Женитьба как национальная идея

1.

Наша национальная идея есть ЖЕНИТЬБА. Да-да, как бы комически это не звучало. Женитьба, женитьба и ещё раз женитьба! Дело это хоть и естественное, но не для всех возможное, о чём и написал в своё время Гоголь. Дворянин, надворный советник Иван Кузьмич Подколесин с ужасом размышляет: «На всю жизнь, на весь век, как бы то ни было, связать себя и уж после ни отговорки, ни раскаянья, ничего, ничего — всё кончено, всё сделано…» У страха глаза велики и жених «делает ноги» — выпрыгивает в окно, дабы отсрочить судьбоносное решение.

Русская классическая литература и так, и эдак исследует национальную идею. «Час моей воли пришел: не хочу учиться, хочу жениться», — прямо заявляет матери Митрофанушка в «Недоросли» Фонвизина. Напомним, что модернизация от Петра I насильственно прививала молодежи западные ценности эпохи Просвещения, а результатом данной политики стало «Горе от ума» — «головное» воспитание дворян. И вот уже появляются такие типажи, как Чацкий. В пьесе Грибоедова все коллизии крутятся вокруг женитьбы — увы, не сбывшейся.

В «Евгении Онегине», энциклопедии русской жизни, главный герой грезит о женитьбе с Татьяной как о недостижимом счастье — «поезд ушёл с другим машинистом». Зато Лермонтов в «Песне про царя Ивана Васильевича…» рисует нам идеальные отношения в семье купца Калашникова. Правда, дело было в далёком прошлом, а ныне возможно и другое развитие событий: прекрасную Тамару соблазняет Демон, разбивая уже назначенную свадьбу.

В «Анне Карениной» Толстого самые любимые читателями страницы, услада сердцу — про счастливую женитьбу Константина Лёвина. А вот у Достоевского, чтобы возвыситься до национальной идеи, героям «Преступления и наказания» нужно пройти искушение ложными теориями, преступить заповеди «не убий», «не прелюбодействуй», «не кради», изведать духовную пытку и каторгу. В результате демона Родион Раскольников с Соней Мармеладовой побеждают, но какой ценою!..

Ложное образование затемняет у разночинной молодежи главные смыслы. То ли дело люди от сохи: как тут не вспомнить счастливое семейство Прокла Севастьяныча из поэмы Некрасова «Мороз, Красный нос»?! Увы, женщина, даже если она «коня на скаку остановит», в одиночку бессильна перед жестокостью жизни. Красавицу Дарью уносит стихия в образе Мороза-воеводы. В деревне — не в городе, без мужика не выживешь!..

Вокруг женитьбы, как центральной русской идеи, кипят идеологические битвы и литературные споры. Тургенев в «Отцах и детях» рисует нам нигилиста Евгения Базарова. Женитьба друга Аркадия для него измена идеалам: «Для нашей горькой, бобыльной жизни ты не создан». Ну, правильно, зачем семейному человеку спать на гвоздях?! Для того ли он женился?! А вот в романе «Что делать?» Николая Чернышевского «особенный человек» Рахметов отвергает любовь, чтобы построить в России новую жизнь.

От дворянства мечты о революционном спасении человечества перекидываются на другие социальные группы. Рабочий Павел Власов из романа Горького «Мать» сознательно отказывается от личного счастья и семьи «для дела». Этот типаж «монахов в миру» привлекает жаждущую истины молодёжь своей новизной (неважно, что идеи ложные, главное — они свежие, нетрадиционные).

Сэкономленную (от женитьбы и семьи) жизненную энергию революционеры направляют на разрушение общественного строя и государства. Наступает 1917 год.

В советское время литераторам, прямо скажем, было не до женитьб — все силы забирала борьба с врагом внутренним и внешним. От названий знаковых произведений эпохи бросает в дрожь: «Разгром» (Александр Фадеев), «Как закалялась сталь» (Николай Островский), «Хождение по мукам» (Алексей Толстой), «Железный поток» (Александр Серафимович), «Цемент» (Фёдор Гладков). «Гвозди бы делать из этих людей / Крепче б не было в мире гвоздей», — подытоживает Николай Тихонов. Но могут ли «стройматериалы» вступать в брачные отношения? Вопрос риторический.

Идея женитьбы в русской литературе приходит в величайший упадок. Далеко от России, на юге Франции, пишет «Тёмные аллеи» Иван Бунин, и общий смысл сборника чувственных рассказов таков — жениться-то надо было на другой! А Михаил Шолохов живописует разрушение, казалось бы, незыблемой скалы — казачьей семьи. В финале «Тихого Дона» Григорий Мелехов у разбитого корыта: ни страны, ни жены.

Теперь, чтобы жениться, русскому человеку нужно пройти через «Котлован» (Андрей Платонов), «Горячий снег» (Юрий Бондарев) или уцелеть в местах не столь отдалённых, описанных в «Колымских рассказах» Варлама Шаламова. Но задел был велик, и воля к жизни взяла своё. «Краткий курс» этого исторического зигзага таков: «В семнадцатом мы на Царя пошли с винтовкой, / В тридцать седьмом нас наградил Иосиф лесозаготовкой / И зонами, покрепче городьбы, / Но выжили мы, экие дубы!..» (Валентин Сорокин).

Да-с, выжили, и пора возвращаться к «Привычному делу» — т. е. к женитьбе. Правда, сватовство, с которого начинается известная повесть Василия Белова, заканчивается конфузом, но дрейф к национальным первоосновам — очевиден. Между прочим, главный герой повести, Иван Африканович Дрынов, отец девяти детей. И тут самое время напомнить: а благодаря чему русские стали русскими, т.е. одним из самых больших народов Европы? Ну точно не из-за марксизма, либерализма или ницшеанства. И потому, когда поэт Александр Яшин оказался «свадебным генералом» на торжестве, он был весьма травмирован несоответствием высоты национальной идеи и её воплощения в современности. Ужас, во что превратилась женитьба!.. Так появился художественный очерк «Вологодская свадьба».

Хорошо ли, плохо ли, но народ стал потихоньку браться за старое и входить в привычную колею, отсрочив на неопределённое время «построение коммунизма». (Женитьба всё-таки понятней русскому человеку, и никакой «диктатуры пролетариата» в этом деле не надо.) Однако же у «совестей нации», считавших, что они выше быта и умней природы, продолжало зудеть и свербеть неутолённое честолюбие. Из-за океана Александр Солженицын одарил тёмные народные массы статьёй «Как нам обустроить Россию». Космополитическая интеллигенция, завороженная духом колбасных прилавков загнивающего Запада, поднапряглась, рванула изо всех «Огоньков» и с величайшим энтузиазмом затащила воз российской истории в очередную трясину.

Наступил 1991 год. СССР пал.

2.

В литературе восторжествовали новые «маяки»: жрицы похоти, торгующие телом за валюту. «Народные артисты» слагали гимны блудницам. Олег Газманов так и пел: «Путана, путана, путана, / Ночная бабочка, ну кто же виноват…»

Солженицын стал открещиваться от сутенёров и попытался скорректировать курс: мол, настоящее обустроение России это, оказывается, не бордель, а «сбережение народа».

Ишь ты! Звучит благостно. Но солженицынское запоздалое озарение сильно отдаёт нафталинным брежневским Политбюро и геронтологическими домами призрения. Идея «камеры хранения» — утешительная морковка для тех, в ком огонь желаний давно угас. То ли дело — ЖЕНИТЬБА! В нашей настоящей национальной идее есть задор и азарт молодости, энергия действия, правда жизни, созидательный смысл. И, между прочим, никакого разврата или агрессии. Наоборот: в цене верность, честь, целомудрие, домовитость, нежность, серьёзность.

Уточним терминологию. Женитьба, это: 1) вступление мужчины в брак; 2) брачный союз мужчины с женщиной. Предоставим читателю самому проделать мыслительную работу и уяснить, чем идея женитьбы отличается от замужества, многоженства, материнского капитала, почитания культа предков, шведской семьи, однополых браков и пр. Женитьба — это наше всё, это расцвет личности и созидание жизни, это новые ветви на родовом древе, это сила и мощь государства, это доминанта мужественности и ответственности, это устремлённость к центральным смыслам бытия. Женитьба ставит мужчину в обществе на должную высоту — хозяина, руководителя, защитника семьи, она позволяет ему состояться как личности, полностью раскрыть свои способности. Это совсем не та роль, что достаётся ему в гражданском браке — развратника, альфонса, приживалы или спонсора, но в любом случае — не созидателя жизни, а её прожигателя.

Ещё Константин Леонтьев справедливо замечал, что фамильность и семейственность в России слабы и нуждаются в укреплении. Государственность наша дважды в прошлом веке, в 1917 и 1991 гг., подвергалась сокрушительным ударам и всё-таки возродилась — благодаря запасу положительно заряженных народных «атомов». Нигилистам и даже троцкистам-безбожникам не удалось создать мощного реактора по расщеплению культурного ядра. Традиция устояла.

Ныне же мы видим грамотную, кропотливую, многолетнюю, систематическую работу по разрушению самой сердцевины народной души, по внедрению в неё и укоренению там совершенно чужеродных, самоубийственных программ поведения.

Вместо любви — секс (ну, это примерно как ваучер в перестройку), вместо женитьбы — гражданский брак, вместо детей — иномарка и телевизор. И это уже считается нормой! А впереди — нетрадиционные семьи, ювенальные юстиции, право однополых пар на усыновление, разрешение на инцест, суррогатное размножение и прочий «прогресс». Разрушительные «сексбомбы» соседствуют с высокоточным информационным оружием — приучению населения к милым и безобидным «иным» мужчинам и женщинам.

Параллельно женитьба как идея последовательно дискредитируется. Кто у нас главные женихи в России (а после — мужья и отцы)? Максим Галкин и Филипп Киркоров. Масс-медиа называют их «жену» Аллу Пугачёву — Примадонной, т.е. первой девой. Вся догматика и практика порока — телесного и духовного — много лет, методично, изо дня в день внедряется в сердца и умы молодежи.

Что же позволяет «модераторам» процесса навязывать огромной стране самоубийственные программы поведения? Вопрос интересный, а ответ на него, как нам думается, нужно искать в пропорциях существования культуры и индустрии развлечений в современной России.

До времён «перестройки» СССР пребывал за «железным занавесом». Массовая культура этого времени не была потребительской, советская автаркия воспитывала созидателей, и пусть это был обеднённый, приспособленный под конструкции марксизма-ленинизма идеал, но всё-таки он не рассматривал человека как «одноразовое изделие».

Слом советской политической системы позволил не только перестроить экономическую модель страны (превратить её из технологической державы в топливно-сырьевой придаток Запада), но и принципиально изменить процессы управления умами и сердцами. Национальная культура (начиная от эстрады и заканчивая литературой) была загнана в дальний угол, а индустрия развлечений заняла командные высоты. Технологии — вплоть до лицензий телепередач, шоу, кинофильмов, поп-звёзд, гей-парадов — все завозные и многократно опробованные в «цивилизованных странах».

Напомним, что в культуре даже читатель или зритель всегда созидатель, со-творец, возделывающий свой внутренний мир. В индустрии развлечений совсем иная ситуация: здесь человек пассивен, он только потребляет «хлеб и зрелища», и даже художник тут — лишь придаток огромной машины масс-медиа, пиара и моды. Попытки деятелей культуры «встроиться» в механизм с целью его овладения бесполезны — такой путь неизбежно приводит к «перемалыванию» художника, к популизму, конформизму и перерождению личности. Настоящее творчество есть истина, а она не совместима с компромиссом.

Для Запада форматирование «человека потребляющего» стратегия даже более эффективная, чем спаивание или наркотизация аборигенного населения, не говоря уж о прямом военном вторжении. Главная цель этой технологии — заменить народ России безродно-бесполыми «торговыми единицами», которые будут грезить по хамону с пармезаном и услаждаться концертами Макаревича вместо Моцарта. Люди с уничтоженным «культурным стержнем» амбивалентны — у них нет твёрдых убеждений, они не только не готовы умирать за родину, для них, извините за напоминание, даже женитьба — задача неподъемная. Зачем же лезть в семейное ярмо, если на свете столько нетрадиционных удовольствий и все надо попробовать?! Уж лучше взять кредит, купить айфон и утоляться на порносайтах…

Итак. Гражданский брак и свободные отношения навязывают доверчивой молодежи масс-медиа в союзе с индустрией развлечений. Эта идея рождена и проводится в жизнь людьми ущербными и дисгармоничными, в коих нарушены пропорции между телесным, нравственным и умственным содержанием. Идея бытового разврата не только вредная и нерусская, но в ней есть ещё что-то невыразимо затхлое, антиэстетичное и пошлое. Такой тип отношений, кстати, больше унижает мужчин (не способных на себя взять ответственность за семью), чем женщин.

Вот почему молодая, горячая, счастливая и животворная идея частной жизни, идея ЖЕНИТЬБЫ должна вернуться в нашу жизнь. Как это сделать? Задача непростая: отдавать «рынок сбыта» — человеческие души — никто без боя не собирается. Тема отдельная, требующая серьёзного разговора. Ну, а сказанного, надеюсь, достаточно, чтобы поподробнее присмотреться к работе современных зомбо-механизмов, отнимающих у человека путь к самому себе.

Фото: Юрий Машков / ТАСС