Анатолий Иванько: У сражения на Курской дуге и специальной военной операции много общего

23 августа 1943-го завершилась Курская битва — совокупность трех стратегических оборонительных и наступательных операций. Великая Отечественная перешла в новую фазу, стратегическая инициатива была перехвачена Красной Армией. О ходе битвы, ее значении и «нюансах» боевой работы «Свободной прессе» рассказал Анатолий Иванько, директор Центра анализа геополитики, войн и военной истории, полковник в отставке.

«СП»: С фильма «Огненная дуга» начинается киноэпопея Юрия Озерова «Освобождение». Сегодня возникает желание увидеть в названии скрытый смысл. Может быть, это освобождение от шаблонов в понимании хода Великой Отечественной войны? Давайте напомним читателям, почему Курская битва считается крупнейшим сражением в истории человечества.

— Начнем с цифр. Четыре с половиной миллиона солдат с обеих сторон было привлечено к этому сражению. Пять фронтов, лучшие полководцы нашей страны: Конев, Рокоссовский, Ватутин, Попов, Соколовский. Два постоянных представителя Ставки, выдающиеся стратеги: Василевский и Жуков. В технических параметрах это 13 тысяч танков и САУ, более 12 тысяч самолетов. Подобных битв мировая история не знала. К примеру, под Москвой было задействовано около двух миллионов человек. Немецкое командование бросило на Курскую дугу 45 процентов своих войск на Восточном фронте.

Для понимания накала страстей: каждая сторона ставила стратегические цели. Немцы понимали: если они купируют Курский выступ — 750 км по фронту и 250 в глубину, перед их танковыми клиньями открывается оперативный простор на Москву. Зная, что Советская Россия после Московской битвы, Сталинграда понесла большой урон как в военном отношении, так и в экономическом, огромные людские потери, враг надеялся, что это сражение даст возможность сломить СССР окончательно.

«СП»: То есть для вермахта это была наступательная операция, а для Красной Армии оборонительная.

— У нас возобладала точка зрения Генерального штаба. Сталина убедили (Жуков выдвинул эту идею): перемолоть танковую мощь вермахта в оборонительном сражении. И потом уже диктовать свои условия, так в принципе и вышло. Другое дело, что потери-то наши огромные. Но деваться было некуда, требовалось выстоять на этом рубеже во что бы то ни стало, и тогда — все понимали — перелом наступит.

«СП»: Если для Красной Армии это оборонительная операция, почему такие большие потери в танках с нашей стороны?

— Споры о соотношении подбитых танков не утихают до сих пор. В разных источниках называются разные цифры, в зависимости от политического заказа и совести авторов. Еще Наполеон в таких ситуациях говорил: «Ложь, как в военном бюллетене».

---

Прямая ссылка передачи на YouTube. Смотрите все передачи СП-ТВ

Подписывайтесь на YouTube-канал «Свободной Прессы». Мнения, аналитика, репортажи

---

По официальным данным, Советский Союз потерял 863303 человека, 5244 орудия и миномета, 6064 танка и САУ, 1626 самолетов. Цифры внушительные. Германия, согласно немецким оценкам, лишилась 203 тысяч солдат, 720 танков и самоходных орудий, 681 самолета. Установить потери вермахта с большой точностью крайне сложно. Но они намного ниже советских. Если брать максимальный разброс в оценках — в четыре раза.

Говорят, что Николай Федорович Ватутин был командующим наступления, а здесь ему поручили оборону. Он-то стоял за упреждающий удар, но Сталин посадил рядом с ним двух корифеев: Василевского и Жукова. Они дневали и ночевали с ним. И представьте себе положение командующего. Он хочет что-то сделать, но обязан оглянуться: а что скажут старшие. Ватутин был несвободен в выборе решений, которые требовалось принимать мгновенно.

Я анализировал причины потерь и пришел к такому выводу: сражение на Курской дуге было столкновением танковых технологий, передовые из которых были у немцев. Там сошлись в боях танки будущего и прошлого. Потому что наша тридцатьчетверка, которая в 1941-м была непревзойденной на поля боя, к 43-му году безнадежно устарела.

«СП»: Речь идет о тридцатьчетверках с орудиями 76-го калибра.

— Именно! Потому что Т-34−85 появились после Курской битвы, после работы комиссии Молотова-Маленкова и т. д. Если не вдаваться в технические детали, можно считать основным превосходством немецких танков над советскими более мощное вооружение. Новые тяжелые танки и САУ вермахта могли поражать наши бронированные цели безнаказанно — с расстояния 1,5−1,8 километра, в то время как тридцатьчетверки били с дистанции от 500 метров до километра максимум.

Вторая причина — стремление командования Воронежского фронта применять танковые соединения на поле боя для решения не свойственных им задач. Танки должны использоваться для обходных маневров и нанесения ударов с флангов, а не для встречного боя. А на Прохоровском поле танковый корпус 5-й армии генерала Ротмистрова пошел в лоб против 2-го танкового корпуса СС Хауссера.

Тут еще один нюанс. Танки, если уж они идут в наступление, выдвигаются ромбом, иначе будут стрелять друг в друга. А развернуться было негде. Прохоровское поле вообще не пригодно для танковых атак. Хотя и немцы пытались наступать там же.

«СП»: Почему так получилось?

— Для нас основной причиной оперативной неудачи стал захват немцами 11 июля территории, с которой должен был наноситься контрудар. Сработала войсковая разведка немцев против боевого охранения дивизии полковника Косицына. А произошло все так, как часто бывает на фронте. Дивизия Косицына была в первом эшелоне 69-й армии генерала Крючёнкина, которая обороняла Прохоровское поле. В ночь комдив, как и положено, выставил боевое охранение в составе батальона. Он мог быть и усиленным, но на самом деле — нормально: мотострелковый батальон с несколькими сорокапятками.

Местность для комбата была малознакомая, их ночью выбросили туда и сказали: закрепиться. У боевого охранения две задачи. Первая: заставить противника развернуться в невыгодном для него положении в боевой порядок. Вторая: изобразить, что это уже главные силы встречают атакующих. Комбат дал команду окопаться, подготовиться. В это время с предполья возвращаются наши саперы. Их командир, наверное — ротный, говорит: «Володя, да ты сейчас, как за каменной стеной. Я там столько мин насажал, что сам потерял счет». Выпили по стакану спирта — я так себе это представляю, пожали друг другу руки. Саперы ушли, комбат уснул мертвецким сном, а вместе с ним весь батальон, потому что до этого были постоянно на марше. Дивизию Косицына бросили на передний край. Они там рыли окопы, полуголодные, потому что все время под обстрелами немцев, пищу очень сложно было доставить на передний край… А утром противник пошел в атаку.

Два слова о личном составе немцев, которые воевали на Прохоровском поле. Это была гитлеровская гвардия. Генерал Хауссер, один из грамотнейших танкистов вермахта, сразу бросил в прорыв дивизию «Дас Райх», и гитлеровцы продвинулись на 30 километров вглубь нашей обороны. Дошли до третьего противотанкового рубежа (а всего их было восемь). Для командования Воронежского фронта прорыв был совершенно неожиданным. Чтобы его купировать, туда было брошено три танковых корпуса армии Ротмистрова Павла Алексеевича. А у него в экипажах мехводы, наводчики почти все были из пополнения, необстрелянные, неопытные. Это тоже причина больших наших потерь.

И, конечно, сказалось технологическое преимущество немецких танков перед нашими тридцатьчетвёрками. Автоматическая коробка передач — в 43-м году, можете себе представить?! Тридцатьчетверку ваш покорный слуга в училище водил. Знаете, там пятую передачу нужно впятером тянуть. Серьезно. Курсанты водили только на второй, нам несколько кругов — 10 километров — надо было сделать, чтобы получить «корочки» механика-водителя. Второе: принудительный отвод выхлопных газов. У нас в танке был мрак — я это тоже испытал. Третье: башенка кругового обзора командира танка. Это вообще чудо. У нас был очень плохой обзор. Между боями, на маршах, командир сидел на башне и ногами давал команды механику-водителю. И самая главная наша беда — отсутствие внутренней связи между танками. На поле боя каждый экипаж действовал по своему усмотрению, лишь бы поразить противника и не быть подбитым.

Еще одно, чем, думаю, вас удивлю: гидравлическое усиление торсионов, это обеспечивает высокую маневренность. И последнее: система пожаротушения. Участник боя рассказывал: «Подобьем танк, думаем — все, готов. А проходит минуты три — пламя потушено, и он опять прёт на нас».

«СП»: Но в маневренности наши тридцатьчетвёрки вряд ли уступали немецким танкам.

— Даже превосходили. Тридцатьчетверка намного легче. Средний немецкий танк — 60 тонн. И скорость у наших выше. Эти преимущества мы использовали, как могли. Командование 5-й армии сказало: сближаться с немецкими танками максимально. Имелось в виду — чтобы поразить наверняка.

И еще одно: у нас на танковых курсах и училищах отрабатывали огонь с ходу — жалели двигатели. Механики над ними тряслись. А что такое стрельба с ходу? Низкий процент попадания, огромный расход боеприпасов. Немцы вели огонь с коротких остановок — точность выше.

У вермахта и на Прохоровском поле это проявилось особенно ярко, была хорошо отлажена эвакуация танков. Работали полевые ремонтные мастерские. У нас этого не было.

«СП»: В чем уникальность Курской битвы?

— Прежде всего, в том, что это был подвиг всех пяти фронтов. Наш личный состав, особенно — танкисты, сапёры, связисты, шли на верную смерть. Коллективная жертвенность — уникальна.

В Курской битве осуществлено 50 танковых таранов. А на Прохоровском поле их было 20. Первый такой таран совершил Александр Николаев, один из лучших механиков-водителей своего полка.

Всё предполье пяти фронтов было зашито минными полями. Всего к 4 июля 1943 года было установлено 254 противотанковых минных поля (50755 мин), 189 противопехотных минных полей (23805 мин), 25 смешанных минных полей, 919 фугасов, 35,2 километра проволочных заграждений, 10,7 километра электропрепятствий. Немыслимо!

«СП»: Эти десятки тысяч мин были установлены вручную.

— Да, было всего два способа, которым учили и вашего покорного слугу.

«СП»: Почему сражение на Прохоровском поле стало ключевым? Здесь было направление главного удара вермахта?

— Прохоровское поле не было эпицентром. Просто так получилось — скопление бронетехники на очень невыгодном для обеих сторон месте: с одной стороны — железная дорога, с другой — река Псёл. Развернуться в боевой порядок негде. Кто-то из аналитиков говорит: развернуться могла танковая бригада. Чушь собачья. Даже танковая бригада не могла там развернуться. От силы — полк! Всё было скучено.

Операцию «Цитадель» Манштейн продумал таким образом, что две группировки сходятся с разных сторон и оставляют Курский выступ внутри, тем самым лишают советское командование маневра, и у русских всё будет подчинено ликвидации этого «котла». Немцы думали, что наша Ставка не сможет ничего предпринять.

Военная разведка и Жуков говорили, что основной удар враг нанесёт на Белгородско-Обоянском направлении. Там наступало три танковых корпуса группировки Гота. А оборону держала 1-я танковая армия генерала Катукова Михаила Ефимовича. Он уже участвовал в танковом побоище, которое, может, было и пострашней — под Бродами. Михаил Ефимович тогда командовал танковой бригадой. И у него были только легкие Т-70. Что они могли сделать при острой нехватке боеприпасов и горючего?! Использовали всю фанеру для маскировки. Когда танкистов окружили, они отбивались гаечными ключами. То есть Катуков был в таких передрягах.

Ему Ватутин поставил задачу: нанести встречный удар. У Катукова — 930 танков. А у Гота — 1230 машин, в том числе по два батальона «Тигров» и «Пантер-2» — 396 новых танков, которые немцы хотели обкатать на поле боя. Но и это еще не все. Именно здесь, чтобы сохранить эти новые, пока еще опытные образцы, немцы впервые применили радиоуправляемые подрывные машины типа сегодняшних дронов. 50 кг взрывчатки они несли. Задача была сблизиться с русским танком и подорвать его. Правда, эти машины не сработали. Нас выручили сплошные минные поля.

Получив от Ватутина приказ нанести встречный удар, Катуков решил про себя: это гибель. И сказал: дайте время подумать. На него насел Жуков. В итоге дошло до Сталина. Он звонит Катукову: «В чем дело? Почему ты не выполняешь приказ командующего фронтом?» — «Меня уничтожат». (Так оно и было бы). — «Обоснуйте». Убедил. Сталин звонит Ватутину: «Пусть Катуков делает то, что считает нужным». Немцы — три корпуса — пошли на Катукова. А у него все танки были закопаны по башню. И били немцев, как куропаток. Под Бродами Катуков подбил у Гудериана 90 танков и 133 САУ. Здесь — 333 танка Гота и где-то 270 самоходных орудий. Кстати, были выбиты почти все «Тигры» и «Пантеры».

Клюге, посмотрев на это дело, отдает приказ: не идти на Обоянь, а развернуться на Курск, в сторону Прохоровки. Как я уже говорил, обороняла поле 69-я армия генерала Крючёнкина. Он ситуацией не очень хорошо владел, из-за связи. И доложил Ватутину о прорыве обороны до третьего эшелона только через 12 часов. То есть командующий Воронежским фронтом на полсуток опоздал с принятием срочного решения. Вот почему 5-ю танковую армию Ротмистрова бросили на поле прямо с марша. Она пошла в бой без инженерной разведки местности, без ничего. Точно так же туда бросили общевойсковую армию генерала Жадова, чтобы заткнуть эту дыру. Все смертельно боялись окружения. И понимали цену возможного поражения, если бы оно произошло.

Недавно один немецкий журналюга сказал: зачем на Прохоровском поле установили памятник победы над танковым корпусом Хауссера. В чем она заключается?

Перед корпусом Хауссера стояла задача овладеть Прохоровкой и тем самым замкнуть кольцо вокруг органов управления Воронежским фронтом. Но Прохоровка не была взята. Немцы всего два дня воевали с нашими на Прохоровском поле. И отошли — поняли, что бесполезно.

Кстати, позиции немцев на Прохоровском поле были выгоднее, они занимали в основном высоты. И держали местность под огневым контролем. Поэтому и подсчитать подбитые немецкие машины оказалось невозможно. Потери вермахта, по советским данным, составили 80 танков, наши — до 180 машин.

Да, безоговорочной победы под Прохоровкой не удалось одержать ни одной из сторон. Но советские танкисты смогли остановить противника, пусть и ценой больших потерь. Это дало возможность нашему командованию укрепить позиции, подтянуть резервы и приготовиться к наступлению. Так Прохоровское поле стало сакральным, в одном ряду с Бородинским и Куликовским.

И еще к вопросу, кто победил. Командующего 2-м корпусом генерала Хауссера Гитлер тут же снял и разжаловал — за Прохоровское поле, за то, что эта битва проиграна. А сейчас находятся «знатоки», которые утверждают обратное.

«СП»: Каково все-таки, по вашему мнению, реальное соотношение потерь в Курской битве?

— По личному составу — один к четырем. А в танках: у нас — 75−80 процентов, у них — 35−40. Но для нас потери техники не были критическими. Есть свидетельство участника с немецкой стороны: «Мы подбили 10 русских танков, не успели попить кофе, а на поле появляется еще одиннадцать». С уральских заводов шли новые машины. А для немцев это была катастрофа. Потому что техника, собранная для Курской битвы, это все, что могла дать германская промышленность.

«СП»: Для полноты картины: вы упомянули, что были трудности с доставкой продовольствия на передовую. А как в целом работали тыловые службы в конкретной ситуации?

— Здесь нужно отдельное исследование. Для материально-технического снабжения, в первую очередь — подвоза боеприпасов всем пяти фронтам, задействованным непосредственно или косвенно в Курской битве, было организовано 170 тысяч вагономест и платформ. Далее: в свое время мой любимый полководец Константин Константинович Рокоссовский, а он командовал на Курской дуге Центральным фронтом, говорил, отчасти — на эмоциях: «Курскую битву мы выиграли за счет раненых». Тыл организовал специальные госпиталя для легкораненых вблизи переднего края. И люди через три-пять дней возвращались в строй. Очень эффективно работали санитары, прежде всего — ротные, и батальонные медицинские пункты. И здесь тоже героические свершения простых людей. Зинаида Маресева, санитарка, ей 20 лет — девочка, вытащила за два дня боев на Прохоровском поле, под непрерывным огнем противника, 64 раненых, причем из них 58, что очень важно, с оружием. Это был рекорд за всю войну — чтобы одна девушка стольких спасла.

Нужно сказать, что и в самом Курске население делало всё, чтобы помочь раненым. Городок-то тогда был небольшой. К тому же после оккупации, его только что освободили войска генерала Черняховского. Разруха полная, но там, в Курске, тыл организовал 28 госпиталей. 213 тысяч человек получили лечение. Это две-три дивизии. Так что Рокоссовский был во многом прав: пополнение шло из раненых. И что еще надо сказать: 26 тысяч девчат, санитарок, полуголодных, работавших в три смены, сдали около двух тонн крови. Вот так работал тыл! Героизм во всех эшелонах!

«СП»: Курскую битву называют переломом во Второй мировой войне. Вы согласны с этим?

— Отчасти. Перелом как философская категория — невозврат к прежнему положению. С военной точки зрения перелома не было, но стратегический успех — бесспорный. Когда 16 августа началось контрнаступление советских войск, тут как раз Николай Федорович Ватутин проявил все свои полководческие способности. Фронт сметал все на своем пути и уже через 10−12 дней освободили Харьков. И, кстати, вся техника, которую немцы эвакуировали туда ремонтный завод, досталась нашим.

Очень образную оценку дал историк из США Майкл Кайдин в книге «Тигры» горят": «Значение Курской битвы состоит в следующем: когда раздался последний выстрел, движущие силы войны находились под контролем русской армии, и теперь уже она диктовала, когда, где и как эту войну вести…» Процесс деградации и потери боеспособности немецких танковых частей стал необратимым — их ценность как основного ударного инструмента войны была сведена фактически к нулю.

Но война продолжалась еще более полутора лет. Впереди были операция «Багратион», Варшавская, Померанская, не говоря уже о Берлинской. С точки зрения геополитической переломом можно считать то обстоятельство, что вскоре после Курской битвы война пришла в Европу — цитадель мирового фашизма того времени (хотя, как показывают последние события, она таковой и осталась).

«СП»: Стоит ли искать аналогии между сражениями Великой Отечественной, в частности Курской битвой, и специальной военной операцией?

— Конечно. Хотя бы потому, что сегодня бои проходят примерно в тех же местах… Будучи памятливыми, военачальники в нашем Генштабе обратились к опыту отцов и дедов. Перед передним краем нашей обороны прекрасно организованная минно-заградительная система, отбивающая у врага стремление выполнять задачи на поле боя силами бронетехники. И сейчас сами бандеровцы признают: из-за минных полей она стала использоваться гораздо реже. Это первое.

Второе: опять идет война технологий — дроны, БПЛА. Правда, на Курской дуге дистанционно управляемые машины не сыграли никакой роли. Но здесь аналогия такая: только грамотная, детальная разведка местности может помочь переднему краю в достижении поставленных задач.

Как и тогда, блестяще работает русская артиллерия, снаряды поставляются бесперебойно.

По поводу кассетных боеприпасов: немногие знают, что именно на Прохоровском поле немцы руками своих итальянских сателлитов применили такие устройства. Позволю себе зачитать свидетельство очевидца. Комсорг 287-го гвардейского стрелкового полка младший лейтенант Алексей Болмосов вспоминал: «вскоре налетела немецкая авиация. Говорили, что это были итальянские самолеты — двукрылые. Летели они низко, бросали футляры, начиненные противопехотными бомбами, в воздухе футляры раскрывались, и бомбы летели, как рой пчел. Думалось: вот-вот упадут на тебя. Вжимались в землю, казалось, земля под тобой расступается».

«СП»: Какой смысл фальсифицировать ход Курской битвы, тем более — ее итоги?

— Во-первых, что немцы хотели показать всему миру? Что русские умеют побеждать только зимой: Москва, Сталинград. А летом воевать не могут. Во-вторых, как говорил Гитлер, победа на Курской дуге должна стать факелом для всех союзников, для всего цивилизованного мира, что коммунизм можно уничтожить. Не получилось. Отсюда всё и начинается. Чтобы принизить значение Курской битвы, наши враги подтасовывают факты, игнорируют материалы советских архивов и другие документальные свидетельства.

Обидно, что западных фальсификаторов активно поддерживают наши горе-историки: Чубайс, Соколов. Ложью о Курской битве отметился даже экономист Гавриил Попов, который заявил, будто Сталина летом 1943-го спасли союзники, высадившиеся 10 июля в Сицилии. Этого деятеля нисколько не смутило, что 72 процента действующей германской армии в тот момент находилось на Восточном фронте. Именно это обстоятельство и помогло союзникам довольно легко осуществить высадку на Сицилии.