Будущее России растет на асфальте

В России, бодро взявшей курс на модернизацию и инновации в экономической сфере, есть проблема, которая может помешать осуществлению далеко идущих амбиционных планов. Проблема эта — беспризорные дети. На верхних этажах власти о ней вспоминают не часто, как правило, один раз в году — в связи с очередным Днем защиты детей. Именно тогда озвучиваются официальные данные о положении маленьких граждан в нашем обществе, определяются основные приоритеты и направления, чтобы подрастающему поколению россиян жилось лучше и веселей. Но дети улиц о таком внимании к ним со стороны родного государства вряд ли догадываются: они живут вне информационного поля, по своим законам и принципам. И даже не живут, а, скорее, пытаются выжить.

Сколько этих гаврошей эпохи недоразвитого капитализма бродит по городам и весям страны, не знает никто. Государственной статистики на этот счет не имеется.

Уполномоченный при президенте РФ по правам ребенка Павел Астахов на недавней пресс-конференции сказал, что количество сирот и детей, оставшихся без попечения родителей, составляет в России на сегодняшний день почти 700 тысяч. «Это больше, чем в СССР после Второй мировой войны!», — утверждает омбудсмен.

Оценки масштабов беспризорности, которые приводят другие эксперты, еще более ужасающи. Сопредседатель общественного движения «Народный Собор» Владимир Хомяков, например, называет цифру в 1,5 миллиона.

А руководитель комиссии по социальным вопросам и демографической политике Общественной палаты Елена Николаева, выступая год назад на Всемирном русском народном соборе, сравнила нынешнее положение вещей c детской безнадзорностью с периодом Гражданской войны. Николаева ссылается на сведения МВД РФ, согласно которым число беспризорников сейчас составляет 2,17% от общего числа детей (их в России всего 28 млн): то есть два ребенка из 100 — беспризорники.

«Ежегодно появляется 115−120 тысяч сирот в России; 200−220 детей ежедневно отбирается у нерадивых родителей; 600 тысяч в настоящее время находятся в интернатных заведениях разного вида», — привела статистические данные член Общественной палаты. Николаева также высказала мнение, что существующая в стране система опеки детей «заинтересована в освоении финансовых средств, но не заинтересована в судьбах детей».

Но самое страшное, что за неточными сухими цифрами — множество изломанных детских судеб, а мы даже не представляем себе масштаб беды.

Между тем, еще десять лет назад, 30 мая 2001 года, Совет безопасности признал, что детская беспризорность и безнадзорность несут угрозу национальной безопасности страны и общественной стабильности. Не единожды тему уличных сирот поднимал во времена своего президентства и нынешний премьер Владимир Путин. Встречаясь, к примеру, с женщинами в канун 8 Марта 2002 года, он сказал, что «страна переживает третью волну беспризорности после Гражданской и Великой мировой войн» и потребовал от правительства незамедлительных мер по борьбе с этим позорным социальным явлением.

В середине 2000-х милиция так рьяно взялась исполнять волю главы государства, что малолетние бродяжки, действительно, на какое-то время исчезли с улиц наших городов. Правда, вскоре стало ясно, что профилактические облавы силовиков саму проблему так и не решили.

Дети просто затаились на время, поменяв «хлебные» вокзалы и центральные рынки на труднодоступные для милиции места — промышленные зоны, склады, пакгаузы, свалки. А как только шумиха затихла, снова вернулись на улицы.

С тех пор так и повелось: милиция выгоняет их из одного места, они появляются в другом. Маленькие дерзкие бесстрашные оборванцы уже практически стали частью наших дворов, вокзалов, подвалов и чердаков. Иногда щедрой рукой мы даем им мелочь, другой раз с опаской обходим стороной, но чаще всего стараемся просто не замечать: будто и нет их вовсе, этих цветов жизни, взросших на грязном асфальте.

Многие из них, впрочем, уже и не нуждаются во внимании взрослых, поскольку свыклись со своей самостоятельностью. Они образовали особую социальную группу, выработали свою стратегию жизни, свои цели и методы их достижения. Беспризорника-подростка уже не выудить с улицы обещанием «счастливого детства», говорят эксперты, поскольку они давно адаптировались в этой псевдо свободной среде, где ему без ограничения доступны «все радости» взрослой жизни — алкоголь, сигареты, наркотики, деньги, секс.

При этом многие из этих детей не могут зачастую получить даже самую элементарную медицинскую помощь, никогда не посещали школу, не умеют читать и писать.

Их учит и воспитывает улица: хочешь есть — укради. А какими «университетами» подобное образование заканчивается, известно: беспризорность, как утверждают юристы и педагоги, — главный резерв для пополнения воспитательных колоний для несовершеннолетних.

33% россиян видят в беспризорниках потенциальных преступников. Таковы результаты социологического опроса, проводимого GALLUP. Реальность оптимизма не добавляет: почти 60% современных российских гаврошей со временем пополняют ряды уголовников.

По словам Людмилы Шипицыной, ректора Института специальной педагогики и психологии им. Р. Валленберга, «после трех-четырех месяцев беспризорной жизни наступает порог десоциализации». Иными словами ребенок попросту утрачивает все связи с прежним миром, приспосабливаясь к условиям и законам нового социума.

Откуда же берутся беспризорники? Оказывается, по оценкам экспертов, в основной своей массе российские дети улиц не сироты, лишившиеся родителей, а дети, которые по каким-либо причинам ушли из семей по своей воле. Причины эти разнообразны — чрезвычайная бедность, серьезные семейные конфликты, жестокое обращение и безнадзорность, или злоупотребление родителями алкоголем и наркотиками.

Но если еще совсем недавно вся эта обездоленная братия стекалась большей частью в богатую Москву, где было легче затеряться и прокормиться, то в последнее время беспризорники успешно обживают менее крупные города и даже районные центры.

«В столице таких детей стало намного меньше, это заметно даже визуально, — признает социолог Александр Арефьев. — Но это совершенно не означает, что они исчезли вовсе. Беспризорники есть практически во всех регионах. Изменился средний возраст таких детей: если раньше он составлял 12−13 лет, то сейчас стало больше 15−17-летних. Заметно увеличилось количество бездомных детей из стран СНГ — максимальный пророст зафиксирован среди уроженцев Таджикистана, Киргизии, Узбекистана и Украины».

Бродяжничают, как правило, в группах: доля таких беспризорных составляет примерно 85% от общей их численности. Одиночек — около 15%.

Исследования, проведенные экспертами Института социологии РАН, свидетельствуют, что у 68,2% беспризорников до бродяжничества был психологический конфликт в семье или детском доме. Убежали потому что кричали, оскорбляли, ругали матом, попрекали (30,6%), не любили, не понимали, не кормили, не одевали, выгоняли из дома (24,8%), били, дрались (22,4%), психологическая несовместимость с родителями (9,6%), сексуальные домогательства (5,5%), звучали постоянные угрозы (2,9%). При этом 74,8% беглецов хотели бы вернуться в семью или детский дом, а у 9,2% мальчишек есть желание стать воспитанником воинской части. Еще 10% мечтают жить нормальной жизнью, создать свою семью, работать. Не желают возвращаться в прошлое 29,2% мальчиков и 47,7% - девочек. При этом мотивировка на труд есть у 74,7% беспризорных: в основном в будущем они хотели бы работать продавцом, парикмахером, поваром, водителем, педагогом, врачем, артистом, военным и пожарным.

О том, кто они, гавроши России XXI века, в беседе с корреспондентом «Свободной прессы» рассуждает писатель Сергей Волков, автор вышедшей недавно книги «Дети пустоты», рассказывающей о положении нынешних беспризорников.

«СП»: — Сергей Юрьевич, почему вы обратились к этой теме?

— По роду своей деятельности — а я много лет работал журналистом, был заместителем главного редактора газеты «Социалистическая Россия» - мне довольно часто приходилось сталкиваться с этой проблемой. Я видел этих детей, разговаривал с ними, так накапливался материал, и в итоге получилась книга. Ну, и потом, я как нормальный человек просто не мог пройти мимо такой темы: ведь ребенок, не имеющий дома и семьи, не получающей такой необходимой в этом возрасте ласки и заботы, — это самое ужасное проявление разложения человеческого общества.

«СП»: — Вы не задавались вопросом: почему у нас нет точных данных о количестве беспризорных детей? Диапазон цифр, которые дают разные источники, — от 700 тысяч до 6 млн — озадачивает.

— Здесь есть, по-моему, несколько причин. Дело в том, что у нас до сих пор нет даже четкой терминологии: беспризорные дети — этот термин чиновники сейчас вообще стараются не употреблять. А речь идет о разных группах — безнадзорные дети, дети, попавшие в тяжелую жизненную ситуацию, социальные сироты и т. д. Соответственно по каждой такой группе подсчет ведется разными ведомствами: где-то давно проводились какие-то исследования, где-то вообще нечего не проводилось. В результате МВД дает одни данные, Минздравсоцразвития — совсем другие. У представителей общественных организаций, которые работают с этой проблемой, — третьи данные. ЮНЕСКО проводила два года назад исследование — у них свои цифры. Нет единой государственной программы — соответственно, нет и какого-то единоначалия в этом вопросе. Это в 20-е годы, когда Дзержинского поставили во главе компании по искоренению беспризорности, все было целенаправленно: вначале был произведен какой-то подсчет, потом был предпринят комплекс мер для социализации этих детей. Причем социализация проводилась часто насильственно, потому что добровольно они не собирались идти ни в коммуну Макаренко, ни в детские дома, никуда вообще. Но тогда это было сделано, а сейчас не делается ничего. С этим, наверное, связано и то, что у нас нет даже точных данных о масштабах этого явления.

«СП»: — Но у нас же есть какие-то социальные приюты для таких детей?

— В Москве и ближайшем Подмосковье суммарно таких приютов больше 30-и. Да, это и спецприемники, и социальные приюты, и какие-то учреждения, находящиеся уже чисто в системе МВД, которые специализируются на приеме этих детей и потом, в дальнейшем, отправке их в детские дома и интернаты.

«СП»: — Для такого крупного региона этого достаточно?

— Это немножко другая система. Здесь речь не идет о дальнейшей их социализации, то есть о возвращении этих детей в общество. Потому что на улице они живут как бы вне общества, сообщества их криминализированы, потому что выживать приходится за счет попрошайничества, воровства, грабежей. И вот милицейские спецприемники большей частью ничего для социализации этих детей не делают: их главная задача отправить их в детские дома, откуда они потом снова бегут на улицу. В результате образуется такой вот замкнутый круг.

«СП»: — А возможно ли вообще вернуть детей улицы в общество?

— Специалисты говорят, что только 5% беспризорников при нынешних условиях можно социализировать.

«СП»: — Почему тогда у того же Макаренко это получалось лучше? Сегодняшние беспризорники чем-то отличаются от своих собратьев тех лет?

— Действительно, все мы знаем, что после Гражданской войны в молодой Советской республике детская беспризорность была большой проблемой. Но полунищая страна сумела в кратчайшие сроки решить ее, а как это происходило, мы знаем — фильмы вроде «Путевки в жизнь», «Республики ШКИД», «Флагов на башнях» не врут, это не агитпроп. Из беспризорников 20-годов вышла целая плеяда ученых, военных, людей искусства и государственных деятелей. Дело, видимо, в том, что тогда система была другая, тогда беспризорниками занимались люди, которые искренне хотели уничтожить это уродливое явление. А основой стали школы-коммуны с трудовым воспитанием. То есть там давали не только образование, там воспитывали трудом, который и стал основой процесса декриминализации — разрушались старые связи, тщательно искоренялась уголовная романтика и иерархия (паханы, шестерки). Более того, воспитанники зарабатывали деньги на свою коммуну, и все это не только поддерживалось, но и контролировалось. В результате к детям приходило понимание, что работать и жить нормально — это лучше, чем бродяжничать.

«СП»: — А сейчас труд не в почете?

— Сейчас такого нет. Государство в последние годы выделяет очень немаленькие средства — где-то 40 тысяч рублей в месяц — на одного детдомовца. Это приличные деньги, но на что они идут: опять же на медикаменты, на одежду, на какие-то развлечения, что-то еще. Но дальше-то что? Дети в детских домах ничем в принципе не занимаются, ну, помимо, учебы, конечно. Воспитываются главным образом иждивенческие настроения, что государство все равно все даст.

«СП»: — Но почему-то ведь бегут из детских домов?

— Бегут, потому что скучно. Потому что у тех, кто хоть раз попробовал уличной романтики, формируются уже другие интересы — алкоголь, наркотики, вольная жизнь.

«СП»: — Есть ли способ вырвать их из этой среды и вернуть к нормальной жизни?

— Только если будет политическая воля государства и будет принята единая программа по борьбе беспризорностью. Иначе эти дети так и будут пополнять ряды организованной и неорганизованной преступности.

«СП»: — Но все-таки нельзя сказать, что государство ничего не делает. До 2011 года действовала Федеральная целевая программа «Дети России», направленная, в том числе и на профилактику безнадзорности…

— Да, действительно, какие-то государственные программы периодически появляются, и деньги выделяются немалые. Но когда смотришь на результаты, то создается впечатление, что все эти программы принимались ради того, чтобы бюджетные деньги кто-то мог утащить и распилить. А то, что за последние 20 лет мы потеряли, по сути, целое поколение, как будто никого и не волнует. У меня еще складывается впечатление, что в государстве среди, так сказать, высшего чиновничества просто нет людей, которые вообще понимают эту проблему. Они же привыкли смотреть на мир из окна служебной иномарки, которая несется на предельной скорости. Они просто не видят этих детей и ничего толком о них не знают. Поездили бы пригородными электричками в Истру, Пушкино, Подольск, повращались бы где-то на вокзалах, на конечных станциях метро, посмотрели бы на это все лично, возможно, какое-то понимание к ним пришло.

«СП»: — Сергей, вы сами вращались в этом обществе. Скажите: кто они, чего они хотят, о чем мечтают?

— Они — дети. Но если брать по группам, к которым они относятся, то можно выделить несколько типов. Есть, к примеру, дети из обычных вполне благополучных семей, только вот дома с родителями им почему-то не живется — скучно. Такие идут на улицу в поисках какой-то вольной жизни. Уходят, как правило, весной с теплом. Погуляют две-три недели, попадают в спецприемник, откуда их возвращают домой. Через месяц все повторяется. Другой тип — социальные сироты, когда родители пьющие, не зарабатывают денег, живут какой-то иллюзорной жизнью — праздник каждый день, хоровод. Эти дети, может быть, и рады были бы жить дома, но условий нет никаких, и они спасаются на улице. Это, кстати, самый сложный момент, потому что такие дети как раз нуждаются в семейных отношениях, и для них, возможно, было бы правильно, разработать отдельную программу, как на Западе, чтобы они могли воспитываться не в детских домах, а в специально подобранных приемных семьях. Потом есть еще дети-сироты, потомственные детдомовцы, от которых матери отказались еще в роддомах. Но какие-то факторы складываются так (часто к этому подталкивает жестокость взрослых или сверстников), что они время от времени начинают убегать из детдома и бродяжничать. Есть и откровенные малолетние преступники, которые воспитывались где-то в криминальной среде и в 10−12 лет, выйдя на улицу, тоже начинают жить по этим же законам. Но есть и совершенно особые случаи. В одном из подмосковних приютов я познакомился с воспитанником, который отличался от остальных: рядом с его кроватью стояли две тумбочки, просто заваленные книгами. Он, действительно, читал все свободное время, речь его была правильной без мата и фени. Потом я узнал, что была драка, и этот парень двоих убил ножом.

«СП»: — Как они воспринимают нас?

— У большинства из них за время вольной жизни вырабатывается собственный механизм поведения. По сути, это параллельный социум, который паразитирует на нашем социуме. Поэтому к нам они относятся с недоверием и исключительно потребительски. По собственному опыту могу сказать: даже когда приходишь к ним просто поговорить, всегда сначала прикидывают, что от тебя можно получить. Многого не требуют, но сигареты, чебуреки, еще что-то по мелочи, приходилось покупать — иначе на контакт не идут. Им-то по большому счету он нас ничего не надо. Сейчас. Но рано или поздно они вырастут, и потребуют себе место под солнцем…

Исторический опыт борьбы с беспризорностью

После Первой мировой и Гражданской войн в молодой Стране советов было более 7 миллионов сирот. Но, несмотря на голод и разруху, все понимали, что дети — это будущее страны. В январе 1921 года постановлением правительства РСФСР была учреждена особая Комиссия по улучшению жизни детей (Деткомиссия). В ее состав вошли представители ВЦСПС, Наркомпроса, органов здравоохранения и Всероссийской чрезвычайной комиссии, возглавлял которую Феликс Дзержинский

За основу борьбы с беспризорностью была взята идея «трудовой помощи» — не только пригреть, обеспечить за счет государства и благотворительных структур всем необходимым для выживания, но дать профессиональные навыки, научить зарабатывать на хлеб самостоятельно. С этого момента система реабилитации беспризорных стала развиваться за счет увеличения сегмента трудовых колоний и трудовых коммун.

Возникли и идеологические причины, по которым власть была вынуждена стимулировать борьбу за детей. В германской газете «Форвертс» была опубликована статья, имевшая в Европе колоссальный резонанс. В ней сообщалось о тысячи детских трупов на улицах Москвы, а вывод делался соответствующий — «советский режим неизбежно ведет к таким ужасным последствиям». Опровержение сообщения западной прессы было возложено на Н.К. Крупскую. На конференции она сказала следующее: «Никаких трупов, конечно, нет, но мы не скрываем, что у нас налицо имеется громадная беспризорность в очень тяжелой форме». Тогда же Крупской была произнесена фраза, ставшая в дальнейшем идеологическим клише, о том, что «беспризорность — издержка революции».

В 1924 году в ряде российских городов прошли переписи беспризорных, благодаря которым были получены реальные факты. Сохранились уникальные материалы о такой переписи, проведенной в Саратове 19 октября.

Организатор переписи врач Петр Соколов писал: «Действительность превзошла наши прежние представления: многие сотни детей находятся в таких условиях, которых не придумает и пылкая фантазия. Грязь физическая и грязь моральная — вот, что их окружает сейчас… Будущего нет совершенно. Они живут минутой, ища по-своему счастья и радости в самых грубых, циничных, порой отвратительных эксцессах. «Общество», «человечество», как это понимается другими людьми, — для них чуждые понятия, многие из них уже теперь враги всех тех, кто живет за порогами их логовищ.

Начиная с 1924—1925 гг. борьба с беспризорностью приняла форму всенародной кампании. Было организовано общество «Друг детей», в которое по призыву фабрично-заводских комитетов на каждом предприятии, профсоюзов в каждом учреждении вступали тысячи граждан. Ряды этого общества быстро росли. Уже в первый год его существования, к осени 1924 г., отделения общества имелись в 32 губерниях, число членов составило свыше полумиллиона человек.

С 1927 г. началось «массовое изъятие» беспризорников с улиц, проводившееся чекистами и милицией при участии педагогов и дружинников. В 1927—1928 гг. по РСФСР были собраны с улиц и помещены в детские учреждения 20 тыс. детей до 16 лет.

Сочувствие общества и желание решать проблему было огромным. К середине 30-х годов с массовой беспризорностью в СССР было покончено.

(По материалам исторических хроник Людмилы Жуковой и Галины Ульяновой)

Фото: «Павел Кассин/Коммерсантъ»