То, что нас объединяет

Оборотная сторона жажды истины и стремления к справедливости, — этих отличительных черт русской культуры, — высокая нетерпимость друг к другу. Мы чудно умеем проводить разграничительные линии, отделять «чужих» и предъявлять претензии «своим», и это мешает нашей самоорганизации.

При всей хваленой «общинности» и «соборности» русские большие индивидуалисты, чем даже американцы. Именно это — в сочетании, правда, с исключительной адаптивностью — объясняет то, что мы являемся чуть ли не единственным народом, не образующим устойчивых диаспор за рубежом.

Культура определяет характер деятельности, проявляясь во всех сферах активности. Болезненная склонность к разделению, неприятие «инакости», жесткая конкурентная борьба «на выкидывание из песочницы» свойственна и общественно-политической деятельности.

Иногда это забавно — мне приходилось выслушивать вполне взрослых людей, отрицавших мое право на протест против либеральной политики ограбления народа просто потому, что мои родители не рабочие и не крестьяне. Но обычно это склонность к отъединению мешает так сильно, что иногда думаешь: мы такие разные, мы такие враждебные друг другу, а объединяет ли нас вообще хоть что-то? Являемся ли мы единым народом или просто насильно загнаны в тиски произвольно проведенных (еще внутри СССР) границ, официозного телевидения, корчащегося рубля, под портреты очередного «всенародно избранного» и живем по принципу «стерпится — слюбится»?

Конечно, нас пока еще объединяет культура и язык, но уже сейчас во многих местах в мире, и далеко не только в «ближнем зарубежье», говорят по-русски, и даже порой чище, чем в Москве. Общественная культура, похоже, эффективно уничтожается правящей либеральной тусовкой в рамках «стратегии распила России».

Это разъединение, атомизация тем более неприятны, что изначально русские формировались именно как политическая нация (хотя слов таких тогда еще и не было), объединенная не кровным родством, но общей системой ценностей и образом жизни.

И ценности у нас всех, как ни парадоксально, до сих пор практически общие.

Разговоры об идеологии, отношении к истории, религии, тем или иным деятелям сплошь и рядом проводят границы даже внутри одной семьи, между самыми любящими и терпящими друг друга людьми.

Но когда речь заходит о том, что нужно делать в России «здесь и сейчас», выясняется, что наш народ как единое целое жив. Обнаруживается трогательное, памятное с советских времен единство подходов таксиста и академика, студента и полицейского, озлобленного рабочего и благоденствующего владельца завода, сосущего из него соки.

Нас по-прежнему объединяет простой, приземленный, практический здравый смысл — и тот, кто выразит его в политике, станет хозяином России без выборных процедур и переворотов, потому что Россия уже давно сделала свой выбор и теперь просто ждет, все менее терпеливо, соответствующих ему людей.

Прежде всего, нас объединяет любовь к свободе, особенно острая оттого — и этим мы отличаемся от европейцев, — что мы четко понимаем ее подчиненную роль перед насущными вопросами выживания. Мы знаем, что иногда своей свободой приходится жертвовать, иногда и вместе с жизнью, ради выживания семьи или страны. Мы знаем, что свобода — инструмент, как и демократия, и знаем, когда его приходится откладывать в сторону, и прощаем тем, кто подавляет ее в критических обстоятельствах даже с чрезмерной жестокостью.

Тем ценнее нам наша свобода, когда она возможна, и тем жестче мы реагируем на попытки отнять ее, когда для этого нет должных катастрофических причин.

Всякий, ущемляющий нашу свободу неоправданными репрессиями, не воспринимается нами как человек, и потому освобождение политзаключенных поддерживают многие из тех, кто после с удовольствием избил бы их в личной беседе.

Нас объединяет любовь к справедливости. Мы едва ли не единственные в мире, кто отказывается ради нее от своих интересов.

На практике это выливается в требование честного суда, честной борьбы с преступностью — и в лютое, тотальное неприятие коррупции, удачно перенесенное в политику Навальным.

Мы твердо знаем про себя, что мы, какие есть, со всеми пороками и недостатками, — не рабы, а люди, и потому не приемлем игнорирования чувства собственного достоинства, особенно со стороны власти.

И мы знаем, что человек имеет не только «право на жизнь», но и на экономическое выражение этого права — гарантию прожиточного минимума. И не фиктивного, сопоставимого с пайками немецких военнопленных, а реального минимума, позволяющего в самых ужасных личных условиях не только выживать самому, но и сохранять семью, и воспитывать детей.

Прожиточный минимум, при всей негативности этого термина, — естественная граница социализма, отделяющая необходимую для жизни справедливость от того безграничного «собеса», тяжесть которого сломала великий Советский Союз.

Мы объединены абсолютным отрицанием псевдорыночных либеральных реформ, последовательно уничтожающих социальную сферу, образующую «среду обитания» современного человека. Низведение образования, здравоохранения и культуры до уровня всего лишь видов бизнеса противоестественно и заставляет их работать не на результат, а на процесс, грабя и уродуя «потребителей», не способных адекватно оценить качество их работы.

Поэтому разрушительные социальные реформы должны быть отменены, а социальная сфера из инструмента ограбления граждан под предлогом «коммерционализации» должна стать тем, чем она должна быть — инструментом формирования гармоничных людей и счастливого общества.

Мы объединены уважением к малому бизнесу и пониманием его важности как для экономики, так и для самоуважения отдельного человека.

Если при ужасном Сталине, в разгар репрессий 30-х годов малый бизнес (говоря современным языком) давал 12% промышленного производства, то кто же такие Путин и Медведев, при которых об этом можно только мечтать?

Поэтому малый производящий, не спекулятивный бизнес должен быть освобожден от всех налогов вообще — для начала на пять лет.

Мы объединены твердым пониманием необходимости и возможности успешного развития России на основе модернизации инфраструктуры.

Эта модернизация по силам только государству, но перед ее началом надо резко ограничить коррупцию, иначе все деньги будут украдены, как мы видим сейчас на баснословно дорогих «имиджевых» проектах.

Надо резко ограничить произвол монополий, иначе то, что не украдено клептократами, будет растащено монополиями при помощи завышения цен.

И, наконец, нужен разумный протекционизм, хотя бы на уровне Евросоюза, чтобы создавать рабочие места для себя, а не для своих стратегических конкурентов.

К моему сожалению, мы объединены и неверием в возможность позитивной справедливости, в справедливость без отмщения за ложь и воровство на протяжении всей четверти века национального предательства, в справедливость без восстановления массовых представлений о том, «что такое хорошо и что такое плохо».

И потому, пока наши начальнички не поехали под суд в Гаагу, подобно лидерам потерпевших поражение наций, мы объединены жаждой расследования происходившего под крышей «либеральных реформ» и «демократических преобразований» в каком-нибудь Рязанском, а лучше Касимовском трибунале — по образцу Нюрнбергского.

Без репрессий: для того, чтобы вор назывался вором, а предатель — предателем.

Мы, народ — источник правды и справедливости в нашей стране.

Какой есть.

Автор — директор Института проблем глобализации, д.э.н.

Фото: Паоло Пиццименти