В конце XVIII века наиболее опасных преступников из европейской части российской империи отправляли на каторжные работы за Уральский хребет. Многие арестанты погибали на этапах. Чтобы избежать этих потерь, Екатерина II в 1783 году подписала указ о строительстве пересылочной тюрьмы на Владимирском тракте, главной тогда каторжной дороге. В централе узники отдыхали, набирались сил перед тяжелейшим переходом за Каменный пояс.
УБЕЖАТЬ ОТСЮДА НЕВОЗМОЖНО
По лабиринтам Владимирского централа нас водил знаток его истории капитан Игорь Закурдаев.
— В этом корпусе слева в 1863 году сидели польские повстанцы, — говорит и показывает нам гид, — а в том капитальном здании, построенном в 1903 году по американскому проекту, — тюремная больница. Последний, так называемый «ежовский корпус», где сидели политзаключенные, поставили в 1938 году.
Мы вошли в один из тюремных корпусов. Необычным длинным ключом капитан открыл очередную массивную дверь, ведущую в коридор с камерами вдоль обеих стен.
— Самая маленькая камера рассчитана на двоих, самая большая — на 16 человек, — просветил нас Игорь. — Все, как и сто лет назад.
После десяти минут путешествия по тюремным лабиринтам мы окончательно перестали ориентироваться в пространстве. И оставь нас капитан одних, с ключом от дверей, мы бы долго плутали в поисках выхода из тюремного корпуса. Видимо, почувствовав наше состояние, Игорь заметил, что убежать отсюда практически невозможно.
Тюремный музей разместился в небольшом помещении. Здесь есть прелюбопытные экспонаты: от редкого ошейника для особо опасных преступников и наручников царских времен до великолепно исполненных кустарным способом долларовых и рублевых купюр. Но особенно интересны документы, свидетельствующие о том, что тюремному делу в России всегда уделялось пристальное внимание и забота со стороны общества. Оказывается, при крупных тюрьмах действовали попечительские советы. Любопытно, что членом такого совета при Владимирском централе был Александр Иванович Герцен, ежегодно жертвовавший на тюремные нужды 25 рублей золотом. Уже в XIX веке при централе были тюремные огороды (некое подобие нынешнего подсобного хозяйства при исправительных колониях), обеспечивающие узников свежими овощами. За качеством тюремного рациона строго следила специальная инспекция.
ПРИ ЦАРЕ КОРМИЛИ ЛУЧШЕ
А вот документ, который скрупулезно зафиксировал содержание так называемой особой порции для больных арестантов централа.
Обед: селедка — 1 шт., жаркое мясное весом 56 золотников (золотник — 4,266 грамма) или котлета телячья такого же веса; кисель клюквенный (картофельной муки (т.е. крахмала) — 8 зол., патоки — 4 зол., клюквы — 20 зол.), кисель овсяный (муки овсяной — 24 зол., соли — 2 зол.), молоко — 0,5 кринки.
Ужин: бульон — полкринки, мясо — 22 зол. (к нему морковь, петрушка, лук, брюква, соль). Белый хлеб — полфунта (примерно 200 г), черный хлеб — полфунта; компот (чернослив — 12 зол., яблоки сушеные — 12 зол., патоки — 12 зол.).
Думаем, сегодня далеко не каждый туберкулезный зэк получает такую пайку. А ведь при царях-сатрапах во владимирской тюрьме была еще и «цинготная порция» — мера профилактики этого типичного для мест лишения свободы заболевания. В нее входили щи с мясом (28 зол.) из св. капусты. Окрошка опять же с мясом и прочей приправой зеленой… Неплохой рацион для каторжников.
Не забывали самодержцы и тех, кто исполнял тюремную государеву службу. В 1826 году командир арестантской роты Владимирского централа в звании капитана получал годовое жалованье в размере 780 рублей. Поручик — 690 руб., подпоручик — 600 руб., прапорщик — 510, фельдфебель — 72 руб. Много это или мало? Скажем для сравнения, что корова тогда стоила 9 рублей. Помимо твердого жалованья, офицеры и нижние чины арестантских рот получали еще пайковые, наградные деньги — по 20 коп. в день. Нынешние сотрудники централа о таком содержании могут только мечтать.
ФРУНЗЕ ЖЕСТОКО ИЗБИЛ ЖАНДАРМА
В 1910 году во Владимирском централе сидел будущий красный полководец Михаил Васильевич Фрунзе. На фотографии он выглядит прямо-таки пышущим здоровьем, упитанным молодцом (тогда в тюрьме запросто можно было сфотографироваться с сокамерниками на память). Попал сюда Миша со своим подельником Пашей Гусевым за жестокое избиение жандарма. Приговорили их к «вышке», но затем заменили смертную казнь на каторгу: Гусеву — 8 лет, Фрунзе — 6. Вообще державная власть достаточно гуманно относилась к своим противникам, посягавшим на нее с оружием в руках.
Кто из известных «врагов народа» сидел в централе после революции вплоть до Великой Отечественной войны, малоизвестно. В 1929 году Владимирскую губернию ликвидировали, архивы передали в Иваново, где они благополучно затерялись. Установлено, что в 1937 году здесь был в заключении первый председатель президиума ЦК РКСМ Ефим Цейтлин (расстрелян в Иваново в том же году). 30 апреля 1942 года был арестован и отправлен в централ секретарь Н. Бухарина Семен Ляндрес — отец известного писателя Юлиана Семенова. Во время и после войны застенки централа прошли писатель Д. Андреев, депутат царской Думы, вдохновитель белого движения Василий Шульгин, брат С. Орджоникидзе — Константин, Анна и Евгения Аллилуевы, родственницы жены И. Сталина, супруга С. Буденного, балерина Большого театра Ольга Михайлова. В 1948 году в одной камере содержались «участница антисоветской группы» певица Лидия Русланова и «террористка» киноактриса Зоя Федорова…
После войны здесь в глубокой тайне от советской общественности побывали так называемые номерные заключенные. Их настоящие фамилии знал только начальник тюрьмы. К таким относились министры буржуазных правительств прибалтийских республик Антон Меркис, Юозас Урбшис, Вильгельм Мунтерс… Военнопленные, среди которых были такие крупные фигуры фашистской Германии, как комендант Берлина Г. Вейдлинг, фельдмаршал Р. Шерер, начальник личной охраны Гитлера И. Раттенхубер, японские генералы из Квантунской армии. Под фамилией Васильев в 1956—1958 годах здесь находился самый секретный арестант — Василий Сталин…
Номерные заключенные пользовались особыми правами: могли писать книги, читать прессу, отдыхать в любое время суток, иметь при себе до 100 рублей.
— Я, конечно, кое-что могу рассказать о каждом из знаменитых узников централа. Довелось поработать с сохранившимися архивами, — говорит Игорь Закурдаев. — Но, думаю, лучше меня это сделают наши ветераны, они могут вспомнить весьма любопытные эпизоды из своей службы в централе.
ВАСИЛИЙ СТАЛИН БЫЛ ХОРОШИМ ТОКАРЕМ
В тюремном клубе нас ждали еще крепкие на вид мужики. Представились: Александр Сергеевич Малинин. С 1954 года работал дежурным по тюрьме. Юрий Иванович Жуков и Николай Алексеевич Краснов служили здесь с 1962 по 1992 год.
— Мне довольно часто доводилось общаться с Василием Сталиным, — начал разговор Александр Сергеевич Малинин. — Он запомнился обычным с виду, добрым человеком. Мы с ним здоровались за руку. Надо сказать, отношение к нему было особое, уважительное. В камере настелили деревянный пол, провели радиоточку. Длительных свиданий тогда не давали, но для Василия было исключение. К нему приезжали две женщины, одна темненькая, другая светленькая. Говорили, что они его жены. Привозили хорошие продукты. Как-то году в 58-м на день рождения к нему приехала одна из его жен, привезла букет. Цветы Сталину запретили передать. Зам. начальника тюрьмы Давид Иванович Крот пришел к нам с этим букетом и вручил его моей жене от самого Сталина — у нее в этот день тоже был день рождения.
— А чем в основном занимался в тюрьме Василий Сталин?
— Добровольно работал в производственной мастерской на токарном станке, мог слесарить. Как бывший летчик, разбирался в технике. Он даже придумал и сделал тележку на трех колесах для перевозки бачков с пищей, которые раньше носили вручную. Эта тележка работает до сих пор.
— Кого еще из известных людей вам довелось встречать в централе?
— При мне сидели бериевские генералы. Запомнил хорошо: в их камере на столе всегда стоял портрет Ленина. А еще здесь были проходившие по делу «Молодой гвардии» Стаценко и Орлов. Первый, кажется, был бургомистром Краснодона, второй — начальником полиции, умер он в централе. Сидел у нас с 1958 по 1965 год легендарный Павел Анатольевич Судоплатов, начальник иностранного отдела НКВД. Говорили, что он организовал убийство Троцкого, что легендарный разведчик Николай Кузнецов — его ученик.
— А как вели себя немецкие и японские генералы, когда их выпустили из тюрьмы?
— Спокойно, с достоинством. Немцев посылками и литературой завалили, чего не скажешь о японских военнопленных. Я видел, как мучился и умирал генерал Вейдлинг. У него был рак почек. Многие из них скончались в тюрьме. Раньше хоронили только ночью, на кладбище, которое за тюремным забором. Завертывали в одеяло, клали записочку — и прямо в могилу. Ни креста, ни таблички. Могилу сравнивали с землей, чтоб никаких следов… Недавно японцы поставили памятник своим генералам, умершим в централе. В 55-м оставшихся в живых с музыкой повели на вокзал. Старшее поколение смотрело на них, стиснув зубы…
А вот бывший министр иностранных дел Литвы Юозас Урбшис после освобождения осел в Вязниках, работал там в банях до самой смерти.
ДИКИЙ ПРЕСТУПНИК ПОШЕЛ
— Чем, на ваш взгляд, нынешние преступники отличаются от зэков сорокалетней давности?
— Раньше была четкая идеология воров в законе, тюремная иерархия, — вступает в беседу Юрий Иванович Жуков. — Сегодня все те понятия размыты, ворами в законе «самокоронуются» чуть ли не 20-летние сопляки. Я знал одного из самых авторитетных воров в законе Бабушкина по кличке «Бриллиант». Он практически всю жизнь в зонах провел. Сегодня таких нет. В 70-е сидели у нас диссиденты, около 80 человек. Буковский, Марченко, Бегун, Щаранский… Интеллигентные люди. Сегодня преступники в массе своей люди необразованные, полуграмотные, дикие, одним словом…
— Были в службе моменты сопряженные с угрозой вашей жизни?
Ю. ЖУКОВ:
— В 75-м осужденный Перепелица проиграл в карты крупную сумму. Отдавать нечем, и ему приказали убить меня. В цехе при тюрьме сделали кинжал. Длинную нитку из распущенных носков он через форточку опустил вниз и к ней привязали кинжал. Во время моего дежурства Перепелица напросился ко мне на собеседование. Вошел в кабинет и сразу бросился на меня. Я неплохо знал самбо. Короче, обезоружил его. Парню грозило дополнительно 10 лет отсидки, но по моей просьбе ограничились 6 месяцами строгого режима. После этого (сам слышал) зэки стали меж собой называть меня «Макаренко».
— А между осужденными бывали крупные, как сегодня говорят, разборки?
Н. КРАСНОВ:
— Конечно, вплоть до убийств. Сидеть годами в одной камере — не шутка. Кто-то на унитаз не так сел, другой не так сказал. Глядишь, драка началась. У них своя, порой непонятная нам жизнь. Порой от скуки вдруг начинают делать такое… Членовредительством занимаются, глотают лезвия, ножницы, домино, — все что под руку попадет. Один отрезал себе оба уха и выбросил их в окно, другой разорвал рот до самых ушей. Их прозвали Пьером Безуховым и Акулой…
А. МАЛИНИН:
— А какие раньше наколки делали. На лбу матом писали оскорбительные для сотрудников слова. Мы с этим боролись: снимали кожу, выжигали током, марганцовкой.
— Какой самый старый преступник сидел в годы вашей службы?
Ю. ЖУКОВ:
— Был у нас дед из Курской области. Первый раз его осудили в 19 лет: украл в коммуне конскую сбрую. А в 80 совершил убийство. Приревновал к своей старухе соседа и пристрелил его из берданки. Получил 3 года тюрьмы и 10 лет колонии.
— Вы не жалеете, что отработали по нескольку десятков лет в тюрьме, ежедневно общаясь с преступниками?
Н. КРАСНОВ:
— Я из деревни родом. Паспортов нам не давали, в семье было семеро детей. Надо было зарабатывать на жизнь. А как? Без паспорта тогда брали только в милицию, пожарку и тюрьму. Я предпочел тюремную службу и не жалею о тридцатилетней работе в централе.
А. МАЛИНИН:
— Я потомственный тюремщик, мой сын пошел по моим стопам, и внук учится на юриста и тоже продолжит наше дело. Я и живу здесь, рядом с тюрьмой. Каждый день встречаю и провожаю ребят, которые в ней служат. В общем, жалеть не о чем, жизнь удалась.
