Помолчи

Власть мамоны возмущает любого серьезного писателя. Но зато какой пир духа на весь мир разворачивается, когда Академия Безупречных Безошибочных Анонимов (АББА) венчает подлинный шедевр Нобелевской премией! И даже младенцы не смеют пискнуть, что Нобелевская премия по литературе есть величайшая панама всех времен и народов: ее учредителю удалось откупить у народов мира важнейшую часть культурного суверенитета — право самостоятельно определять классиков.

Какая вроде бы разница, свои или чужие писатели становятся властителями душ — лишь бы писали «гениально», но беда в том, что художественная литература каждого народа есть то зеркало, в котором он предстает себе перед лицом вечности. И если он будет смотреться пускай в самое великолепное, но чужое зеркало, он обнаружит, что его просто нет в истории. Что его жизнь недостаточно значительна, чтобы сделаться предметом трагедии или комедии. Именно чтобы сохранить в веках красивый образ самого себя, народам и нужен культурный суверенитет.

Но, может быть, некая АББА может сразу, без испытания временем угадать будущий мировой шедевр? Увы, шедевры создают люди духа, творцы и служители наследственных фантазий, — премиями награждают люди дела. Которые, вмешиваясь в мир духа, неизбежно превращаются в ту самую пушкинскую чернь, которая стремится высшее поставить на службу низшему, вечное — суетному.

Результат оказывается примерно таким же, как при награждении ленинской премией: литература начинает ощущаться орудием политики. С той существенной разницей, что Ленинская премия выдавала за золото глину, а Нобелевская — только латунь. Зато и авторитет у Нобелевской премии неизмеримо выше, а потому и вред, который она наносит искусству, неизмеримо больше.

В советское время Нобелевская премия ощущалась культурным союзником — премия, поддержавшая Бунина, Пастернака, Солженицына, Бродского… А теперь она сама сделалась навязанным авторитетом, забивающим наши души подделками фабрики им. А.Нобеля. Сегодня Нобелевская премия лишь дискредитирует писателей, заставляет выискивать конъюнктурные мотивы, по которым оказались избранными именно они: что это — кость, брошенная феминисткам? Или какому-то меньшинству? Правым, живущим под властью левых, или левым, живущим под властью правых? Либералам в коммунистическом окружении или коммунистам в либеральном? Традиционалистам, борющимся с модернизаторами, или модернизаторам, борющимся с традиционалистами? Тогда как подлинное искусство, наоборот, заставляет забыть обо всей этой дребедени…

Если взять список нобелевских лауреатов за тот период, по которому история уже вынесла свой приговор — скажем, до шестидесятых годов 20 века, — то среди них окажется не более трети классиков. И не нужно радоваться, когда премия достается «заслуженно», не нужно радоваться даже и временному возвышению авторитета фабрики фальшивого золота.

Если обратиться, так сказать, к генотипу и рассмотреть, скажем, параллельный ряд нобелиатов-литераторов и нобелиатов-физиков из первой великолепной семерки, то физиков каждое имя звенит бронзой: Рентген, Лоренц — Зееман, Беккерель — Пьер, Мария Кюри, Рэлей, Ленард, Дж. Дж. Томсон, Майкельсон. А у литераторов — Сюлли-Прюдом, Моммзен, Бьернсон, Хосе Эчегарай-и-Эйсагирре, Сенкевич, Кардуччи, Киплинг, — если не считать Киплинга, эхо отзывается куда менее звонкое…

При этом в списке первых нобелевских лауреатов сияют (зияют) отсутствием Марк Твен, Золя, Чехов, Стриндберг, Ибсен, Толстой, многажды отвергаемый высоким собранием анонимов. Так что, то обнадеживаясь, то огорчаясь, когда Нобелевская премия обходит Россию, мы ведем себя по-лакейски — именно в ярмарочные нобелевские дни наш народ должен почаще повторять пушкинские слова: ты сам свой высший суд. И не разносить в СМИ имена нобелиатов, словно это важная новость. Мо Янь по-китайски вроде бы и означает: помолчи.

Фото ИТАР-ТАСС/PETER LYDEN