Специалист по тайным операциям: Для госпереворота в США нужен только приказ

Взять за жабры, посадить на крючок можно хоть президента США, тем более — любого другого западного лидера. Никакие телохранители, спецслужбы, войска национальной гвардии не защитят Первое лицо от информационного удара. Как его нанести, кто готов это сделать, какие необходимы силы и средства, «Свободной прессе» рассказал Андрей Манойло, доктор политических наук, профессор МГУ, специалист по информационным и психологическим операциям.

«СП»: В Америке началась кампания по выборам президента. В российских газетах публикуется указ за подписью Путина. Присвоить звание Героя России Дональду Трампу — «за мужество и героизм, проявленные в борьбе с американским глубинным государством, главным врагом человечества». Такая информационная операция наверняка возможна. Допустима ли? В игре без правил существуют запреты или хотя бы «красные линии»?

— В любой игре, независимо от того, ведется она по правилам или без, всегда есть запреты и «красные линии». Эти нормы профессионалам диктует здравый смысл. И любые действия, даже самые дерзкие операции, разведки проводят исходя из принципа разумной достаточности, из соотношения риска и ценности получаемого конечного результата.

---

Прямая ссылка передачи на YouTube

Смотрите все передачи СП-ТВ

Подписывайтесь на YouTube-канал «Свободной Прессы». Мнения, аналитика, репортаж

---

«СП»: Мы можем влиять на внутриполитическую ситуацию в Штатах? Или даже так: навязывать Вашингтону свою информационную повестку?

— Честно сказать или дипломатично? Во-первых, можем влиять, во-вторых, можем навязывать. И ничто нас в этом не ограничивает, кроме правил хорошего тона и американских законов, а также наших законов, которые запрещают вмешиваться во внутренние дела.

Но можно навязывать свои смыслы, точки зрения, нарративы и без вмешательства в деятельность политических институтов. В этом отношении я не вижу особых проблем. Чтобы переигрывать американцев (кстати, очень хорошо подготовленных) на их же поле, нужны специалисты. Они есть, их, правда, очень мало у нас в стране — возможно, меньше, чем пальцев на двух руках. Но это не значит, что таких специалистов нельзя готовить, в том числе поточным способом.

Второе: каналы управляющего воздействия. В любой информационной операции есть само воздействие — те самые вбросы, содержащие мотиваторы, раздражители, стимуляторы, зашитые в информационную оболочку. Они воздействуют на сознание и подсознание человека и, как правило, подталкивают его к совершению осознанных и неосознанных действий. И есть каналы доведения этого управляющего воздействия. Это те сети, по которым информация должна дойти до конкретного потребителя. Или до объекта информационной операции.

С каналами у нас стало не очень. После начала специальной военной операции их обрубили. И наши специалисты (особенно в разного рода госкорпорациях), которые занимались созданием имиджа России за рубежом, страшно приуныли. Начались стенания и плач Ярославны…

Это, конечно, несусветная глупость, потому что, если так получилось, что у тебя нет своих каналов, что за время тучных нулевых и десятых годов ты не озаботился создать позиции за рубежом, не развивал там интернет-площадки и даже не приобрел — пользуйся чужой инфраструктурой. Это принцип номер один во всех информационных операциях, которые являются оперативными комбинациями разведок на каналах ОТКС (т.е. открытых телекоммуникационных сетей). Вперед, бери их у противника, а лучше делай так, чтобы он сам тебе их на блюдечке принес, считая, что действует правильно и в своих интересах. Здесь вопрос только ума тех специалистов, которым ставят задачи проводить информационные операции, и работы, главное — не лениться.

В этом отношении американская администрация, президент США для внешнего, для нашего, воздействия доступны. Был бы приказ. В этом я никаких проблем не вижу.

«СП»: Ждем приказа?

— Да. Надо дотянуться до кого-нибудь — дотянемся. Но не в виде самодеятельности, а если на то будет конкретная политическая воля. Правда, бывают и курьезы, всякие интересные ситуации, которые когда-нибудь войдут в сборник анекдотов. Могу рассказать одну такую историю.

Несколько лет назад мне предложили стать фронтменом и руководителем федерального антифейкового проекта «Вбросам.нет». Я привел свою команду специалистов, но здесь надо оговориться, что этот проект до меня уже года два работал. Мы пришли на готовую платформу. И взялись за дело. Проходит около двух месяцев, мне звонит партнер, крупный специалист по кибероперациям и говорит: «Андрей Викторович, ты еще не смотрел, на кого зарегистрирован этот сайт?» — «Нет, не смотрел, я весь в работе, нет времени с этим разбираться». Проект-то солидный, я знаю, кто за ним стоит. «Все нормально. У тебя другое мнение?» В ответ мне присылают данные.

Во-первых, выясняется, что портал зарегистрирован на американском сервере, то есть он находится на территории США, в зоне англо-саксонского права. А во-вторых, я читаю имя и фамилию человека, и у меня волосы в тех частях, где они еще не выпали, начинают медленно подниматься дыбом, потому что зовут его Мич Макконнелл. Лидер Сенатского большинства в Конгрессе Соединенных Штатов. Все данные совпадают. И я покрываюсь липким потом, потому что понимаю, как повезло мне и всем нам, что Роберт Мюллер, бывший спецпрокурор, занимавшийся вмешательством России в выборы в США, незадолго до этого прекратил свою деятельность, распустил офис и опубликовал окончательный отчет.

Ведь, если бы эти материалы попали к Мюллеру, когда работала его комиссия, ничего доказывать в отношении России не надо было бы вообще. Потому что получалась следующая схема: республиканцы в лице Макконнелла и верхушки наняли бывших российских спецслужбистов для того, чтобы сводить счеты со своими противниками демократами. Почему так получилось? Да потому, что основным источником фейков на тот момент были СМИ, аффилированные с Демократической партией. И, разумеется, мы их вылавливали и кололи. Все! Полная доказательная база.

Звоню тем, кто отвечает за состояние этого сайта и говорю: «Мне было бы очень интересно посмотреть в глаза тем программистам, которые оформили этого человека в качестве владельца. Чисто ради интереса». Приезжают двое очкариков — видно, что программисты. Говорю: «Объясните мне, как Мич Макконнелл смог попасть во владельцы этого сайта?» Ребята мнутся: «Нам сказали: пусть это будет их сайт, потому что если американцы начнут копаться, кто занимается разоблачением их фейков, то они выйдут на самих себя». — «Хорошо, логика у вас кривая, уродливая, но в принципе понятна. Но почему Мич Макконнелл, а не Джон Смит, не Элвис Пресли, наконец. Есть же огромное количество американских имен и фамилий». — «Мы залезли в Гугл, набили, и эта первая вывалилась»…

«СП»: В феврале 2011 года случилась «цветная революция» в Ливии, потом война. Уже тогда в Интернете стала появляться информация, что протесты в Бенгази, с чего все началось — павильонная съемка на студии «Аль-Джазиры». И это не первый случай. В какой исторический период интерпретация факта, чем всегда занималась пропаганда, тем более — спецпропаганда, и большая часть журналистики, сменилась выдумыванием факта, тем, что мы сейчас называем фейком?

— Здесь ситуация непростая. Современные фейки тоже основываются на фактах. И даже не столько на их искаженной интерпретации, сколько на неполноте. Можно взять набор фактов, описывающих то или иное событие, но недостаточно, с большими белыми пятнами. Все факты будут истинные и проверяемые, но, как часто говорят, выдернутые из контекста. И человек, основываясь на этом, примет решение, которое вряд ли будет правильным.

Здесь мы не рассматриваем те фейки, которые с начала СВО укронацисты стали забрасывать в нашу сторону. Там другая история. От тех фейков не требовалось воздействие на умы людей. Задача была отвлечь внимание немногих наших специалистов, которые разбираются и могли бы противостоять информационным операциям противника — например, той игре, которая была развернута американцами вокруг Бучи, на негодный объект.

Это были грубо сработанные, сляпанные на скорую руку фейки, которые как приманку подсовывали нашим специалистам и их руководству для того, чтобы они полностью переключились на ловлю этого ничтожного продукта. И они повелись, начали разоблачать, давать очень хорошую статистику, потому что такие фейки просто выявить — во-первых, легко разоблачить — во-вторых, это можно делать массово — в-третьих, и удобно представить в виде отчета. И руководство скажет: «Ты классно работаешь. Ты один сбил над Белгородом 280 фейков, из них 275 беспилотных!»

Отвечаю на вопрос, когда именно факты стали подменяться выдумкой: был короткий период, когда фейки неожиданно вышли на первый план и стали восприниматься, как сейчас, например, дроны. Абсолютное и совершенное оружие. Это началось с избирательной кампании 2016 года в США, с той самой, когда к власти пришел Дональд Трамп. Тогда, в ходе пропагандистской кампании с обеих сторон, произошла революция в фейковых технологиях.

До этого были фейки, которые назывались дезинформацией. И отдельно существовали технологии их распространения, доставки до целевой аудитории. При этом к 2016 году уже появились так называемые вирусные технологии, которые позволяли транслировать эмоционально окрашенный контент на большие аудитории путем известного в психологии механизма эмоционального заражения. Избирательная кампания 2016 года и тот накал, который в нее внес Трамп, отказавшийся играть роль технического кандидата, неожиданно для всех привели к тому, что два концепта соединились: вирусные фейки с вирусными технологиями распространения. И все фейки стали вирусными.

Что такое вирусный контент? Это контент, в котором содержится не сама информация, а эмоциональная реакция людей на нее, на те смыслы, что она несет.

«СП»: Эмоция — тоже информация.

— Безусловно. Но вопрос — какая. Есть информация в виде знаков, численно-буквенная. Ее воспринимает и умеет детектировать только сознание человека. Но, помимо этого, есть огромная часть психики, которая иррациональна по своей природе и не знает, что такое логика. Ее условно называют подсознанием. Эта часть отвечает за инстинкты, рефлексы, безусловные реакции, которые срабатывают мгновенно в ответ на внешнее воздействие, опережая сознание.

В 2016 году вирусные фейки соединяются с вирусными технологиями и выясняется, что остановить их невозможно. Они распространяются с огромной скоростью — как лесной пожар, а может, и быстрее. Их сложно перехватить, потому что надо реагировать в первые минуты, но не в часы, как это делают официальные органы, которые согласовывают ответы.

«СП»: Вы сейчас ответили на вопрос, который только собирался задать — чем информационные операции отличаются от психологических.

— Ничем. У американцев они определяются одним термином. Есть некая разница в их военных документах, в field manuals (ручных руководствах, которые у нас их почему-то называют полевыми уставами Сухопутных войск армии США) и в военных доктринах. Там в разные периоды использовались разные термины: то информационные, то психологические, то одновременно и то, и другое, то оба понятия вообще исчезали в районе 2010-х годов и заменялись гражданско-военным сотрудничеством, потом возвращались… Таким образом создается иллюзия того, что речь о разных вещах. Это — во-первых. А во-вторых, когда говорят «информационная война», обращают внимание на инструмент, с помощью которого оказывается воздействие на противника. Когда говорят «психологическая война», обращают внимание на объект воздействия, которым является психика человека.

Но все без исключения информационные операции — точечные. В современных информационных войнах никогда не обогревают Вселенную, не воздействуют на массовые аудитории, как это делает, например, пропаганда, которая как инструмент иногда используется в информационных войнах, но на самом деле никакого отношения к ним не имеет. Точечные операции проводятся в отношении президента, премьера, кого-нибудь из их окружения — людей, сознание и волю которых требуется подчинить.

И с этого момента человеком начинают управлять. Подталкивают его к действиям, которые он никогда бы в спокойном состоянии не совершил. Которые потом, будучи задокументированными и получив широкое распространение в средствах массовой информации, становятся основой для его компрометации и дискредитации.

По поводу фейков и подмен. В 2016 году начинается период, когда фейки, на тот момент основанные на изначально ложной информации, взлетают на вершину всей информационной цепочки, и создается впечатление, что факты больше не нужны. И никакие интерпретации не нужны, потому что это больше делается и всегда менее интересно. С фейками несколько лет после победы Трампа на выборах не знают, как бороться. Упоминание слова «фейк» приводит к паническим реакциям — как там, так и здесь. Но затем выясняется, что у фейка, основанного на изначально ложной информации, есть два недостатка.

Во-первых, ложь всегда раскрывается. То есть они дают ограниченный эффект по времени. Во-вторых, выясняется, что с помощью фейков нельзя управлять людьми. Почему? Да потому что фейк это эффективный, но очень узко специализированный инструмент воздействия. У него единственная цель — создать ажиотаж вокруг реального или мнимого информационного повода. Начинается массовое движение людей, которые чем-то напуганы или чем-то воодушевлены. А его можно столкнуть в сторону, например, паники, этим воспользуются определенные деструктивные силы, дадут толпе политические лозунги, и она тут же пойдет громить, выступать против действующей власти. Это уже концепт, близкий с технологиями цветных революций.

Перед СВО эволюция фейков приводит к тому, что мы получаем гибрид, имеющий как фейковую природу, так и связанную с истинной информацией и теми возможностями, которые дает ее интерпретация.

«СП»: Вы один из авторов книги «Фейки. Вбросы. Государственные перевороты». Как с помощью фейков отмывают деньги — понятно, вы об этом пишете. «Белые каски» организовали химическую атаку, постановка впечатлила зрителя — нужна помощь жертвам злодеяния — Конгресс выделил деньги, и все разворовали. А как обратить фейк в государственный переворот?

— Это невозможно, за исключением редких случаев, когда фейк, содержащий изначально ложную информацию, прилетает к человеку из ближайшего окружения Первого лица. У кого-то, возможно, уже были планы организовать госпереворот и занять место. В верхах всегда есть конкуренция.

Примером является попытка — неудавшаяся, к счастью — госпереворота в Белоруссии в 2020 году. По большому счету, это была не цветная революция, а верхушечный государственный переворот. События, которые происходили на улицах и площадях в городах Белоруссии, в том числе в Минске, носили отвлекающий характер. Безусловно, они были опасны, но устраивались в первую очередь для того, чтобы действующая власть переключила свою внимание. Насмотревшись на майданы в Киеве, на революцию роз в Тбилиси, Первое лицо видит в движении масс признаки цветной революции. И дает команду искать штаб, центр принятия решений, который неплохо бы ликвидировать или санировать. А в это время американская разведка уже нашла подходы к кому-то из ближайшего окружения и ведет переговоры о смещении главы действующей власти. В Белоруссии такое могло произойти, известен человек, на которого в США делали ставку… Но ему не хватило храбрости, хотя оставалось сделать всего один шаг.

Вот, есть человек, который колеблется, не знает — сейчас действовать или ждать момента, ему нужен толчок. И прилетает фейк, как правило, о том, что Первому неожиданно стало все известно. И если ты сейчас не предпримешь действия, то дня через два за тобой придут. Это может подтолкнуть.

«СП»: Как, по-вашему, соотносятся информационная война, гибридная и Холодная?

— Эти понятия, безусловно, надо разделять. Давайте начнем с информационной войны. Она начинается в тот момент, когда информационные операции перестают предназначаться исключительно для обслуживания боевых действий традиционных вооруженных сил и превращаются в самостоятельный вид вооруженного конфликта. Это происходит сравнительно недавно. Во время первой войны в Ираке появляются предпосылки для этой формы ведения боевых действий и превращения ее в будущем в особый вид вооруженного конфликта, в котором именно информационные операции становятся основным инструментом подчинения противника. Или даже его физического уничтожения. А во время второй иракской войны происходит институализация этого явления.

Информационные войны в их современном виде — технологическом — начинаются вообще после вхождения Крыма в состав Российской Федерации. Когда американцы, проспав это событие, бросают все свои силы на информационные операции, и происходит технологическая революция в этой сфере. В США переходят от ремесленного производства, когда каждая операция разрабатывается отдельно под конкретные условия оперативной обстановки как уникальный продукт разового использования, а далее его место — на свалке истории. Схему перенести нельзя. Потому что завтра она работать не будет — уже другая оперативная обстановка. Так вот от ремесленного американцы переходят к технологическому производству, когда информационные операции начинают штамповаться, как на конвейере, как машины на заводах Форда.

Предположительно, в середине 2015 года появляется единая универсальная организационно-технологическая схема подготовки и проведения этих операций. По которой в конце 2015-го — начале 2016-го проводится Панамское досье. И далее — все операции, включая пресловутое отравление Скрипалей, «аргентинский кокаин», «дело» Марии Бутиной, даже захват «вагнеровцев» в Белоруссии перед самым началом попытки госпереворота. Поэтому современный этап информационных войн следует отсчитывать от середины 2015 года, с момента появления этой схемы, которая, как теперь известно, состоит из вбросов — пауз, объединенных положительной обратной связью, и механизмов коррекции, предполагающих многократное повторение этой цепочки.

Теперь — о гибридных войнах. Концепция — в более-менее оформленном виде — появляется в работах Фрэнка Хоффмана. Это американский военный теоретик, который начинал писать про гибридные войны примерно так же, как Хантингтон в свое время про столкновение цивилизаций. Хоффман выдумал гибридные войны, зафиксировав довольно простую идею о том, что современные войны ведутся с использованием всех возможных средств. То есть помимо грубой силы применяется еще и мягкая, плюс информационные и санкционные войны, блокады экономические. Писал даже про дипломатическую войну. Это, как я понимаю, когда посол хватает арматуру и идет бить морду другому послу. У Хоффмана, правда, ситуация выглядит как-то по-другому…

А потом неожиданно выяснилось, что для военных кругов США эта концепция является очень удобной оболочкой участия в современных конфликтах, куда они входят незваными, для распространения демократии, как в Ирак, Афганистан, Сирию, чтобы как-то оправдывать свои действия, выбивать большие деньги из бюджета и творчески их осваивать. И в этот момент идея гибридной войны Хоффмана становится полноценной военной стратегией. Она позволяет пользоваться услугами как легитимных участников, включая всякие вооруженные формирования, так и нелигитимных — террористических организаций, экстремистских и повстанческих движений, наркокартелей, которые тоже имеют боевой потенциал. В 2008—2009-м гибридная война — научная фантастика, которая существует в голове Хоффмана и нескольких его предшественников, а где-то к 2015 году она обретает популярность, у нее появляется масса сторонников и адептов, в первую очередь, среди американского военно-политического руководства.

Наконец, Холодная война. Это вообще не война, а некое состояние международных отношений, которое продолжалось с момента Фултонской речи Черчилля и до падения «железного занавеса», до горбачевско-рейгановских времен.

Противостояние было очень жесткое, две сверхдержавы — Советский Союз и США выясняли отношения, но делали это очень аккуратно. Где-то показать свою силу, потеснить противника в зонах влияния, это — пожалуйста. Но выяснение отношений происходило опосредованно, под чужим флагом и на территории третьих стран.

Там «красные линии» не просто испытывались, они и корректировались, смещались. И подвижка в сторону противника, безусловно, считалась тактическим, а то и стратегическим успехом. Это не говорит о том, что Холодная война была периодом благоденствия. Правила в основном соблюдали, но характер взаимоотношений был предельно жестким в том плане, что наших дипломатов ловили и били палками в Нью-Йорке.

«СП»: Сегодня какие силы и средства, части и подразделения задействованы в информационной войне с нашей стороны? Что мы можем рассказать, не преступая закона о защите гостайны и предписаний 8-го управления Минобороны?

— Начнем с того, что у нас грустно как с самими информационными операциями — наступательными, так и с силами и средствами. Причина в том, что мы, видимо, очень сильно отстали в понимании природы и характера этого вида вооруженного конфликта. А успех возможен при наличии двух факторов, и первый — наличие системы центров по проведению информационных операций и контропераций. Без нее даже тактический успех невозможен.

У наших противников такая система есть. Причем украинцам ее поставили американцы и частично британцы, которые там все-таки ходят на вторых ролях. Это пресловутые ЦИПсО. Ничего уникального в них нет. Более того, они довольно средненькие и по составу кадров, которые, впрочем, многому научились с начала СВО, и по уровню планирования. Но — очень эффективны. Потому что у нас даже такой системы нет. А закон гласит, что система, пусть кривая-косая, наскоро слепленная и укомплектованная средними профессионалами, всегда одерживает победу над отдельными группами энтузиастов. В этом отношении мы, обладая лучшей в мире, даже по сравнению с американскими аналогами, методикой подготовки кадров и некоторым количеством специалистов, которые разбираются в современных информационных войнах, плетемся в хвосте.

Причем у руководителя такой системы должно быть право принимать решения в довольно широком коридоре без согласований, то есть мгновенно, а если требуются согласования — их лаг должен быть максимально коротким.

Это — как в поединке боксеров. Твой противник — раз, перчатки раздвинул и тебе надо ударить в разрез, через полсекунды такой возможности уже не будет. И если ты врезал — возможно, победишь. Но если ты вместо этого отбежал в свой угол, взял листочек бумаги и написал рапорт с просьбой санкционировать этот удар и потом его на согласование, противник оклемается и сам врежет.

И второе — должно быть право на ошибку. У нас никто не работает на конечный результат. То есть, когда видят, что разворачивается какая-то кампания, возникает вопрос, ради чего. Ради хайпа и доклада вышестоящему руководству все это делается? Да, может быть. А какой конкретный удар по противнику эта кампания нанесет? Какой президент западной страны ушел в отставку? Кто там, допустим, утопился с горя из-за ошибок, которые эта кампания высветила у противника? Какие у него потери?

Работа определяется по конечному результату. Если его нет — значит, нет и самой работы.

У нас была операция, которая шла в шлейфе дела Диосдадо Кабельо в Венесуэле. Это сентябрь 2019 года. Когда Джона Болтона отправили в отставку, это была такая вишенка на торте. И на место советника президента США по национальной безопасности пришел кадровый разведчик Роберт О’Брайен. Человек, знающий природу оперативной работы. И он первым делом начал выяснять, откуда русским стало известно о вербовочных подходах к Кабельо.

В этих случаях всегда отрабатывается ряд версий. И первая из них — наличие «крота». Потянули за ниточки, которые вели к этому делу, а это журналисты, через которых был сделан вброс, который, собственно, и раскрыл всю американскую операцию в августе 2019 года. К журналистам стала подводиться агентура в виде старой профессуры. Мы видим, что прощупывают по определенным позициям, и подготовили ответы по тем вопросам, которые задавала агентура. Но сделали это так, что американцы не поверили. В итоге О’Брайен провел чистку своих кадров. Так, хорошенько прошелся. Зачистил два директората ЦРУ, аппарат директора Национальной разведки. На выход там отправилось порядка 80 профильных сотрудников: славистов, специалистов по Латинской Америке. Это — реальные потери. А «крота» не нашли.

«СП»: Для кого-то потери, а для кого-то успех.

— Для нас — да. И это пример того, что информационные операции не просто могут, а должны иметь реальный выход. И он всегда публичен.

Вообще, что касается дела Диосдадо Кабельо, операции по вскрытию агентурного проникновения ЦРУ в ближайшее окружение Николаса Мадуро, то ее активная фаза длилась с 17 по 21 августа. И эти несколько дней определили то поражение, тот крах, который потерпело Центральное разведывательное управление.

И это была операция, которая строилась целиком на иностранной инфраструктуре, там были задействованы только зарубежные каналы. И это был тот случай, когда вброс добил до самого действующего президента Дональда Трампа, потому что 21 августа он вынужден был включиться в операцию агентурного прикрытия, которую развернуло ЦРУ.

Глава Белого дома сделал заявление, признав, что американская администрация установила контакт с человеком из ближайшего окружения Мадуро, и это делалось за спиной президента Венесуэлы. Трамп поддержал легенду, которую разведка в рамках операции агентурного прикрытия пыталась продвинуть в СМИ, интерпретируя тайные контакты как гуманитарное сотрудничество. Якобы ради того, чтобы облегчить участь венесуэльского народа.

Это пример, как в современных информационных операциях вбросы могут добить до главы государства. И никакие спецслужбы, телохранители, войска национальной гвардии не защитят президента от информационного удара. При желании зацепить, взять за жабры, посадить на крючок можно кого угодно. Это те преимущества, которые даются современной информационной операцией.

---

Новости по теме:

Андрей Манойло: До свержения Александра Лукашенко оставался один шаг

В чем сила украинских ЦИПсО, объяснил политолог Андрей Манойло

Андрей Манойло: ЦРУ потеряло 80 человек в результате российской информационной атаки