Говорят, на Кавказе живёт дикий народ

Четыре дня в Махачкале, полтора в Гунибе, проездом в Грозном.

Пригласили на махачкалинскую книжную ярмарку «Тарки-Тау». Тамошний аэропорт на ремонте, летел через Грозный. Впервые на Северном Кавказе. Хочу поделиться.

На равнине отовсюду видны горы. Сразу вспомнился толстовский офицер Жилин, ковыляющий в колодках — за спиной горцы, навстречу казаки. Маленьким я очень волновался, успеет ли Жилин, кто достигнет его первым? До сих пор волнуюсь.

В памяти ожили и новости двадцатилетней давности, особенно почему-то рассказ одного из выживших офицеров Майкопской бригады. Тридцать первого декабря девяносто четвёртого они заняли без боя железнодорожный вокзал и докладывали, что задача выполнена, но противника нигде нет и вообще никого нет. Начальство их спросило, что они делают. Ответили — билеты покупаем. А потом началось.

Вокзала я не увидел, а на аэропорте портреты Путина и Кадырова. Бегущая строка сообщает важные новости. Первое, что прочитал: «Аллах Акбар».

Грозный строг, весь по линеечке, Махачкала слегка разнузданная и весёлая.

Книжная ярмарка проводилась в Центральной Библиотеке. На мраморном фасаде головы усачей из цветмета. В центре Пушкин. Показалось, что и он при усах. Пригляделся, нет, просто темпераментная работа скульптора.

В отличие от фасада, где Пушкина было мало, внутри меня ждал сплошной Пушкин. С одним лишь исключением. Пока я слонялся, разинув рот, между стендами, отовсюду вдруг нахлынули дети, настоящая лавина. Едва не снесённый потоком детей, я с трудом удержался, спрятавшись за колонну. Там меня и обнаружила энергичная молодая дама, удостоверилась, что я «писатель из Москвы» и потребовала прочитать вслух свои стихи. Я сказал, что стихов не пишу, чем явно даму разочаровал. Тогда она настоятельно порекомендовала поприветствовать детей и послушать, как надо читать наизусть Пушкина.

Я поприветствовал и стал слушать. Дети, совершенно чудные, в белых колготочках, чёрных костюмчиках и бантах по очереди декламировали в микрофон, который я протягивал каждому желающему. Одна девочка с выражением сообщила, что она не Байрон и далее про избранника и странника. Я бросил было взгляд на энергичную даму, но её лицо было неколебимо, точно железный Пушкин на фасаде, и я покорился. Желающих читать не убавлялось, дети стали напирать, прижав меня к парапету внутреннего дворика. Ещё немного, и они опрокинули бы меня вниз, на мраморные ступени и там я бы упокоился под укоризненными взорами бесчисленных портретов Расула Гамзатова. Но тут энергичная дама рявкнула: «Дети, назад!»

Дагестан пополнил список мест, где никто не принимал меня за русского. Пару раз люди вздрагивали, когда я раскрывал рот — не ожидали услышать московский говор.

Гонимый миром странник с русскою душой.

Спутавшая Лермонтова с Пушкиным девочка невольно оказалась пророчицей.

В другой библиотеке были новые дети. Встречу вела дама постарше, но не менее энергичная. Меня она представила так:

— Вы не думайте, дети, что мы кого попало вам привезли. Это настоящий писатель из Москвы. Лауреат, финалист, член…

И так далее.

Дама эта мне очень понравилась. Если дети не смеялись моим шуткам, она многозначительно вопрошала: «Правда, смешно, дети?» И дети заливались радостным смехом. К сожалению, я умудрился её разочаровать — не привёз свои книжки. Кажется, она даже заподозрила, что я не писатель, а мошенник. Я же, напротив, был рад, что моих книг поблизости нет, и рекомендовал детям обратиться к ним минимум лет через десять-пятнадцать, если память о нашей встрече не выветрится из их памяти.

На одной из конференций девушка в платке попросила ввести запрет на самые важные книги, мотивировав это тем, что запретный плод всегда сладок. Это предложение вызвало дискуссию и, кажется, нашлись сторонники. Так что чтение в Махачкале немного связано с садо-мазо, что, на мой взгляд, даже пикантно.

В рамках индивидуальных духовно-нравственных мероприятий мы побывали в музее, где перед стендами с различными серьгами, браслетами и ковшами экскурсовод сообщил, что вещи все очень старинные, им целых пятьсот лет, а может, даже две тысячи. Таблички с датировкой часто расходились с его словами, но это его не смущало. Демонстрируя живописные полотна, экскурсовод обратил наше внимание на угольный эскиз Шишкина к его «Утру в сосновом бору» и сообщил, что сама картина, нарисованная, между прочим, цветными красками, висит в Третьяковской галерее в Москве. Так же он отметил «Похищение Европы», подчеркнув подлинность рамки, которой не менее ста лет. Отдельно экскурсовод прокомментировал имя самой Европы. Мол, странные имена у иностранцев: Европа, Пенелопа.

В один из дней мы обнаружили в гостинице футболистов. Это открытие привело к тому, что уже на следующий день я сидел на трибунах стадиона «Анжи-Арена», выложив сто рублей за билет. Места на трибуны с пышными названиями Diamond и Gold стоили аж по триста пятьдесят, и я выбрал скромность. Хозяева показали бойкую игру, а гости и мои соседи по гостинице ФК «Тосно» бегали и били несколько суетливо. Итог — 1:0 в пользу хозяев. Над полем довольно долго метался, гонимый ветром чёрный полиэтиленовый пакет, то взмывая ввысь, то попадая под ноги игрокам и судьям.

Зрители болели жарко, но не жарче, чем на московских трибунах. Игроков подбадривали, пока они удерживали мяч и крыли последними словами, когда они совершали ошибки. Одного игрока обозвали шпагатом, что почему-то всех очень развеселило. В один из острых моментов на поле возник небольшой кипиш, свалка и толкотня. Зрители вскочили, но дело быстро кончилось, и все обо всём забыли.

Сидящий рядом дядя признался, что вообще-то болеет за «Манчестер Юнайтед» аж с девяносто второго года. Мне стало не по себе. Я подумал, что мне было только двенадцать лет, а он уже начал болеть, мне исполнилось тринадцать, четырнадцать и пятнадцать, он болел. Теперь мне тридцать четыре, а он всё болеет и болеет. Этот болеющий и совершил первую неожиданную для меня вещь — после опасного момента отбил ладонями страстную дробь по спинке пустующего переднего кресла. Второй вполне кавказской особенностью, была обувь одного из боковых судей — оба тайма он пробегал в лаковых туфлях.

Единственный гол забил чернокожий игрок, которого на трибунах называли какаду. Вполне, надо сказать, заслуженно, его голову украшал ирокез, очень похожий на хохолок. Кстати, знаете ли вы, что чернокожих теперь принято называть сильно пигментированными? Так толерантнее. Так что гол забил сильно пигментированный игрок ФК «Анжи» по прозвищу Какаду.

Оле-ола, Анжи Махачкала.

После матча болельщики быстро разбежались. Вообще, на Кавказе люди часто бегают гурьбой и молниеносно перемещаются в пространстве. Машины стремительно разъехались со стоянки, зрители, в основном мужчины, унеслись в разные стороны. Вспомнив правило о движении в потоке, я присоединился к одной из бегущих групп. Они заскочили в автобус, но передо мной дверь закрылась. Я метнулся следом за другими к такси — такси укатили. Тогда я решил сохранять свойственное мне спокойствие, не суетиться и вскоре остался один во тьме на обочине в стороне от светящейся громады арены.

Было ещё много чего: тир в парке, удивительный рынок, не уступающий музею, а кое в чём его превосходящий, дербентская абрикосовая крепость, ночные звёзды размером со сливу, серые камни и головокружительные пропасти некогда неприступного, а теперь гостеприимного Гуниба, широкобёдрый золотой Ленин, которому ваххабитский взрыв смял нос, отчего вождь стал похож не только на тайского божка, но и на бойца-спортсмена.

В день возвращения у меня вышел разговор с таксистом. Естественно, о вере. Безусый бородач стал убеждать меня в истинности своей религии. Всё в таких людях хорошо, музыка в машине не орёт, жаль они без проповедей не могут.

Я не обострял, но когда таксист стал настаивать, что закрытость женщины от чужого взгляда бережёт и женскую и мужскую праведность, я не сдержался.

— Ты уж извини, я все религии уважаю одинаково, — сказал я таксисту. — Но что же это за праведники, которые не способны противостоять искушениям? Всё равно, что спортсмены, не участвующие в соревнованиях.

Бородач задумался и привёл веский аргумент. Показал на табло автомобильного термометра с цифрой «двадцать» и спросил с видом мудреца, согласен ли я, что на улице двадцать градусов. Я согласился. Тогда он торжественно поинтересовался, кто кроме Всевышнего, может управлять Солнцем, чтобы температура была именно двадцать, а, например, не пятьдесят градусов Цельсия. Кто, кроме Всевышнего, может приближать и удалять Солнце по несколько раз на дню, чтобы регулировать температуру на Земле?

Ай, молодца, поставил-таки меня в тупик. Я, признаться, не до конца уверен, что вокруг чего вертится: Земля вокруг Солнца или наоборот, но чтобы Светило вот так пульсировало по много раз на дню, приближаясь и удаляясь, по чьей-то воле и всё ради таких, как этот таксист, его дамочки в хиджабах или даже я… Это, право, лестно.

Под конец таксист вознёс хвалу Сулейману Керимову и обвинил во всём телевизор, Россию и тот тип женского поведения, который мы называем нехорошим словом на букву «Б». Я спросил, на какие средства Сулейман Керимов возводил бы мечети и творил прочие благодеяния, если бы не Россия, но тут мы приехали и осталось только тепло пожать друг другу руки на прощание.

Можно подумать, этот таксист чтит местные традиции. Нет. Традиционный женский костюм он хочет заменить чадрой, а музыку вовсе требует запретить.

— Как же так? — спросил я. — У вас же древние музыкальные традиции, танцы, маски?

— В семье не без урода, — сурово ответил бородач.

Религиозные радикалы выступают не только против всего русского, но и против всего исконно дагестанского. Против искусств и ремёсел собственных предков.

В обществе, привыкшем к сильной направляющей руке и оставленном правителями, очень быстро начинают распространяться фанатические формы религии. Многочисленные перемены, неспособность приноровиться к постоянным обновлениям реальности и, в конечном счёте, страх смерти толкает людей в совершенно немыслимые религиозно-суеверные завихрения. Не только силой оружия и героизмом Россия одержала победу на Кавказе сто пятьдесят лет назад. В России нуждались. Россия стала арбитром между многочисленными горскими народами. Не случайно в штурме Гуниба и пленении Шамиля, по словам историков, ключевую роль сыграли недовольные им горцы. Именно они показали слабые места в обороне Гуниба и вместе с русскими солдатами участвовали в штурме.

По моему убеждению, русский язык сегодня является единственной силой, удерживающей Дагестан от развала, обрушения в бездну мракобесия и подпадания под тотальный контроль религиозных фанатиков. Русский язык играет такую роль не в силу каких-то своих преимуществ перед местными языками, а потому что ни один из народов, живущих в Дагестане, не согласится принять язык другого дагестанского народа как главный и объединяющий. При всей теплоте отношений между представителями многочисленных народов Дагестана, между ними нет полного согласия, они не понимают друг друга без переводчика. Наверное, поэтому я был особенно рад, увидев, что на моём бейдже впервые в жизни фамилия «Снегирёв» была написана через букву «Ё». Итак, русский язык и образованные люди, отслужившие когда-то советские срочники и активные тётки, на которых во всей России всё и держится.

Тех, кто думает, что Кавказ на Луне, что там сплошь моджахеды в балахонах и смертницы в чадрах хочу разочаровать. Нигде не видел столько женщин в красных облегающих платьях, как в Грозном. Высота каблуков у махачкалинских красоток может удивить даже опытного москвича. И вообще, люди — везде люди, разные попадаются.

Северный Кавказ — это Россия. Между нами разное случалось, а с кем не бывает. Там все говорят по-русски, дети в школах учат Пушкина, девочки мечтают о белом свадебном платье, мальчики хотят служить в армии под трёхцветным флагом.

В качестве зрелища предлагаю фрагмент заборной росписи придорожного ресторана неподалёку от Дербента. В этой картине содержится вся противоречивость современного Дагестана. Купальщица в трусах и лифчике зарисована платьем, которое наполовину уже стёрлось, сделав картину куда более чувственной, чем она была изначально.

Кто-то скажет, противоречия — это плохо, а по-моему, противоречия полезны тем, что не позволяют одной идее возобладать над другими. Именно противоречия обеспечивают многостороннее развитие общества, его многообразие, терпимость к инакомыслию и, в конечном счёте, выживаемость.

Кроме того эта картина наглядно демонстрирует, к чему приводят запреты.

Написав всё это, вспомнил вопрос бородатого таксиста про веру моих предков. Типа, какая у них была вера. Я не стал углубляться, больно хлопотно, подумал о тех, кого знал лично. Бабушки и дедушки были атеистами, но вера у них была. Победа над фашизмом — вот вера моих предков. Так я бородачу и ответил. Победа над фашизмом.

Снимок в открытие: виды Дагестана/ Дмитрий Рогулин/ ТАСС