Если скоро грянет кризис…

«Тема возможного экономического кризиса сейчас так же актуальна для россиян, как и в сентябре 2008 года. Это мнение 45% опрошенных, а 29% сами участвуют в этих дискуссиях» (Из газет).

Да, любим мы поговорить о непонятном, поучаствовать в дискуссиях ради самого процесса спора. Кризис! Скоро грянет кризис! А что это, собственно, такое?

Слово греческое, а в Греции, как известно, все есть, в том числе и самый большой в Европе экономический кризис. Исходное значение «кризиса» — шире и крупнее любых финансовых расчетов. «Суд», «решение», «приговор», «осуждение», «спор», «толкование» — это еще не все переводы «кризиса» в греческо-русском словаре А. Вейсмана 1878 года, базировавшемся на классических текстах. Философичное слово, неоднозначное — как «космос».

Доминирующим стало потом значение «поворотный пункт». Медики называли кризисом тот кульминационный момент течения болезни, после которого пациент либо быстро поправляется, либо… После открытия Александром Флемингом пенициллина кризис при инфекционных заболеваниях стал редкостью. А вот американские ученые-экономисты хоть и получают тоже Нобелевские премии, своего экономического антибиотика, «антикризисника» пока не изобрели. Пора бы! Ведь наша страна, вступая во всякие ВТО, вроде бы присоединяется к тому, что в советские времена называлось «общим кризисом капитализма». Хотя после всякого кризиса неизбежен подъем, и таков нормальный ход цивилизации.

У социализма, естественно, кризисов не было. Их в СССР могла себе позволить — до известного предела — лишь творческая интеллигенция.

И мой критический истец

в статье напишет, что, окрысясь,

в бескризиснейшей из систем

один переживаю кризис.

Так писал Андрей Вознесенский, и эти строки звучали со сцены Театра на Таганке. Само слово «критик» от того же корня, что «кризис», а прилагательное «критический» производится от них обоих.

Впрочем, что взять с богемы! Она даже тусоваться приходит в какое-нибудь кафе с названием «Кризис жанра». «Творческий кризис» — перманентное психологическое состояние жрецов искусства. Но и их теперь достает вопрос о хлебе насущном.

«Мне, чтобы нормально дожить свой век, требуется сумма в двести тысяч евро», — признался в беседе один знакомый писатель, вынужденный постоянно подрабатывать журналистикой. Довольно известный и отнюдь не обездоленный. И буквально в то же время слышу по радио, что греческие бедняки не доверяют банкам своей страны и норовят перевести «свои скромные двести тысяч евро» (буквально так и сказал комментатор) за границу. Такая миграция денег — одна из причин постигшего Грецию кризиса.

Россия — страна контрастов, и греческим аршином ее не измерить. У них двести тысяч евро — кубышка заурядного обывателя. А у нас это либо стоимость званого ужина для представителей «элиты», либо несбыточная мечта бедняков, в том числе профессиональных литераторов.

Отсюда неизбежная раздвоенность сознания небогатого россиянина в преддверии пресловутого кризиса. Столько страхов мы уже пережили, что бояться просто нет сил. «Конец уж близится, а кризиса все нет», — с героическим пессимизмом передал это настроение Игорь Иртеньев («конец» у него назван слегка иначе).

«Богачу-дураку и с казной не спится; бедняк гол, как сокол, поет-веселится», — любил напевать Володя Ульянов, слегка переиначивая текст Ивана Никитина (там было не «бедняк», а «бобыль», и песенка, между прочим, о бомже образца 1858 года, начинается словами: «Ни кола, ни двора…»). Те времена, когда жить становилось все веселее и веселее, миновали. Но и бессонница, вызванная тяжестью казны, большинству наших соотечественников неведома. Ну, обнулятся у них предназначенные на крайний случай подматрасные депозиты. «Так то ж гробовые», — говорил о них Виктор Астафьев. «Забери из-под подушки сбереженья, там немного, но на похороны хватит», — завещал замаскированный под римлянина лирический герой Иосифа Бродского.

Вот что может отнять у нас чертов кризис. Помереть не даст по-человечески.

Это что же? Жить придется?

Автор — писатель, критик, профессор МГУ