Адвокат Леонид Ольшанский: На условный срок у Ефремова шансов нет

Казалось бы, наконец-то, закончилась вся эта лихо закрученная история с судебным делом в отношении Михаила Ефремова. Но так думали не все. Друзья актера, его поклонники, сторонники, адвокаты, родственники и другие сочувствующие артисту люди не унывали и боролись за его судьбу даже после вынесения приговора. В частности, один из новых адвокатов Ефремова подал апелляционную жалобу в надежде на пересмотр дела и вынесение условного срока. После этого интернет буквально наводнили оптимистические прогнозы СМИ и экспертов. Но реально ли все-таки для Михаила Ефремова отделаться условным наказанием? На этот и другие вопросы отвечает Почетный адвокат России, Действительный член Академии юридических наук, вице-президент Движения автомобилистов России, лауреат премии «За права человека» Леонид Ольшанский.

«СП»: — Леонид Дмитриевич, сегодня все средства массовой информации пестрят новостью о том, что после апелляционной жалобы адвоката Ефремова — Владимира Васильева актеру могут заменить приговор на 4 года условно. При каких обстоятельствах это может произойти?

— По моему убеждению, оснований для кардинального изменения приговора нет. Статься гласит: от пяти до двенадцати. Можно было дать и одиннадцать, как попросил прокурор. И это было бы формально правильно. Восемь лет колонии — это золотая середина — ее и дали. И то практически потому, что он не признал своей вины. А для кардинального пересмотра оснований нет. Условным же сроком, по моему убеждению, не пахнет даже близко.

«СП»: — Но ведь многие люди готовы ходатайствовать за него. Например, актер и режиссер Иван Охлобыстин лично обратился к президенту Владимиру Путину с просьбой помиловать Ефремова. Это могут учесть?

— Все это давно уже учли. Потому что, если бы не учли, наказание было бы более суровым. Учли, что преступление совершено «в первый раз», а также приняли во внимание все ходатайства, болезни, ордена, почетные звания, — все это учли, и получилась та самая золотая середина.

«СП»: — В законе еще есть такая оговорка, что в исключительных ситуациях приговор можно изменить, то есть дать актеру меру ниже самого низкого предела…

— Да, в исключительных ситуациях это возможно, но здесь исключительной ситуации нет даже близко. Здесь «исключительный случай наоборот» — в обратную сторону: напился пьяным, обкололся наркотиками и в этом состоянии сел за руль. На протяжении всего суда не признавался, кому-то хамил…

«СП»: — За последнее время в общественном пространстве зафиксировано много случаев, когда известные люди сбивали людей (иногда с летальными исходами) и уходили от реальной ответственности. Ну неужели так необходимо давать восемь лет человеку, который неумышленно наехал и убил по неосторожности?

— Я считаю приговор справедливым. Если я виноват, тогда признаю. Если я был за рулем (а я не помню) — вот этой линией поведения Ефремов и добился такого приговора.

«СП»: — Не напрашивается ли здесь политическая подоплека — власти, дескать, просто наказали «Гражданина поэта»?

— Никакой политической подоплеки нет. Судья внимательно выслушала все стороны. После отбытия одной трети срока тянуло на колонию-поселение, а по половинке может повлечь за собой УДО.

«СП»: — А вы считаете, что у него был реальный шанс получить отбывание наказания в колонии-поселении? И что этому могло поспособствовать?

— Да, у него был такой шанс — отбывать наказание в колонии-поселении. И поспособствовать этому могло более этичное поведение на суде, признание вины полностью, добровольная выплата потерпевшим денег, — все это и давало шанс, что приговор могли изменить. То есть заменить колонию общего режима на колонию-поселение.

«СП»: — Может быть, все дело в защите, когда адвокат говорит: «Не хочу, не буду защищать такого-то и такого-то, потому что он убийца!»?

— Нет. Каждый человек по Конституции имеет право на защиту (статья 48 Конституции РФ). Поэтому любой, даже убийца ста человек и даже американский шпион имеет право на адвоката.

«СП»: — Но это ведь не говорит о том, что адвокат обязан защищать любого.

— Да, не обязан. Но если уже заключил договор на защиту, нельзя отказаться. А вот пока договор не заключен, адвокат может отказаться, сославшись на то, что это не его направление или на занятость. Но если уж подписал соглашение — тогда вопрос решен.

«СП»: — Почему же, на ваш взгляд, некоторые адвокаты советуют подзащитному, например, резко изменить показания или отказаться от своих слов?

— Каждый адвокат вправе вырабатывать линию защиты. Убивать нельзя. Насиловать нельзя. Какая-то линия защиты может казаться нам нелепой, нецелесообразной, неактуальной, контрпродуктивной. Но всего-то основных стратегических линий защиты две: или мой клиент не убивал, не грабил, не насиловал, ошибочка вышла. Или — признаемся и просим снисхождения.

«СП»: — А как бы вы сами поступили в подобной ситуации?

— Если бы я вел защиту некоего человека, который попал в аналогичную ситуацию — как бы я вел защиту? Вот некая машина сбила пешехода или двух пешеходов, или пять пешеходов и уехала. Есть предположение, что это внук той бабушки, на которой числится машина, или дедушки. Тогда да, ничего не знаю, где мой внук — тоже не знаю, потому что никто не видел, кто был за рулем. Тогда есть хоть какая-то логика в этом деле. Потому что мы все не знаем, кто там был — может быть, действительно, не он. Машину могли угнать, она могла быть похожей и так далее. Но если машина осталась на месте и многие камеры ее сфотографировали, это говорит о том, что гражданин, допустим, Иванов или Петров вышел из-за руля. Вот тогда целесообразнее говорить, что да, признаемся, что злого умысла не было — деяние по неосторожности. И тогда можно вырулить минимальный срок.

«СП»: — Правомерно ли говорить, что адвокат мог подставить подзащитного, о чем многие предполагают?

— Опять же, мы говорить о работе не можем. Как я уже сказал, любая линия поведения может быть актуальной, целесообразной и продуктивной, а может быть контрпродуктивной. При наличии большого количества свидетелей, которые видели обстоятельства дела, линия не признаваться выглядит контрпродуктивной. Всегда адвокат должен быть и драматургом, и режиссером, и разведчиком, и парапсихологом — надо просто чувствовать. А уж в таком деле, когда многие все видели, контрпродуктивно было не признаваться. И это мое особое мнение.