не столько нам, кто был, — я вот, например, просто не люблю вспоминать и говорить о тех событиях. Просто бередить. Это вы меня разговорили, но раз уж пообещал… Почему народные депутаты РФ не ходят как правило на демонстрации с политическими партиями… 4-го числа каждого октября мы собираемся там у поклонного креста, мы служим молебен, потом делаем поминальный небольшой митинг. Для нас это предмет государственной трагедии, а не политических битв. Я убежден, что придет время и этот день станет Днем защитников Конституции, потому что среди всех погибших нет ни одного, которого можно осуждать. Но почему-то считается, что, допустим, если погиб милиционер, то он обязательно был на стороне Ельцина. Нет! Большинство милиционеров погибло, защищая Верховный Совет. Но потом Ельцин, чтобы скрыть этот позорный для него факт, наградил их посмертно своими наградами, чтобы просто хотя бы имитировать, что они были за него.

Они массово перешли на нашу сторону, но были безоружны. Почему сегодня никто не трогает деталей поведения целой Софринской бригады в те дни, тех частей, они шли на защиту Верховного совета, но не успели. Вспоминая капитана Остапенко и его часть, они тоже шли на защиту. И когда ее остановили на подступах к Москве ельцинские структуры и завязался бой, капитан-лейтенант, видя, что молодые солдаты погибнут ни за что, и понимая свою ответственность, он дали им приказ прекратить огонь. А потом было инсценировано его самоубийство.

В общем, правда о 93-м до сих пор является только благим пожеланием.

---

* Региональные отделения общероссийского патриотического движения «Русское национальное единство» (РНЕ) признаны экстремистскими решениями Верховного суда Республики Татарстан 21.05.2003 (вступило в силу 5 июня 2003), Железнодорожного районного суда г. Рязани от 12.02.2008 и определением Железнодорожного районного суда г. Рязани от 24.12.2009., Омского областного суда от 10 октября 2002, Приморского краевого суда от 21 октября 1999.

Фото: ИТАР-ТАСС/ Зураб Джавахадзе