В пятницу президент Дмитрий Медведев отправил в отставку сразу 20 высших руководителей Федеральной службы исполнения наказаний. Среди них главы управления ФСИН по Москве, Петербургу, Московской и Ленинградской областям, по Забайкальскому краю. Кроме них своих постов лишились ещё 16 тюремных начальников. Как стало известно, увольнения в основном связаны с масштабной реорганизацией ведомства.
ФСИН провела служебную проверку, связанную со смертью юриста фонда Hermitage Сapital Сергея Магнитского. «В результате служебной проверки мы выявили нарушения требований внутренних документов министерства юстиции и ФСИН, которые определяют деятельность следственных изоляторов по обеспечению содержания арестованных, задержанных. По нашему заключению, до того, как Магнитский был переведен в Бутырку, никаких вопросов не было. Во втором следственном изоляторе — это Бутырка — там имели место случаи, когда он находился в камерах, где площадь не соответствовала нормам, была менее 4 метров», — сообщил глава ФСИН Александр Реймер.
Несет ли эта массовая отставка политический подтекст, является ли демонстрацией крепнущей самостоятельности Медведева, рассуждает президент Института национальной стратегии Станислав Белковский.
«СП»: — Станислав Александрович, мы видим, что после полутора лет президентства Медведев вдруг начал принимать жесткие решения. Он решил демонстративно показать зубы?
— В поведении Дмитрия Медведева нет ничего удивительного. Любой человек, который занимает в России президентский пост — то есть, сидит на троне, как бы он ни назывался — неизбежно концентрирует в своих руках властные полномочия. Это то, о чем я говорил еще в момент избрания Дмитрия Медведева на пост главы государства. Тогда подавляющее большинство аналитиков считало, что власть все равно останется у Владимира Путина. Но в России — в ее монархической системе — это невозможно.
Медведев был способен на любые кадровые перестановки с первого дня своего пребывания у власти. Вопрос только в том, насколько он сам к этому стремился, какие меры самоограничения налагал на себя. Если мы вспомним первые три года правления Владимира Путина — с мая 2000 по лето 2003 — мы увидим ту же логику поведения: кадровые перестановки были очень точечными, и ничего принципиально не меняли. А реальная власть была сосредоточена, скорее, в руках руководителя администрации президента Александра Волошина и — в меньшей степени — премьера Михаила Касьянова, нежели Путина. Однако место делает человека в российской политической системе, а не человек место. И как Путин в 2003 году почувствовал необходимость стать полноценным президентом, так и Медведев чувствует это по мере накопления опыта, по мере пребывания на высшем государственном посту.
«СП»: — Медведев в своем послании Федеральному собранию прозрачно указал в сторону Путина — мол, экономика у нас «неумная», стадо быть, прежнее руководство никуда не годится. Почему мы не видим президентских кадровых решений в экономике?
— Для Медведева приоритетом в кадровой политике являются перестановки в судебной и правоохранительной системах. До сферы экономики он дойдет в последнюю очередь, предпочитая, чтобы Владимир Путин отвечал как можно дольше за кризис, его развитие и его последствия.
«СП»: — В чем практический смысл нынешних массовых отставок в системе ФСИН?
— Ранее Медведев поменял главу ФСИН Юрия Калинина, который занимал этот пост почти полтора десятилетия, на Александра Реймера — бывшего начальника ГУВД по Самарской области. Последний является близким деловым партнером министра юстиции Александра Коновалова. Это партнерство сложилось в тот период, когда Коновалов работал полпредом президента в Приволжском федеральном округе. То есть, Реймер — креатура Коновалова, а сам Коновалов, как известно, доверенное лицо Дмитрия Медведева. И сегодня Коновалов с Реймером руками Медведева сделали то, что хотели сделать уже несколько месяцев — радикально поменяли руководящий состав ФСИН, взяв под контроль огромный административный ресурс и финансовые потоки, сопряженные с этой структурой, в той или иной форме, унаследованной со времен сталинского ГУЛАГа.
Понятно, что в самой системе исполнения наказаний от этих кадровых перестановок изменится не так много. Ясно, что необходимы радикальные реформы, которые не определяются исключительно кадровыми перестановками. Необходимо строительство новых тюрем вместо старых, потому что условия содержания в нынешних пенитенциарных учреждениях России приравнены по всем европейским правилам к пыткам. С другой стороны, нужна масштабная амнистия, которая бы привела к резкому сокращению количества заключенных. Все это — решения президентского уровня, и здесь простой заменой одного чиновника на другого ничего кардинально не изменить.
«СП»: — То есть, отставки вполне логичные?
— Я вижу последние решения Медведева абсолютно логичными, укладывающимися в саму логику его президентства. Но я бы не стал переоценивать их стратегические последствия. Ротация происходит внутри одной и той же элиты, и на смену чиновникам прежнего призыва приходят чиновники, которые мыслят точно так же, как их предшественники, и ничем от них по своей философии не отличаются.
«СП»: — Как за 2009 год изменились роли во властном тандеме?
— Тандема институционально не существует. Тандем — это пропагандистский фантом. В России традиционно есть публичный контур власти, который связан с постом первого лица, будь это царь, император, генсек или президент. И есть в сегодняшней Росси непубличный контур власти, связанный с влиятельными финансово-промышленными группировками, фактически контролирующими самые разные отряды бюрократии, как гражданской, так и силовой. Тандем существовал только для пропагандистских целей, чтобы сохранить в системе Владимира Путина, который воспринимался правящей элитой как фактор публичной стабильности существующей политико-экономической системы. Ясно, что с течением времени влияние Владимира Путина снижается, а поэтому снижается и его ценность как премьера и как неотъемлемой части российского политического пейзажа.
«СП»: — Снижение ценности Путина означает повышение ценности Медведева?
— Я думаю, что за 2009 год стало ясно, что Дмитрий Медведев ничем не связан и ничем не ограничен в принятии важнейших решений, кроме собственной осторожности и нежелания «расплескать». Тезис «не расплескать», который был взят на вооружение штабом Владимира Путина еще начале 2000 года, когда тогдашний и.о. президента РФ шел на свой первый срок, до сих пор остается в силе. Для элит приоритетом остается осторожность, и нежелание ломать сложившуюся систему. И Путин, и Медведев, в этом смысле, являются полноценными выразителями интересов элит. Однако это вовсе не означает, что у действующего президента, каким бы ни было его имя, нет возможности проводить любые реформы и любые перестановки. Что бы не сделал президент, какие бы решения он не принял, они будут признаны элитами в качестве легитимных. Ибо монархическую российскую традицию, которая ставит царя выше элит, выше закона, никто не отменял.