«Невыносима истерическая интонация СМИ»

Год назад ушел из жизни замечательный переводчик, критик и публицист Виктор Топоров. Последнее время почитатели и корреспонденты Топорова наперебой предполагают, как бы тот высказался на ту или иную животрепещущую тему. К сожалению, этого мы никогда не узнаем, но предлагаем вашему вниманию запись одной из последних бесед с Виктором Леонидовичем, которая ранее не публиковалась.

Из жизни флюгеров

Что касается печатной прессы, то издания сегодня, в основном, развиваются через свои сетевые версии. Это процесс понятный и закономерный, хотя считается хорошим тоном сохранить печатный вариант того или иного издания. Вместе с тем тиражи сокращаются и вполне определенно прослеживается тенденция закрытия и перепрофилирования многих изданий. Тенденция такова, что за последнее время очень много изданий закрылось, и почти ничего не появилось. Крайне мало стартапов. Крайне много закрытий и перепрофилирований, равнозначных закрытию. Сегодня этот эффект многие идеологически окрашенные журналисты называют «гребаной цепью», когда происходит сокращение и увольнение людей «политически засвеченных». На самом деле, множество изданий, адресованных одной и то же тусовке, освещающих одни те же вещи с одной и той же позиции, в одной и той же интонации — они становятся неинтересными и «антирентабельными». Не могу сказать «нерентабельными» потому, что, по большему счету, сейчас практически вся пресса антирентабельна, речь не идет даже о минимизации расходов. Когда заходит речь о минимизации расходов возникает скандал, какой недавно произошел в «Большом городе». Все эти скандалы сотрясают саму прессу. Кроме того, все издания, как по команде, обращаются в сторону одного информационного повода, потом другого. Нельзя сказать, что у какого-то издания есть определенная своя линия. Грубо говоря, как это было в свое время с «Новой газетой», которая расследовала дело Политковской. Да и сейчас это делает, хотя понятно — это жизнь после жизни. А вообще, чтобы подобная специфическая тема была у каждого издания — такого нет. Сейчас все как флюгер поворачиваются: раз — дело Магнитского, два — Навальный. Контент, более-менее, одинаковый, интонации одинаковые, читая одного, в общем-то, читаешь всех. Разбираться в нюансах, согласно известному анекдоту, когда нюансы решают и впрямь многое, как-то не очень хочется и не особо интересно.

Меню

Выбор чтения сильно зависит от возраста человека, политической ориентации, эстетической подготовленности. Универсальных советов быть не может. К сожалению, та система, которая была принята лет 10−15 назад в газете «Завтра», стала повсеместной; когда издания не вербуют себе новых сторонников из числа колеблющихся, неопределившихся, а постоянно подбадривают и воодушевляют своих. Это «подбадривание и воодушевление» идет в каждом лагере, в каждом издании. Рекомендовать что-то тяжело.

С моей стороны, было бы непатриотично не упомянуть газету «Известия», политическим обозревателем которой я являюсь, совершившей колоссальный скачок в сторону респектабельного делового издания. Несмотря на это, многие ее продолжают инерционно шельмовать. Это образчик чисто западной функционирующей коммерческой модели, которая позволяет выдать и желтый таблоид, и серьезное аналитическое издание. Как аналитическое издание, «Известия» сейчас сильно обошли всех в рейтинге цитируемости. Это вопрос общего настроения, я бы сказал.

Когда это взбаламученное море успокоится, тогда люди обнаружат, что «Известия» читать надо, а не «Коммерсант», не «Ведомости», и тем более, не «Новую газету».

Еще отмечу сайт, с которым я долгие годы сотрудничал — «Фонтанка.ру». Здешний сайт очень оперативен, информативен, трезво отстранен от всего, что не является фактами. На журфаке учат, что надо отделять факт от мнения и мнение от интерпретации. И на «Фонтанке.ру» все это очень грамотно поставлено. Из сетевых изданий читаю «Газета.ру», которая, к сожалению, испортилась несколько лет назад и так и не поднялась. Вообще я читаю все… но без удовольствия. Что касается авторов, то это группа людей разных поколений, которую, в частности, привлекли в колумнисты «Известий». Очень неоднородная группа: от Эдуарда Лимонова до Вадима Левенталя, через Игоря Караулова, Максима Соколова, Бориса Межуева. Это, на мой взгляд, самый значимый на сегодня коллектив.

Заслуживает упоминания и удачный, яркий, неоднозначный проект «Свободная пресса». Мне как литератору важно, что его возглавляют писатели Шаргунов и Прилепин. Хотя этот проект не литературный, а политический, общественно-гражданский.

Стилистические разногласия

Я не считаю себя политически ангажированной персоной. Поддерживаю существующий порядок вещей и, в этом смысле, я охранитель. Поскольку я умею отделять зерна политических взглядов от плевел конкретных позиций, интересов. Есть издания, СМИ невыносимые для меня интонационно. Я имею стилистические разногласия с «Новой газетой», «New Times», «Эхо Москвы». Я просто не понимаю того градуса истерии, которую они устраивают по каждому поводу, а часто и без такового. То, что, существуя в отечественном информационном пространстве, они ведут порой деятельность на грани и за гранью подрывной — это не может не настораживать. Говорить можно все, что угодно, высказывать какие угодно точки зрения — невыносимы для меня не их слова, а та истерическая интонация, с которой они их произносят, кликушество. У Сальвадора Дали было желание пририсовать усы Джоконде, или, вернее, у Pussy Riot, если уж сплясать, задирая ноги, то непременно в храме, или желание Куликовской, если наложить кучу, то непременно в музее — оно им, действительно, присуще. Но это, скорее, стилистические моменты, нежели идеологические.

Эпикриз

Главная беда заключается не в том, что у нас в публицистике нет крупных личностей, профессионалов своего дела, а в том, что каждая «тля» воображает себя крупным журналистом (например, Кольцовым или анти-Кольцовым). Непомерное самомнение, амбиции, мнение излагается как истина в последней инстанции. А профессионализм, к сожалению, падает и у нас есть несколько ярких журналистов моего возраста, но не моего поколения, которые уже, по-моему, все «срубились». Конечно же, есть яркие представители и нового поколения, такие как Ольшанский, Кашин, как бы ни относился к их политическим взглядам — всегда с интересом читаешь. Они умеют писать, они умеют задеть какой-то нерв. А таких людей всегда не много.

Есть такая ловушка в языке: когда мы кого-либо называем выдающимися, мы называем их так потому, что их мало, а если бы их не было мало, они бы не выдавались в общей массе. Что касается среднего класса журналистики, то здесь, конечно, все очень непрофессионально. Забыты азы работы с источниками, просто грамотного составления материала, изложения мнений компетентных людей. Я уж не говорю об этих заголовках. Когда-то «Коммерсант» начал играть с заголовками, это было смешно, а сейчас — это какой-то ужас. Пресловутая «смерть на мокром месте», да? Когда-то это было действительно шокирующим, сейчас видно — просто хулиганят люди. Больше сказать нечего. Из-за подобной выходки совершенно справедливо уволили главного редактора журнала «Власть». Извините, ребята, это пятнадцать суток.

Удивительная история с распространением информации о смерти Ильи Сегаловича, совершенно беспрецедентная. И те же СМИ потом на голубом глазу впоследствии опубликовали повторно эти сведения… При том, что умер не нумизмат, не астроном, а основатель информационно-поисковой системы, что самое смешное. Более того, одним из первых распространило информацию о смерти сетевое издание, которое он спонсировал, буквально содержал. Грустная, трагическая, но и анекдотическая история. В этом смысле мне вспоминается печально известный журналист Панюшкин, который писал: «Такой-то, неважно кто, был настолько веселым человеком, что в развеселую вечеринку превратились даже его похороны, потому что каждый, кто вспоминал о нем, не мог смотреть на него без смеха».

Еще один аспект — чисто технический — институт копирайтерства, который был введен когда-то в «Коммерсанте», потом был перенят многими изданиями, сейчас очень сильно подрасшатался. Пришел в запустение институт корректуры. Грамматические ошибки, невыверенные имена, названия — сплошь и рядом. Если у меня произойдет описка, сорвется палец с клавиши, скорее всего, в таком виде текст и опубликуют. «Путен», конечно, исправят, а остальное — уже можно. «Перзидент» — вполне может оказаться в печати.

Перемены в журналистике

Журналистика всегда была обслугой общества или обслугой власти. Здесь ничего не изменилось. Сейчас если произошло что-то новое — то журналист должен жестоко конкурировать с блогером. Блогер раньше узнает факты, раньше и часто изящнее формулирует свои мысли, у него не меньшая аудитория.

Самое сложное для СМИ — создать свою новостную службу. Доставать информацию можно двумя способами: либо хорошо оплачиваемые люди бегают круглые сутки и «роют землю носом» и покупают информацию, либо тебе ее сливают какие-то спецслужбы, когда на тебя работает могучий юридический отдел, который определяет: «за это нас засудят, а за это мы еще поборемся».

В этой ситуации, какое-нибудь бла-бла-бла о цветочках: «Я взглянул на храм, глаза мои увлажнялись, я увидел старушку, и подумал о том, что никто, наверное, не подает ей больше трех рублей одной монетой» — тут даже редактор не поправит — не бывает трехрублевой монеты, все это выйдет в печать. Такая журналистика цветет, потому как перепроизводство изданий, журналистов. Надо заполнять площади, обновлять сайты.

На мой вкус, не хватает инновационных стартапов. Любой человек, который генерирует идею издания, приходит к спонсору и говорит: «У меня будет похоже на «Коммерсант», но лучше. Или «Vogue», но лучше. Похоже на «НТВ», но лучше. Получается похоже, но хуже. По второму, по третьему разу это не работает. Когда выезжаешь за пределы нашей страны, хотя бы в Украину, там показывают канал, которого у нас нет — TBi, телевидение Гусинского. Совершенно жуткий, пещерный канал. И понимаешь, если бы не разогнали «НТВ», «ТВ-6» — вся команда пришла бы к такой стадии. Одесские шуточки, старые сериалы, псевдополитическое мышление — нафталином пересыпано, а моль все жрет и жрет. Нет стартапов в экономике. Ощущение того, что мы в кризисе, мешает начинаниям повсюду. А раз повсюду — значит и в журналистике. Кроме того, сказывается отсутствие реальной политической жизни. Есть у нас политическая жизнь? Нет. Есть у нас конкуренция в экономике? Нет. О чем писать? Ради чего писать? Какие создавать издания? Какую-такую бурную жизнь освещать? Мы говорим, естественно, о столичной и питерской прессе, потому что в каждом регионе все по-разному. Там может на какое-то время возникнуть своеобразная новая жизнь, новая пресса, но локально.

Пресса, освещающая мир культуры

Нет платежеспособного спроса на эти издания. Кроме того, нет умения конвертировать неплатежеспособный, но существующий интерес в рентабельность. Например, скинулись несколько издательств, печатают журнал о книжных новинках. Журнал раздается бесплатно, люди читают, людям хочется какие-то новинки приобрести — они идут, покупают. Для того чтобы такой журнал был интересен — рецензии в нем должны быть нелицеприятными: «этот роман ужасный, его ни в коем случаем не читайте». Издатель, внесший свои тридцать тысяч в этот журнал, скажет: «Как это у меня ужасный роман? Все!». На музыкальном направлении — точно такая же картина, даже еще более кровавая.

Тенденция такова, что культурные издания загибаются, быстро сходят со сцены, и если возникают, то как чьи-то карманы — при Большом Театре, при Эрмитаже. Вообще же в изданиях общего профиля, общественно-политических, пространство под культуру резко сужается и вызывает все меньшую готовность у редакторов это печатать. Либо мы закрываем отдел культуры, либо сокращаем, и у нас пойдут не 8 материалов по 6000 тысяч знаков, а пойдут четыре по 2000, а лучше не в каждом номере, а через номер. Платят этим журналистам гораздо меньше. Соответственно, в эту область не идут мало-мальски талантливые люди. Возникает порочная связь: нет интереса — происходит отток сил, приходят не лучшие люди, третьестепенные, а они, в свою очередь, обеспечивают такой упадок и уныние, что продолжается отток сил из области. Здесь бы тоже не помешали стартапы. Которые могут быть только меценатскими. Я много говорил об этом, вел переписку с Ольшанским, автором злосчастных проектов «Русская жизнь» (который раз закрыт?). На мой взгляд, главная ошибка таких стартаперов в том, что они приходят к своему спонсору и задуряют ему голову тем, что через два года выйдут на самоокупаемость, через три — на рентабельность. Спонсору надо с самого начала сказать, что он меценат, дает пожертвование. Единственное, что можем сделать, даже если у нас появятся доходы, мы не будет компенсировать тебе сумму, которую ты отстегиваешь, а пустим ее в дальнейшее развитие дела и ни на что, кроме имиджевой рекламы тебе рассчитывать не приходится. Не хочешь — гуляй. Такие меценаты могут найтись. В принципе же — спонсоров постоянно обманывают.

Толстые журналы

У них есть государственное финансирование. Другое не предполагается. Реальной подписки (помимо обязательной для общественных библиотек), аудитории у них нет. Последний раз я видел толстый журнал в сериале «Зона» — там была тюремная библиотека, на полках стояли номера «Нового мира». Больше толстых журналов не видел нигде и никогда. «Звезды», «Невы»… Они никому не нужны кроме тех, кто их издает, и группы близких авторов, которые там постоянно печатаются да тешат таким образом свое самолюбие. На самом деле, авторам попасть туда — как два пальца, что называется. Никакого притока туда нет. Если обратившийся не абсолютно бездарен, пожертвовал временем - за него ухватятся, напечатают, с ним будут носится. Но люди понимают, что лучше печататься рядом с Альбиной Сексовой, чем с рядом Сашей Мелиховым или кто там в «Неве» сейчас?

Они приходят к губернаторам, приходят к Путину, кланяются, просят денег, больше денег. Говорят: «Мы — национальное достояние». А почему? Вы по форме своей — закрытое акционерное общество. А ЗАО не может быть национальным достоянием по определению. Или так — или сяк. Если у вас ЗАО и не получается с деньгами — отлично, пригласите кризисного управляющего, он половину состава разгонит, главного редактора снимет, приведет тех, кто сможет работать. Они же этого не делают. А сидят бессменно по двадцать-двадцать пять лет в своих креслах, хотят считать себя национальным достоянием. Неинтересно.

Они все прекрасно знают, что живут на кладбище, просто не понимают: они уже давно в земле, им кажется — вот яма и вот гроб стоит. На самом деле они в гробу и землей засыпаны.

Почему эти журналы были популярны в советское время? Потому что в советское время фактически не было книг, а было 5−7 таких журналов. Все, кто считали себя интеллигентными людьми, читали их насквозь, из номера в номер. Там для писателя было главным не издаться, чтобы книжки вышла (хотя это тоже было важно, книг было в сто раз меньше, чем теперь), а пройти через журнал, чтобы тебя прочли, заметили. Сейчас же ничего подобного нет. Более того, сейчас если твоя книга понравится, издатель издаст ее через два месяца, а в журнале это происходило только через полгода. Денег, что называется, получишь мало, но в журнале еще меньше.

Школа критиков

Состояние критики плохое. Все, кто мог достойно писать критику, убежали. А если кто-то не убежал, то только потому, что не нашел куда бежать. Остались только те, кому некуда деваться.

Я меньше знаком с театральной критикой. Что касается кино, там ситуация чуть лучше, нежели в литературе. Там гораздо больше бойких «перьев», ярких умов. Но там есть своя органическая беда — это та самая наша вечная «дедовщина», геронтократия так и держится там. 55-летние критики возглавляют отделы, журналы, а 30-летние, в расцвете сил, либо находятся у них на побегушках, либо их затыкают тем или иным способом. Например, не посылают на фестивали.

Оскорбительное

Подзаголовок книги «Двойное дно» — «Откровения скандалиста» дал мой редактор, не осведомив об этом меня. Когда об этом узнал, не стал особенно возражать. Я не считаю себя скандалистом. Напротив, полагаю, скандальна та ситуация, в которой нормальное, естественное, честное поведение, вроде моего, воспринимается как скандальное.

Фейсбук

Я воспринимаю Фейсбук как свой личный дневник, дневник записей. На днях меня спросили: «У вас такие записи, вы, наверное, всю жизнь их ведете?». Нет, к сожалению, я всю жизнь их не вел. Это одна сторона дела. Другая сторона в том, что это — лаборатория, в которой я могу какой-то текст обкатать, мысль обсудить, получить возражения, дополнительные сведения. Наконец, это — мое личное средство массовой информации. Хотя реальных подписчиков у меня около 7000 человек, я думаю, что их вдвое больше, просто они стесняются в этом признаться. Моя аудитория собралась, в основном, из ЖЖ.

Хамство в Фейсбук: комментаторы

С грустью отношусь к такому явлению как хамство. Хамов я баню. Беда в том, что человек может быть не хамом, а просто идиотом, занудным идиотом, который будет требовать, чтобы ему лично объяснили в пятый, десятый раз какую-то вещь, которая всем уже давным-давно понятна. Кроме того, у людей отсутствует понимание того, как все это устроено. Если человек приходит ко мне на «стену», он — пришел ко мне, это не его пространство. Он должен изначально сформулировать позицию вежливости, понять, что он здесь один из многих. Если высказать свое мнение, то в уважительной форме, а не писать: «Это все ерунда!». Что я могу сказать ему, когда мне под статусом пишут подобное? Если это мой френд — я его расфренжу. А если это не френд? Что мне стирать его слова? Почему я должен заниматься такой цензурой? Я не могу себе представить, что в живом общении не смогу договориться даже с глупым или наглым человеком. Но когда он откуда-то из-за куста ко мне приходит, что-то там вякает, я не могу понять кто это, у него какой-то нелепый псевдоним, никаких сведений, пустая страница… Очень неприятный момент.

Хамство на ТВ

Это как раз нормально. Жизнь довольно груба. Сантиментов разводить не надо. Это связано не с уровнем культуры, а с уровнем воспитания. Домашнего воспитания, когда учат: вилку надо держать в левой руке, а нож — в правой, куда нужно класть салфетку, и какую класть, а какую подвязывать. Нельзя говорить: «это ерунда», не добавив: «на мой взгляд». Не всегда «имхо» записаны по умолчанию.

Спортивные комментаторы

Долгие годы не переношу Геннадия Орлова. Симпатичный, наверное, дядька, но он смотрит в одну сторону, а мяч летит в другую, он рассказывает не о том, что происходит на поле, а о том, что пришло в его не шибко умную голову. У него есть такая манера: в начале матча выбирает игрока, фамилию которого точно запомнит, и говорит о нем весь матч. Он меня очень раздражает. Орлов плохой, старый комментатор. Еще двадцать лет назад он был таким.

Вообще, надо сказать, у нас класс комментариев, — а мне доводилось, разумеется, слушать комментарии на иностранных каналах, — очень низкий. Комментатор — это переживание. В каком-то смысле — порно-актер. Он должен тебя подвести к тому, чтобы ты вместе с ним, прошу прощения, кончил. И не раз во время матча. Для этого нужно выдавать эмоциональную линию — у нас этого не происходит. Был Синявский, был замечательный Набутов. А сейчас… Возможно, потому как у нас были короли радиорепортажа, а телевизионный… они, видимо, полагают — вы же сами видите, что там происходит. Ну и потом, одно дело, когда смотришь футбол в пабе — в компании ты найдешь себе товарищей по эмоциям, а когда смотришь матч один с заунывным комментатором… Я их, чаще всего, отключаю.

В нашей стране комментатор может себе позволить коверкать фамилии. Ничего хорошего в этом нет. Но это ничуть не большее хамство, чем все остальное, что у нас происходит.

Амплуа

В одной из моих книг раздел назван «Санитар джунглей», потому что, те сферы, в которых я обитаю — это не просто лес… Это джунгли. Там надо обладать очень многими навыками, чтобы и самому загрызть, и не быть загрызенным.

Щука все-таки воспитывает карася, чтобы он быстро плавал, чтобы она не могла его поймать… Вопрос чем питается сама щука — выносим за скобки.

Писатель?

Что значит писатель Виктор Топоров? Слово «писатель» и много значащее, и ничего не значащее. Есть писатели, про которых всем известно, что они писатели с большой буквы. Таким писателем я, разумеется, не являюсь. Но по сравнению с кем? С классиками XIX и первой половины XX века. И, пожалуй, только с ними.

Борьба чиновников с матом

Отношусь к этому резко отрицательно. Употребление обсценной лексики — это всегда право, прерогатива самого автора и того издания, которое размещает материал. Редактор накажет автора, читатель накажет издание рублем. И все. Ничего другого не надо. Процесс отрегулируется сам собой.

Пожелание недоброжелателям

Чтобы полетали, как я недавно. Хотя бы подумали, хватит ли у них на это решимости. А потом уж — со мной возиться-враждовать.

Влияния: литература, музыка, живопись, кинематограф

Слишком сложный и объемный вопрос. По идее, это тема для отдельной книги, романа.

Фото ИТАР-ТАСС/ Станислав Красильников.