За что большевики расстреляли Колчака

16 ноября исполнится 135 лет со дня рождения одного из руководителей Белого движения, Верховного правителя России Александра Колчака. Вопреки расхожему мифу, что злобные большевики арестовали адмирала и, практически сразу расстреляли, допросы Колчака шли 17 дней — с 21 января по 6 февраля 1920 года.

Колчак, пожалуй, одна из самых противоречивых фигур Гражданской войны. Один из крупнейших исследователей Арктики, путешественник, непревзойденный мастер минного дела во времена Первой мировой войны, убежденный монархист. Это одна сторона медали.

Но есть и вторая. У Белого движения было много вождей: Корнилов, Деникин, Юденич, Врангель, Май-Маевский, Шкуро, Семенов, Каледин, Слащев, Алексеев, Краснов… Но именно войска Колчака запомнились особенной жестокостью.

Когда адмирал взял власть в Сибири, то большинство населения восприняло это вполне благосклонно. Но Александр Васильевич был не очень хорошим политиком или чересчур доверял своим офицерам, которые, борясь с партизанами и прочими несогласными с властью Верховного правителя, не останавливались ни перед чем. Потом на допросах Колчак говорил, что ничего не знал о жестокостях, которые творили некоторые его офицеры. Но факт остается фактом — даже казаки из «Волчьей сотни» атамана Шкуро, воевавшие в рядах Добровольческой армии Деникина, а потом подчинявшиеся Врангелю, были ягнятами по сравнению с войсковым старшиной Красильниковым и прочими карателями адмирала Колчака.

Одним словом, крах колчаковской армии, во многом, — следствие недальновидной и не всегда умной политики прямолинейного, хотя и любящего Россию адмирала. Вопреки мифам, согласно которым злобные большевики захватили Колчака и сразу же предали его смерти, над адмиралом планировали провести суд. Причем, не в Омске и не в Иркутске, а в Москве. Но ситуация сложилась по-другому.

Вот выдержки из последнего допроса адмирала Колчака.

6 февраля 1920 года.

Алексеевский. Чтобы выяснить ваше отношение к перевороту, требуется установить некоторые дополнительные пункты. Между прочим, для Комиссии было бы интересно знать, — перед переворотом, во время и после него встречались ли вы в Сибири, или на востоке с князем Львовым, который тогда через Сибирь выезжал в Америку?

Колчак. Нет, с князем Львовым я не виделся, — мы разъехалась. Я виделся только с другим Львовым — Владимиром Михайловичем.

Алексеевский. Не имели ли вы от князя Львова письма или указания?

Колчак. Кажется, какое-то письмо из Парижа было во время моего пребывания в Омске, но это было позже, приблизительно летом. Это письмо не содержало ничего важного и относилось главным образом к деятельности той политической организации, которая была в Париже и во главе которой стоял Львов. До этого я со Львовым не имел личных сношений и никаких указаниий, переданных через него от кого бы то ни было, не получал. Письмо, о котором я говорил, было передано через консульскую миссию в Париже в июле месяце…

… Алексеевский. Скажите ваше отношение к генералу Каппелю, как к одной из наиболее крупных фигур Добровольческой армии.

Колчак. Каппеля я не знал раньше и не встречался с ним, но те приказы, которые давал Каппель, положили начало моей глубокой симпатии и уважения к этому деятелю. Затем, когда я встретился с Каппелем в феврале или марте месяце, когда его части были выведены в резерв, и он приехал ко мне, я долго беседовал с ним на эти темы, и убедился, что это один из самых выдающихся молодых начальников…

… Попов. В распоряжении Комиссии имеется копия телеграммы с надписью: «Произвести через Верховного правителя арест членов Учредительного Собрания».

Колчак. Насколько я помню, это было мое решение, когда я получил эту телеграмму с угрозой открыть фронт против меня. Может быть, Вологодский, получив одновременно копию телеграммы, сделал резолюцию, но во всяком случае в этом решении Вологодский никакого участия не принимал. Членов Учредительного Собрания было арестовано около 20, и среди них тех лиц, которые подписали телеграмму, не было, за исключением, кажется, Девятова. Просмотревши списки, я вызвал офицера, конвоировавшего их, Кругловского, и сказал, что совершенно на знаю этих лиц; и что в телеграмме они, по-видимому, никакого участия не принимали и даже не были, кажется, лицами, принадлежащими к составу комитета членов Учредительного Собрания, как, например, Фомин. Я спросил, почему их арестовали; мне ответили, что это было приказание местного командования, ввиду того, что они действовали против командования и против Верховного правителя, что местным командованием было приказано арестовать их и отравить в Омск…

… Попов. Каким образом сложилась их судьба и под чьим давлением? А ведь вы знаете, что большинство их было расстреляно.

Колчак. Их было расстреляно 8 или 9 человек. Они были расстреляны во время бывшего в двадцатых числах декабря восстания…

… Алексеевсский. Никаких особых указаний вы по этому поводу ему не давали?

Колчак. Нет, все делалось автоматически. На случай тревоги раз и навсегда было составлено расписание войск, — где каким частям находиться. Город был разбит на районы, все было принято во внимание. Никаких неожиданностей быть не могло, и мне не приходилось давать указаний. Накануне выступления вечером мне было сообщено Лебедевым по телефону или, вернее, утром следующего дня, что накануне был арестован штаб большевиков, в числе 20 человек, — это было за сутки до выступления. Лебедев сказал: «Я считаю все это достаточным для того, чтобы все было исчерпано, и выступления не будет».

Попов. Что он доложил относительно судьбы арестованного штаба?

Колчак. Он сообщил только, что они арестованы.

Попов. А не сообщал он, что на месте ареста были расстрелы?

Колчак. Они были расстреляны на второй день после суда…

… Попов. Расстрелы в Куломзине производились по чьей инициативе?

Колчак. Полевым судом, который был назначен после занятия Куломзина.

Попов. Обстановка этого суда вам известна. А известно ли вам, что по существу никакого суда и не было?

Колчак. Я знал, что это — полевой суд, который назначался начальником по подавлению восстания.

Попов. Значит, так: собрались три офицера и расстреливали. Велось какое-нибудь делопроизводство?

Колчак. Действовал полевой суд.

Попов. Полевой суд требует тоже формального производства. Известно ли вам, что это производство велось, или вы сами, как Верховный правитель, не интересовались этим? Вы, как Верховный правитель, должны были знать, что на самом деле никаких судов не происходило, что сидели два-три офицера, приводилось по 50 человек, и их расстреливали. Конечно, этих сведений у вас не было?

Колчак. Таких сведений у меня не было. Я считал, что полевой суд действует так, как вообще действует полевой суд во время восстаний…

… Попов. А сколько человек было расстреляно в Куломзине?

Колчак. Человек 70 или 80.

Денике. А не было ли вам известно, что в Куломзине практиковалась массовая порка?

Колчак. Про порку я ничего не знал, и вообще я всегда запрещал какие бы то ни было телесные наказания, — следовательно, я не мог даже подразумевать, что порка могла где-нибудь существовать. А там, где мне это становилось известным, я предавал суду, смещал, т. е. действовал карательным образом.

Попов. Известно ли вам, что лица, которые арестовывались в связи с восстанием в декабре, впоследствии подвергались истязаниям в контрразведке, и какой характер носили эти истязания? Что предпринималось военными властями и вами, Верховным правителем, против этих истязаний?

Колчак. Мне никто этого не докладывал, и я считаю, что их не было.

Попов. Я сам видел людей, открепленных в Александровскую тюрьму, которые были буквально сплошь покрыты ранами и истерзаны шомполами, — это вам известно?

Колчак. Нет, мне никогда не докладывали. Если такие вещи делались известными, то виновные наказывались.

Попов. Известно ли вам, что это делалось при ставке верховного главнокомандующего адмирала Колчака, в контрразведке при ставке?

Колчак. Нет, я не мог этого знать, потому что ставка не могла этого делать.

Попов. Это производилось при контрразведке в ставке.

Колчак. Очевидно, люди, которые совершали это, не могли мне докладывать, потому что они знали, что я все время стоял на законной почве. Если делались такие преступления, я не мог о них знать. Вы говорите, что при ставке это делалось?

Попов. Я говорю: в контрразведке при ставке. Возвращаюсь к вопросу о производстве военно-полевого суда в Куломзине.

Колчак. Я считаю, что было производство такое же, какое полагается в военно-полевом суде.

Попов. В Куломзине фактически было расстреляно около 500 человек, расстреливали целыми группами по 50 — 60 человек. Кроме того, фактически в Куломзине никакого боя не было, ибо только вооруженные рабочие стали выходить на улицу — они уже хватались и расстреливались, — вот в чем состояло восстание в Куломзине.

Колчак. Эта точка зрения является для меня новой, потому что были раненые и убитые в моих войсках, и были убиты даже чехи, семьям которых я выдавал пособия. Как же вы говорите, что не было боя…

Заверил заместитель председателя Иркутской Губ.Ч.К. К. Попов

На допросах Колчак, по воспоминаниям чекистов, держался спокойно и уверенно. Вот только последний допрос проходил в более нервной обстановке. Атаман Семенов требовал выдачи Колчака, Иркутск могли захватить части генерала Каппеля. Поэтому было принято решение расстрелять адмирала.

Приговор был приведен в исполнение в ночь с 6 на 7 февраля 1920 года. Как писал впоследствии Попов, адмирал Колчак и на расстреле вел себя в высшей степени достойно и спокойно. Как и подобало русскому офицеру… Вот только Верховный правитель из блестящего морского офицера так и не получился…