Анхар

Анхар. Хлесткое имя — залп, пауза и снова залп.

В переводе с арабского означает «реки». Стремительные воды, несущиеся в своих руслах.

В Дамаске тоже есть своя река — называется Барада. Помню текст из учебника по арабскому языку про реку Бараду и сады Гуты. Сады, по заверениям местных таксистов, давно вырублены, река осталась — вот она, тонкая ниточка, помещенная в, кажется, излишне для нее широкие наглухо зацементированные берега.

И нет уже садов Гуты, нет или почти нет и некогда полноводной реки Барады. Зато есть война. И новостная лента, пестрящая информацией об очередном бое и об очередных жертвах противоборствующих сторон.

Разные сведения поступают о судьбе Анхар Кочневой — сирийской журналистке с украинским паспортом в кармане.

В прошедший понедельник в защиту Кочневой выступил президент Украины Виктор Янукович, вопросом, к чести ведомства, поспешил заняться и МИД РФ.

С каждым прошедшим днем остается все меньше сомнений в том, что Анхар действительно была похищена боевиками так называемой «Сирийской Свободной Армии» недалеко от мятежного города Хомса, куда направлялась.

По некоторым данным в сирийском руководстве принято решение об обмене Анхар на высокопоставленного представителя вооруженной оппозиции, находящегося в плену у правительственных войск.

Вообще говоря, похищения гражданских лиц стало распространенной практикой в охваченной гражданской войной Сирии — те жители сравнительно благополучного Дамаска, кто имеет хоть малейшую возможность уехать, покидают страну. Так, например, поступила Анастасия, дитя смешанного брака, студентка археологического факультета Дамасского университета, которая вместе с семьей перебралась в Киев.

— Там похищают людей прямо на улицах, — рассказывает она мне по скайпу с грустной улыбкой, — и потом требуют выкуп.

— Ичкерия какая-то. Неужели и в Дамаске воруют?

— Да, уже и в Дамаске…

Закрыты двери университетов, в зданиях школ содержатся пленники конфликтующих сторон. Страна, отчаянно пытавшаяся доказать миру, что, несмотря на обильную пропаганду, все у нее в порядке, все дальше скатывается в пылающую пропасть.

Прошедшей весной я, купив недорогую практичную одежду с множеством карманов и натянув на себя маску репортера-фрилансера, побывал в Сирии.

Я бежал от себя, хотел оставить позади семейные проблемы, и лучшего места, чем тревожная Сирия, для человека моего склада характера в той ситуации было не найти.

Когда спустя несколько дней спокойного пребывания в тогда еще абсолютно мирном Дамаске я решил ехать в по-настоящему военный Хомс, доселе звонко молчавший телефон в моем номере приглушенно зазвонил.

Это была Анхар.

Кроме репортажа с места событий я привез из Сирии и прощальное письмо, наспех состряпанное для управляющего отелем и так не ставшее в истинном смысле прощальным.

В нем я вкратце описал свои планы на ближайшие дни и оставил этому замечательному человеку список номеров, по которым просил его бить тревогу в случае моего исчезновения.

Так вот, управляющий, как стало ясно к вечеру, сразу же позвонил своей сердобольной знакомой, помогавшей едва ли не всякому русскоязычному журналисту, попадавшему в эти края, а она, в свою очередь, позвонила мне в номер.

— Привет! Это Анхар, — сказал она, — мне сообщили, что вы собираетесь ехать в Хомс, — вопросительно-утвердительная интонация.

— Это Анхар?! — переспросил я, не без удивления, — Анхар Кочнева?!

— Да-да, — коротко ответила она, — никуда не выходите, я сейчас подъеду.

Зачем ей это было нужно?! Этим вопросом задался я тогда, этим же вопросом задаюсь и теперь. К чему ей было тратить свое время на еще одного искателя приключений, по туристической визе приехавшего в объятую пламенем гражданской войны Сирию?!

Спустя полчаса мы уже сидели на твердых восточных подушках в лобби.

С опустевших к вечеру тревожных улиц тянуло прохладой. Я заказал нам чаю.

За чашкой дымящегося черного чая она просила меня не ехать, говорила о том, насколько опасным сейчас было посещение этого города. Со дня на день, с ее слов, должен был начаться штурм мятежного квартала Баба-Амр, в котором засели значительные силы повстанцев.

— Если, не дай Аллах, ты попадешься в их лапы, и они узнают, что ты из России, — облекала она в слова прогноз, неоднократно услышанный мной впоследствии, — то они тебя убьют, ведь Россия наложила вето на резолюцию ООН по Сирии. А если не убьют, то будут издеваться…

Нет, она, будучи человеком тактичным, не отговаривала меня от поездки в полном смысле этого слова, но, по-видимому, считала своим долгом предупредить о рисках и опасностях, меня там поджидавших.

Мы встречались с ней и позднее, уже после моего непростого возвращения из Хомса, где не утихали перестрелки, а по опустевшим, заваленным мусором улицам города сновали танки.

Я рассказывал ей, как выбирался — после двойного допроса, сперва в штабе обороны города, а затем и в кабинете высокопоставленного военного, координировавшего военную операцию.

— Мне страшно за тебя, — сказал он, проникшись ко мне симпатией, — тебе нужно уезжать. Ты должен уехать из города.

Я покинул город в наполненном военными кортеже, состоявшем из трех темного цвета пожилых Мерседесов. Тем временем начинался штурм Баба-Амра.

Анхар искренне ненавидела бойцов так называемой «Свободной армии» и с удовольствием слушала мою историю:

— Да, их там неплохо прихлопнули в тот день, — сказала она, расхохотавшись.

У нас сложились приятельские отношения.

Неспешно прогулявшись в мой последний вечер в Дамаске, мы простились. Последующее общение постепенно свелось к ссылкам на интересные материалы о текущей военно-политической ситуации в регионе.

До сих пор не верится, что с ней могло случиться что-то страшное. Очень надеюсь, что властям удастся-таки вытащить Анхар в целости и невредимости.

Фото: РИА Новости; anhar.livejournal.com