Они боятся стихии

Когда семь с половиной лет назад наемные громилы забили до смерти в Серпухове местного лимоновца Юрия Червочкина, и соратники из Москвы ехали его хоронить, милиция устроила контртеррористическую операцию «Автобус» (так это называлось, совершенно серьезно), и автобус с участниками похорон по дороге на кладбище останавливали на каждом перекрестке, как будто в нем едут какие-то крайне опасные враги государства, способные, не выходя наружу, причинить государству непоправимый вред. При каждой остановке люди в форме и в штатском спрашивали людей в том автобусе, кто организатор мероприятия, и в той ситуации это был, конечно, самый дикий вопрос, потому что о каком мероприятии может идти речь — это не мероприятие, это смерть, это похороны. Но оперативнику центра «Э» почему-то важно, чтобы у каждого мероприятия был организатор, по-другому они не могут, не умеют.

В мае 2010 года на крупнейшей кузбасской шахте «Распадской» взорвался метан, погиб 91 человек. Владелец шахты, сам бывший шахтер, забастовщик из 1989 года, выступил, как новочеркасский Курочкин, обвинил самих погибших в нарушении техники безопасности и (видео с этим выступлением нигде нет; возможно, эти слова доформулировала народная молва) пообещал, если шахтеры будут что-то требовать, он вместо них приведет китайцев, они почти за бесплатно будут работать. Шахтеры и их родственники, всего три тысячи человек, в ответ вышли на площадь, устроили митинг, а после митинга уже несколько сотен людей перешли к железнодорожной ветке Новокузнецк-Абакан и перекрыли ее, требуя изменить условия труда, потому что при тех условиях, которые есть, шахтерам действительно приходится нарушать условия техники безопасности (заклеивать жевательной резинкой датчики метана, потому что каждая эвакуация при срабатывании датчика — это уменьшение зарплаты) и рисковать жизнью. К пикетчикам приехал ОМОН, всех побил и разогнал, эти кадры в интернете до сих пор есть, там страшно. После этого, как часто бывает, власти, сохраняя свирепое выражение лица, приняли все необходимые решения о денежных компенсациях, прощении кредитов, возбудили уголовные дела против начальства, но при этом списали организацию перекрытия железной дороги на каких-то анонимных бандитов, а в наших условиях это переводится на русский язык как обещание не наказывать никого за организацию митинга и перекрытия железной дороги.

Это работает. Я приехал в город спустя сутки после драки на железной дороге, и никаких волнений уже не было, все успокоилось, и в день первых похорон погибших тоже был назначен митинг, на который не пришел никто вообще кроме московских журналистов — повода протестовать уже не было. Это было пять лет назад, и кто об этом помнит — я бы, наверное, тоже не помнил, если бы не ездил в Междуреченск весной 2010 года.

И тут вдруг те события на «Распадской» — снова в новостях. Националиста Александра Белова-Поткина, арестованного по странному уголовному делу, допрашивают вдруг о его причастности к перекрытию железной дороги в Междуреченске пять лет назад.

Знаю Поткина много лет и, в общем, неплохо к нему отношусь и как к человеку, и как к политику. Его политические таланты — и организаторские, и ораторские, и какие угодно, — давно и хорошо известны и мне, и не только мне. Организовать «Русский марш» он может. Организовать что-то большее — ну вот давайте представим. Одна из множества шахт, один из многих шахтерских городов. Вероятность, что в конкретный день взорвется конкретная шахта, не очень высока, если не подозревать Поткина, что шахту он тоже взорвал сам — в этом его, слава Богу, еще не обвиняют.

Среагировать на взрыв, найти людей (очень надежных людей, чтобы со всем справились и не проболтались) в конкретном городе и уже к концу первого дня устроить митинг и перекрыть железную дорогу — Господи, если бы в России существовал хотя бы один человек, способный провернуть такую операцию, у нас давно бы случилась революция, и никакие центры «Э» ничего бы не сделали. Но революции нет, Поткин сидит. Стоит ли верить тому, что шахтеров на железнодорожный переезд вывел он?

Ответ очевиден, но только нам, обычным людям. А людям необычным, тем, которые таскают сейчас Поткина по допросам, он очевиден, но совсем по-другому. Им важно, чтобы у шахтерского митинга в Междуреченске был организатор. Им важно, чтобы за Болотной стоял конкретный Таргамадзе с конкретными деньгами. Им важно, чтобы печенье на Майдане было не просто печеньем, но платой за выполнение приказов из Вашингтона. Им важно, чтобы был приказ. Даже самая завиральная конспирологическая схема им ближе и понятнее, чем стихия. В стихию они не верят, точнее — они боятся ее до такой степени, что готовы выдумывать все что угодно, только бы не остаться со стихией один на один. Люди в погонах, люди, стоящие на страже существующих порядков — они, оказывается, так устроены, что любая фантазия им кажется более реальной, чем происходящее на самом деле. Пять лет они думали о событиях в Междуреченске, держали их в голове, считали вопрос незакрытым, пока не найден тот, кого можно объявить организатором. Дети Вышинского, маленькие дети, ищущие потерянный кошелек под фонарем, в их случае — в камере. В камере нашелся Поткин, загадка разгадана, стихию можно больше не считать стихией.

Стихия смотрит на них и тихо посмеивается.