Русский прищур

Весь ход русской цивилизации состоит из падений и взлетов. Так можно было бы сказать о любой цивилизации, если бы не глубина этих падений и не пронзительность взлетов, так или иначе влияющих на весь путь мировой истории. Не имея специального исторического образования, я навскидку насчитал шесть точек бифуркации, за которыми страна могла разбиться вдребезги. Речь даже не о сохранении границ — о существовании нации. И каждый раз случалось чудо, не поддающееся рациональному объяснению. Страна, как птица Феникс, возрождалась из пепла и становилась сильнее и крепче.

Современный историк А.И. Фурсов, лекции которого я имел честь слушать, объясняет это таким образом. Феномен русской власти состоит в необходимости тесного взаимодействия пространства, народа и миссии. Сама история подталкивает правителя к этому взаимодействию, меняет характер его поступков и решений. И если правитель отходит от намеченного пути — природа русской власти выбраковывает его. Этот концепт не сводится к понятию государственности. Он вообще не поддается логике и близок, скорее, к прозрениям Даниила Андреева, но именно из него вытекает такое свойство русской власти, как надзаконность. Причем, это свойство соотносится с менталитетом русского человека: законы совести и справедливости для нас выше писаных законов. Тот же А.И. Фурсов пишет: «Когда в 1960 г. Н.С. Хрущев узнал, что находящимся под судом Рокотову, Файбишенко и Яковлеву — королям советского «черного рынка», возглавлявшим сеть нелегального оборота золота и иностранной валюты, светят всего лишь пять-шесть лет тюрьмы, он потребовал расстрела, поскольку речь шла об огромных для того времени суммах — около миллиона рублей. Генеральный прокурор попытался возразить, что такое наказание не соответствует закону. Хрущев пришел в ярость и заорал: «Закон над нами, над коммунистической партией или мы над законом?!».

Сейчас в моде разговоры о том, что Россия отвернулась от Европы и поворачивается лицом на Восток. Кто-то воспринимает это как колебания между просвещением и азиатчиной, кто-то говорит о цикличности маятника, но не правы ни те, ни другие. Или правы лишь отчасти. Только в контексте метафизики русской власти происходящие на наших глазах изменения станут понятны. Попробуем разобраться.

Во-первых, европейская культура гуманизма, христианская матрица скрепляют надежнее, чем мы привыкли считать. В этом смысле Россия ближе к Европе. Мы знаем их культуру, от Данте до Умберто Эко порою лучше, чем они сами. При этом наглухо запутаемся в китайских династиях, а из индийских писателей вспомним, разве что, Рабиндраната Тагора. История России и история Европы всегда шли рядом, впритирочку, переплетаясь в веках и расходясь в разные стороны, но при этом никогда не смешиваясь. Помните, «что русскому хорошо, то немцу смерть»? Имперское самосознание, губительное для Европы, в России является залогом существования пространства, народа и власти. И вот здесь уместно посмотреть в сторону Азии. Парадигма власти — оттуда. Можно называть это наследием Орды, архаикой и мракобесием, но факт остается фактом: вне империи страна разваливается на куски. При этом в отличие от атлантической имперской модели, носящей исключительно колониальный характер, империя в России трансформировалась в созидательное, скрепляющее и охранительное властное образование. Пройдя сквозь мировые войны и революции, зависая на грани распада, империя видоизменилась. Напомню на всякий случай: за всю тысячелетнюю историю Россия не уничтожила ни одну коренную народность, территорию которой, так или иначе, вовлекала в свою орбиту.

Во-вторых, то, что происходит на наших глазах — следствие обретающего свою многополярность мира. Газопроводы в Китай и Турцию, развитие ЕАЭС, попытки выстроить торговые отношения со странами в национальных валютах — это лишь попытки уйти от монополии доллара и в целом трансформировать капиталистическую модель, зашедшую в тупик. Это все из разряда политики и экономики, к цивилизационному маятнику это не имеет никакого отношения. Но в рамках капитализма столкновение цивилизаций налицо.

Также необходимо понимать, что Европа неоднородна сама по себе. А такое искусственное образование, как Европейский союз — недолговечно и способно существовать только при гегемонии атлантической матрицы. Европа за тысячу лет не в состоянии определиться, как разделить наследие Карла Великого. Создавались и рушились новые империи, Германия только к концу 19 века обрела привычные для нас границы. Неужели кто-то думает, что ЕС будет существовать вечно? И в этой связи Европа видится мне красивой парусной яхтой, пассажиры которой привыкли смеяться над идущей рядом ладьей. Яхта обгоняет ладью, кружит вокруг нее, но не может заставить ее изменить курс, не может взять на буксир и — что же это такое? — боится уйти от ладьи в свободное плаванье. В океане куча пиратских кораблей, а в ладье, по счастью, плывет крепкая и хорошо вооруженная дружина. Вот так и живем. Яхта раздраженно кружит вокруг ладьи, но послушно следует ее курсом.

Цивилизационно Россия никогда не поворачивалась и не повернется в сторону Азии. Для такого поворота необходима интеграция в культурной сфере, что попросту невозможно в силу многих ментальных причин. Но это совершенно не мешает экономическому повороту. Сейчас мы только прищурились в их сторону, но даже от этого прищура пассажиры яхты запаниковали.

Отношение к Европе русского человека последние пятнадцать лет можно определить одним простым словом — разочарование. Мы перестали им верить. После эйфории перестройки, когда мы с радостным благоговением глядели им в рот, сознаваясь во всех возможных и невозможных грехах, признавая за собой роль придурковатого младшего брата, который вдруг одумался и желает вернуться в семью, — наступило отрезвление. Мы поняли, что на Западе нет райских кущ, вареники не прыгают в рот сами, и, в общем-то, никто там не готов протягивать нам руку помощи. И вот здесь очень четко сработал эффект маятника.

В сложившейся ситуации хорошего мало. Отворачиваясь от Европы, видя в ней только гей-парады, однополые браки, толерантность, ювенальную юстицию, — мы забываем, что эта же Европа породила Микеланджело, Гете, Дега, Гауди, Моцарта. А потом нам начинает казаться, что это две Европы, что нынешняя — это недоЕвропа, так, оторвавшееся от корней содружество разных народов, которое, к тому же, скоро будет поглощено ордами с Ближнего Востока и Африки. Но это одна и та же Европа. Да, переживающая кризис, да, зашедшая в тупик, но пространство остается тем же. Ценности гуманизма никто не отменял. Если ладья бросит яхту на произвол судьбы — дружина заскучает. Некого станет защищать. Забудется миссия. И она заскучает, заплывет жирком и станет легкой добычей пиратов.

Трагедия современной Европы в том, что мультикультурализм, который был провозглашен в качестве единой общественной модели, не справился со своей функцией. А потом начал трансформироваться в социал-дарвинизм. Трансформация происходит в корчах и муках, но результаты ее налицо: сочувствие европейцев избирательно. Трагедия в «Шарли Эбдо» выводит на улицы миллионы. Ежедневный расстрел Донбасса никого не волнует. Как бы все люди равны, но есть ровнее. Оттого и смотрим мы на Запад все с большим и большим сомнением, оттого и поворачиваемся все круче и круче на Восток. Европа обвиняет Россию в политике изоляционизма, и многочисленный хор подпевал из числа либеральной общественности с восторгом повторяет эту бредовую мантру. Но именно Европа сейчас идет по пути изоляционизма, и результат не заставляет себя ждать; духовное обнищание напрямую отражается в культуре. Забыв ценности гуманизма, Европа не в состоянии родить новых Камю, Гессе и Пикассо.

Еще одна крайне важная мысль прозвучала в статье Андрея Рудалёва «Россия — Европа: греховная периферия и сакральный центр»: «Говоря о том, что Россия — европейская страна, мы тем самым наделяем Европу средоточием центра». Центр силы. Центр тяжести. Центр культуры. Центр мира. Это как бы признание собственной деменции вкупе с мечтой войти в общий европейский дом. Хотя бы в прихожей постоять швейцаром. Оттого и тянется прогрессивная общественность на Запад, что либеральная идея европоцентрична по своей сути. Она имманентна европейским ценностям. В конце концов, она просто зародилась в Европе. И в этом не было бы ничего плохого, если бы не тоталитарные формы подачи. В этом смысле современный неолиберализм, конечно, не имеет ничего общего с принципами, сформулированными Локком, Вольтером и Руссо. А Европа? Ну, что Европа… Там как раз очень четко понимают, что Россия — чужая для них.

Для русского человека (в самом широком смысле этого слова) были, есть и будут ключевыми два тезиса:

1. Россия не Европа.

2. Россия не Азия.

Тезисы эти не новы, но аксиоматичны. Не стоит пугаться их простоты и очевидности. Сам ход нашей истории доказывает их верность и жизнеспособность. И это не смотря на то, что «русский путь», от которого так коробит неолибералов, частенько пытались сломать, подверстать, исказить. Но окончательно свернуть с него не удавалось. И триединство народа, пространства и миссии неизменно утверждало свою цивилизационную самостоятельность.

Русская власть в ее концентрированной сути жестока, консервативна и бескомпромиссна. Ее достаточно сложно испугать, нагнуть или взять на понт. В этом есть свои плюсы и свои минусы. С одной стороны, ориентация на сохранение традиций и ценностей. С другой — сложность управления, раздутый бюрократический аппарат, несвоевременный ответ вызовам времени. Но во всем ходе русский истории угадывается внятный, нерукотворный замысел. В данном контексте природа власти — лишь механизм исполнения этого замысла. Мысль о спасении мира, конечно, льстит национальному самолюбию, но является, на мой взгляд, не совсем верной. Скорее, речь идет о сохранении. Не мира, но ценностей. И в первую очередь — это христианские ценности гуманизма.

Каждый раз, когда русская власть прищуривалась, весь мир трясло и, сбитый с колеи, он со скрипом вставал на место. Достаточно легко представить прищур Ивана Грозного и Петра I, Николая I и Сталина, а самый знаменитый ленинский прищур Россия (да и мир в целом) никогда не забудет. Сейчас Путин начинает щуриться. Я бы задумался на месте зарубежных политиков. Ведь не президент — русская власть щурится его глазами. Хотя он и делает все возможное, чтобы уклониться от миссии, но не выходит. И не выйдет.

Ладья набирает скорость, а паруса ее наполняет холодный восточный ветер.

Фото: Сергей Савостьянов/ ТАСС