Exegi monumentum

Для чего вообще ставят памятники? Как следует из самого слова — для памяти. Социально-историческая (а зачастую) и политическая функция памятника почти обречена быть шире его значения как произведения искусства; понятие уместности для памятника выходит за рамки градостроительного контекста. К памятникам возлагаются цветы, у них проходят официальные мероприятия. И то обстоятельство, кому ставят памятник, говорит, конечно же, не об истории и даже не о масштабе личности «оригинала», а в первую очередь, о целях и ориентирах тех, по чьей инициативе происходит установка. Если картина или книга — это высказывание автора, то памятник — в гораздо большей степени высказывание заказчика.

К примеру, показательна история с памятником победителю Наполеона фельдмаршалу Кутузову. Роль Кутузова воспринималась в российском обществе очень неоднозначно, многие вообще считали его предателем — оттого и не было памятника главному русскому военачальнику Отечественной вплоть до столетнего юбилея этой войны. Да и тогда памятник поставили в имперском Санкт-Петербурге, а вовсе не в Москве, где непосредственно проходили боевые действия. Москва так и не приняла человека, из-за которого превратилась в пожарище. Да и памятник получился весьма двусмысленным: Кутузов показан в нём скорее государственным деятелем, чем военачальником.

При советской власти вопрос с памятниками решался, в большинстве случаев, просто: в основном по всей стране ставились памятники Ленину, безымянным рабочим и колхозникам, да бюсты дважды героев на их родине. Изредка памятника удостаивались государственные, военные или культурные деятели совсем уж титанического масштаба и посмертно. Разумеется, никаких демократических процедур не предусматривалось: всё и так делалось в атмосфере всеобщего одобрения.

Уничтожение СССР не могло не сказаться на памятниках. Среди огромного количества ленинских копий было не слишком много тех, что представляли какую-либо художественную ценность — как правило, это были весьма заурядные статуи, совершенно не сопоставимые с масштабом личности, которую изображали. В Москве большую их часть решили свезти в «Музеон», создав некий заповедник памятников. По всей же остальной территории бывшего СССР начался ленинопад, подстёгнутый ещё и тем обстоятельством, что значительное количество памятников были выполнены не из банального гипса, а из намного более ценного гранита или вовсе из бронзы.

С установкой новых памятников дело было сложнее: сказывалась общая экономическая ситуация. Тем не менее, можно вспомнить неоднозначный (а, по мнению многих — так просто уродливый) памятник Ельцину. Собственно, уже здесь была отлично продемонстрирована обществу настоящая идеологическая начинка нынешнего режима — несмотря на разговоры о «лихих 90-х», Ельцин для власти остаётся весьма уважаемым и значительным деятелем. Что не удивительно — Путин прекрасно помнит, благодаря кому он оказался на троне.

Говоря о возведении памятников в России 21 века невозможно обойти вниманием фигуру Церетели: его авторству принадлежат и монумент на Поклонной горе, называемый ироничными москвичами «бабочкой на иголке», и памятник маршалу Жукову, как будто сидящем на пони, и, конечно же, памятник Петру I.

Злые языки поговаривали, что изначально это был Колумб, и Церетели хотел подарить его американцам — но те, неблагодарные, от такого подарка отказались, поэтому Колумбу срочно пришлось переделывать голову. Правда это, или анекдот — возможно, мы не узнаем никогда. Но история весьма показательна. Сам памятник обсуждать бессмысленно — такого нагромождения нелепостей нет, пожалуй, более нигде в нашем Отечестве.

Тем временем, борьба с проклятым наследием советского прошлого продолжалась. Чудом возмущённой общественности удалось спасти «Рабочего и колхозницу», возвращать которых на место после реставрации явно не входило в планы властей. Да и то — лишь потому, что культурная значимость этого памятника давно переросла его идеологическое содержание. Стелле в Александровском саду повезло меньше: обратно после обещанной реставрации она не вернулась. Что, опять же, неудивительно: тем, кто сегодня сидит в Кремле, явно было не по душе соседство с памятником великим мыслителям, посвятившим свою жизнь освобождению человечества. Гораздо приятнее нынешним властителям России соседство с памятником трёхсотлетнему царизму. При этом, ассоциируя себя постоянно с царским режимом, наши властители забывают, что именно он вверг Россию в пучину Первой мировой, а затем довёл страну до революции. Яркое подтверждение тезиса о том, что история учит лишь тому, что ничему не учит.

Тем не менее, борьба с революцией невозможна без борьбы с её символами. Ленинопад на Украине часто используется штатными пропагандистами для демонстрации фашисткой сущности киевской власти. Однако надо понимать, что русские националисты и либералы относятся к Ленину ничуть не лучше, чем украинские. Только для последних он ещё и олицетворяет русскую экспансию — в своём дремучем невежестве они не в состоянии разделить русское и советское. А наши, доморощенные правые ненавидят Ленина именно как коммуниста. И власть вполне солидарна с ними. Конечно, рушить в открытую памятники Ленину, когда это происходит во «вражеской» и «фашистской» Украине как-то не с руки — поэтому власть просто отказывается реставрировать памятники, вдобавок ещё и препятствуя в этом общественности. Таким образом чиновники надеются довести памятники основателю Советского государства до аварийного состояния и закрыть под предлогом опасности для людей.

Подобная судьба, к слову, уготована не только памятникам вождю революции, но и другим советским символам. К примеру, в Иваново под предлогом аварийного состояния был снесён памятник советскому народу — победителю в Великой Отечественной войне, а на его месте построен новый — Георгию Победоносцу, как бы в память о всех ивановцах, погибших во всех войнах прошлого. Вместо памятника народу-победителю воздвигли памятник полумифологическому персонажу. На деле же цель очевидна: вытравить до конца представление о «советском», оставить его лишь в качестве случайного артефакта истории. И в этом российские антисоветчики мало отличаются от украинских — разве что, те несколько проще. Они вообще Великую Отечественную решили отменить, заявив, что Украина стала жертвой разборок российских и германских империалистов.

Собственно, с тезисом насчёт российского империализма как будто готовы согласиться и в Кремле; всё чаще профессиональные патриоты делают заявления на тему того, что Россия «обречена быть империей». Россиянам всячески насаждается «имперское сознание». Вполне в духе этой политики — открытие памятника императору Александру I. Аллюзии очевидны: кремлёвских идеологов привлёк образ Александра I как победителя Наполеона. Но Александр прославился не только этим — к примеру, на нём лежит несмываемое пятно отцеубийцы (вспоминаются грязные инсинуации на тему смерти Анатолия Собчака). Во внутренней политике Александр Павлович колебался между либералами и охранителями, заявлял о желании отменить крепостное право, но не сделал фактически никаких либеральных реформ. Также и в сегодняшней России, вероятно, Аракчеев победит Сперанского. В конце жизни Александр устал и, по слухам, инсценировал свою смерть, отправившись в Сибирь под видом старца Фёдора Кузьмича. Вспомним напоследок, что именно такая, непоследовательная и половинчатая, политика привела, в итоге, к декабристскому бунту. Ну а характеристика, данная Александру Пушкиным, звучит сегодня не менее крамольно, чем 200 лет назад.

Властитель слабый и лукавый,

Плешивый щеголь, враг труда,

Нечаянно пригретый славой,

Над нами царствовал тогда.

В общем, не лучший пример для подражания. Гораздо приличнее в исторической перспективе выглядит Владимир Святой, он же Красно Солнышко. Установить ему памятник планируется в следующем году, в честь тысячелетия с момента кончины князя. Сама дата выглядит весьма натянуто — что свидетельствует о её непринципиальности. Думаю, установка памятника Владимиру Святославичу преследует цели, весьма далёкие от желания вспомнить о его жизни или душевных качествах. Потому что в этом случае пытливого исследователя ждали бы весьма интересные открытия. Известны факты о нескольких сотнях жён и наложниц Владимира; киевским князем он стал, убив своего брата Ярополка (заодно сделав наложницей его беременную вдову) — в общем, высокоморальный тип. Не говоря уже о том, что во время насильственной христианизации, проведённой Владимиром, было убито, по разным данным, от одной до двух третей взрослого населения Руси.

Обсуждать художественные достоинства проекта не имеет смысла, также как и его уместность (о чём мы говорили в начале). Можно только анализировать, зачем он нужен и что хочет сказать власть своему народу, другим народам, подавая такой знак. Памятник киевскому князю Владимиру преследует исключительно политические цели, и прекрасно согласуется со стратегией объединения «Русского Мира» под началом другого Владимира. Или, по крайней мере, так должно думать население России. Ведь в мире постмодерна казаться — намного важнее, чем быть. Неспособность предложить обществу адекватное видение будущего вызывает к жизни смутные исторические параллели, с надеждой, что общество интуитивно почувствует то, что нужно; логическое мышление подменяется образным. Величие целей и ориентиров должно свидетельствовать о величии ставящих эти цели людей, как и об их уверенности в завтрашнем дне.

Но, помимо открыто декларируемых намерений и целей, можно попытаться рассмотреть истинные задачи. И они, увы, всё те же: как личные — распилить бюджет (потому и важен размер памятника) и выслужиться перед начальством, так и корпоративные — убедить всех в незыблемости и нерушимости режима, запугать непокорных готовностью покорять, выдать желаемое за действительное, прикрыть интеллектуальную и организационную нищету грандиозностью замыслов, заменить хлеб двойной «пайкой» зрелищ. В подобных проектах можно увидеть волюнтаризм российской власти, её раскоординированность и оторванность как от общества, так и от реальности. Можно увидеть всё то, что мы видели уже не раз.

Создаваемая виртуальность многообразна, ярка и мозаична. Но эта мишура обязательно разлетится; и люди с ужасом увидят, что их уже погрузили в феодализм — с их согласия и под их аплодисменты. И роли рыцарей и прекрасных дам в этом средневековье уготованы немногим и все расписаны. А остальным — добро пожаловать в крепостные, как при Александре Павловиче. Или просто в чернь — как при Владимире Святославиче.

И смогут ли они поднять голову, чтобы посмотреть на памятник — неизвестно.

Фото: Михаил Почуев/ТАСС