Свободная Пресса в Телеграм Свободная Пресса Вконтакте Свободная Пресса в Одноклассниках Свободная Пресса на Youtube

Тьма неученья

Школьное образование нужно воспитанникам детских домов не меньше, чем другим детям

1113

Мы публикуем монолог Лили Рахеевой, которая выросла в детском доме. Не имея возможности готовиться к сдаче экзаменов, Лиля не смогла поступить в институт. Сейчас девушка временно живет в кризисном центре «Дом для мамы»

Я родилась в маленьком селе под Челябинском. Маму с папой лишили родительских прав, меня отдали в детский дом. Мне рассказала воспитательница, что родители даже не пришли в суд, когда было заседание. Мама приходила в детский дом только один раз. Принесла зачем-то с собой мои детские пеленки и фотографии и называла меня Ритой. Она, видно, выпившая была. Она тогда долго плакала, а потом попросила у меня денег, но я ей сказала: «Пожалуйста, уходи и больше не приходи сюда». Она мне тогда уже не нужна была. Потом, когда она уходила, я смотрела в окно, смотрела, как она уходит, и ревела. Больше я ее никогда не видела.

В детском доме было много детей, и воспитатели не успевали за всеми следить. А мне всегда нравилось нянчиться с детьми, с маленькими особенно. Я помогала маленьким девочкам собираться в детский сад с утра: заплетала им косички, помогала одеться, укладывала спать иногда. И была там одна воспитательница, которая видела, что я хорошо с детьми лажу. Я всегда к ней прибегала, хоть она и была воспитательница для мальчиков, она мне была как мама. Я не помню, как ее зовут, но она всегда говорила, что я могу поступить в Москву. Она мне рассказала, что там можно выучиться на педагога, а потом стать гувернанткой — тоже нянчить детей и получать хорошие деньги. И я думала постоянно: «Уеду в Москву». У меня была такая цель.

Директор нашего детского дома была раньше директором школы. Она была строгая, но зато помогала нам с уроками иногда. Я ничего не понимала по алгебре и по русскому, не мое это было. Я ходила к директору с домашними заданиями. Она мне объясняла немного, но у меня все равно были одни двойки по алгебре и по русскому, хотя я и старалась. Я, может быть, и училась бы хорошо, но у меня не было такого желания. И не было человека, который бы мне говорил, что нужно заниматься. Мне хотелось поскорее уйти из детского дома. И в школе к нам отношение другое было. Классная руководительница почему-то ставила мне плохие оценки, если даже я домашние задания делала с директором. Мне казалось, что все учителя меня как-то не любят.

Когда мы сдавали ЕГЭ, директор нам тоже помогала.

И потом мы поехали поступать. Но в Москву, как говорила воспитательница, мы не поехали. Я уже сама поняла, что нас бы никто никогда не отправил туда. Даже в Челябинск бы не отправили. Мы поехали в Магнитогорск. Я там сдавала экзамены, чтобы поступить в институт на педагога, чтобы заниматься с дошкольниками. Там были очень простые задания. Мне кажется, любой бы сдал. Нужно было рассказать, как общаться с детьми, как учить их рисовать, как с ними играть. После того как конкурс закончился, директор подошла ко мне и сказала, что я не прошла. Мне так обидно стало, я расплакалась. Это уже потом я доехала в этот институт на трамвае, мне там сказали, что я на самом деле сдала вступительные. У меня была такая обида на директора за то, что она мне соврала. Она, наверное, думала, что мне сложно будет там учиться, что я не потяну.

Потом я готовилась к выпускному. Я думала, что все будет красиво, как на картинках в журналах. Я нашла девочку в селе, которая сделала мне прическу, макияж. В детском доме девочки прокололи мне уши иголкой. В детском доме купили платье на рынке. Оно было такое синее. Я хотела пышное вечернее, но такого на рынке не было.

Потом в сентябре меня, Иру и Нину, которые со мной выпускались, собрали на разговор. Там были директор и ее заместитель. Они сказали, что мы будем учиться в училище на маляров. Нас не спрашивали, хотим мы там учиться или нет. Просто директор сказала: «Вам в этом училище будет очень комфортно». Нам купили всякую недорогую одежду, чтобы мы забрали ее с собой в училище. Сказали, чтобы мы это берегли. Там были здоровенные болоньевые куртки, как будто шахтерские: одна сторона черная, другая желтая. Я думала: «Куда я это буду надевать?»

Заместитель была злая, все время мне тыкала тем, что моя мать была подзаборная, и я такая же буду. И вот она зачем-то сказала, что я сопьюсь, что Ира тоже будет алкашкой, что мы будем мотаться, как наши родители, а Нина будет правильная. И я до сих пор об этом вспоминаю, я с этим живу, можно сказать. Я просто сказала себе, что я как-то выстою и докажу, что я нормальный человек, что я смогу все без их помощи и без этого училища, которое мне даром не нужно было.

В детском доме нам сказали, что будут переводить деньги в училище, там нам их будут отдавать. Мы приехали в общежитие, нас там расселили по комнатам. И почти сразу все пошло наперекосяк. К нам начали ходить старшие и требовать деньги. Я не захотела, а одна девочка, которая училась уже на четвертом курсе, мне ответила, что тут живут по своим правилам, и хочу я или нет, но буду отдавать им деньги, которые мне присылают.

Через несколько дней меня избили за училищем. Отобрали все деньги. Выбили зубы, били ногами. У меня был такой ужасный вид. Я испугалась идти обратно в общежитие, потому что меня бы там снова избили. Около училища были штукатуры-маляры из Таджикистана. Один из них, по имени Баха, меня увидел и приютил у себя. Его мама отвезла меня в больницу. Он был очень добрый, его все называли Иисусом. Он был на него похож, всегда ходил с волосами до плеч, у него была борода и зеленые глаза.

Я почти месяц лежала в больнице, потом пришла в синяках забирать документы из училища. Директор даже не спросила, откуда у меня синяки. Вся эта папка с документами у меня была с собой, я даже не знаю, как она сохранилась, и как я сама сохранилась, потому что где я только не скиталась.

***

После того как Лиля забрала документы из училища, она еще какое-то время прожила в Магнитогорске — работала в привокзальных кафе, ночевала в подъездах, собирала деньги на билет в Москву. Туда она поехала вместе с Бахой, но в поезде они поругались, и Лиля осталась одна. На вокзале у нее украли вещи. После этого были московские квартиры, где помимо Лили жили еще пятнадцать человек, рынки и магазины, где она продавала всякую мелочевку.

На одном из рынков она познакомилась с Мухаммедом. Какое-то время они жили вместе, Лиля забеременела от него, хотя была уверена, что не может иметь детей. Когда она сообщила эту новость Мухаммеду, тот предложил ей деньги на аборт, но Лиля не согласилась. Она очень хотела ребенка.

Когда Лиля была на шестом месяце беременности, Мухаммед ударил ее сумкой по животу. Лиля собрала вещи и ушла. После этого она жила с другими девушками, с которыми тоже познакомилась на рынке. Еще несколько месяцев продавала сим-карты в подземном переходе. Потом ей рассказали о кризисном центре «Дом для мамы», где живут беременные женщины, которым больше некуда пойти. Там Лилю приняли, вскоре она родила девочку, которую назвала Аминой.

Лиля рассказывает, что иногда заходит на сайт детского дома, где выросла. Там она читает, что некоторые выпускники поступают туда, куда им хочется. Она даже связалась с девушкой, которая поступила на юриста. Лиля говорит, что в «детском доме, видимо, была проверка», раз все так изменилось.

«Волонтеры в помощь детям-сиротам» помогают воспитанникам детских домов готовиться к сдаче ЕГЭ и ГИА. Фонд находит репетиторов, которые занимаются со школьниками по Skype.

СДЕЛАТЬ ПОЖЕРТВОВАНИЕ

Последние новости
Цитаты
Игорь Шатров

Руководитель экспертного совета Фонда стратегического развития, политолог

Вадим Трухачёв

Политолог

Фоторепортаж дня
Новости Жэньминь Жибао
В эфире СП-ТВ
Фото
Цифры дня