Левинсон и Сухорада

Каким бы натянутым ни казалось сопоставление приморских партизан времён Лазо и Фадеева с теми «приморскими партизанами», судебный процесс над которыми завершается во Владивостоке, оно неизбежно уже по чисто фразеологическим причинам. Но есть ещё и необъяснимые топографические пересечения.

Неизвестно, кто прозвал парней из посёлка Кировский, открывших охоту на милиционеров, «приморскими партизанами», но прозвище это прикипело навсегда. Ассоциации, очевидно, были навеяны песней про то, как «партизанские отряды занимали города», чтобы «с боем взять Приморье», и фадеевским «Разгромом». Вот в «Разгроме» мы и находим поразительные рифмы с кровавыми приморскими событиями 2010 года.

«Разгром» — вещь художественная, но у героев книги — реальные прототипы. Сам Фадеев, носивший подпольную фамилию «Булыга», воевал некоторое время в отряде Иосифа Певзнера (основной прообраз Левинсона) и даже был ранен в Спасске-Дальнем японской пулей. Если произвести историко-топографическую расшифровку текста Фадеева (её необходимость вызвана тем, что в 1972 году после конфликта с китайцами на Даманском сотни приморских рек, посёлков, сопок лишились своих старых — нерусских названий), можно чётко проследить трагический маршрут отряда Левинсона лета-осени 1919 года.

Сначала отряд стоит недалеко от Крыловки (это и сегодня — Крыловка Кировского района). Где именно — вопрос. Слияние двух ключей, у которого лежит в лазарете Мечик, указывает на посёлок Большие Ключи. Речной паром, на котором Морозка возвращается в отряд, отсылает к Успенке — большому селу на берегу Уссури (сегодня это Кировский, центр одноимённого района). Потом отряд отступает в долину Тудо-Ваки (ныне — Малиновка). Эта река течёт мимо «волостного села Ракитного» (оно сохранило своё имя), где стоят белые — «цельный полк». Этот полк и разобьёт отряд Левинсона.

В Гражданскую партизаны действовали чуть не по всему Приморью. Книжный Левинсон мог воевать хоть в Сучане, хоть в Анучино, хоть в Шкотово, но он почему-то ходил ровно теми же тропами, которыми без малого век спустя будут ходить «приморские партизаны». Пересечений — множество: «партизаны» — из Кировского, в окрестностях которого вначале стоит отряд Левинсона. Один из вменённых им в вину эпизодов — убийство милиционера не где-нибудь, а в том самом Ракитном. У Фадеева упоминаются японцы в Марьяновке — эта же деревня фигурирует в интервью из-за решётки «партизана» Алексея Никитина. Совпадение или предвидение?

Правда, врагами новых «партизан» были не японцы и не белые, да и сам их разгром произошёл южнее — в Уссурийске. Несмотря на это (и на то, что Левинсон с Морозкой и Мечиком и нынешние «приморские партизаны» — фигуры совершенно разные), теперь «Разгром» не может не восприниматься иначе, чем раньше. Дописанный жизнью, он получил смысл, о котором не мог догадываться автор, приобрёл дополнительное дно. Этих смыслов и доньев, кстати, и без «кировской банды» было немало. Но, к сожалению, ортодоксальное советское литературоведение рассматривало «Разгром» куда схематичнее, чем требовал замечательный фадеевский текст. А потом Фадеева и вовсе забыли, опрометчиво поспешив сдать в утиль.

В эти дни в Приморском краевом суде завершается процесс «приморских партизан». Приговор решит судьбы шестерых подсудимых, четвёртый год сидящих в тюрьме, но едва ли расставит все точки над i — дело слишком запутанное, противоречивое и политизированное. Сложилось несколько мифов о «приморских партизанах», и сторонники каждого из мифов останутся на своих позициях. Непонятно, кому верить и как об этом деле писать; возможно, это проще делать не в документальном, но в художественном ключе — так честнее.

«Тревожный улахинский ветер» Фадеева по-прежнему несёт «дымные запахи крови». На приморских дорогах и таёжных тропах, в сопках и распадках перемешиваются литература и история, прошлое и настоящее. Можно ли (и стоит ли) отделять одно от другого — не уверен.