Почему что было, то и будет

Never say never. Никогда не говори никогда. Очень верный афоризм. Правильно было бы утвердить и обратный ему — Никогда не говори «всегда». Однако, встречаются удивительно живучие стереотипы, которые имеют все шансы просуществовать ещё долго. А, если мерить время сроком жизни одного человека, практически всегда.

Кто только не повторяет знаменитое «Умом — Россию не понять …». Часто совершенно не к месту. Фёдор Тютчев, проведший большую часть своей дипломатической карьеры в германских государствах, говорил, как известно, о неспособности человеческого разума, если он является заложником, — как в землях, где поэту довелось работать, — узко рационального мышления, постичь масштабы явления, именуемого Россией. А строки эти по сию пору толкуют вкривь и вкось. Даже пунктуацию изменили, убрав авторское тире.

Как тут не вспомнишь другое — «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся…». Впрочем, тут нам впору было бы утверждать совсем обратное. Именно, что дано предугадать: отзовётся сказанное не так, как нам хотелось бы. Хотя бы потому, что редко вспоминают, что затем следует «И нам сочувствие даётся, Как нам даётся благодать» — призыв отнестись к внешнему восприятию с братской любовью.

Или вот не менее цитируемое «Давно пора… умом Россию понимать». Закладывал ли Игорь Губерман в свои стихи двойную иронию, направленную и на доминирующих в мировой политике рационалистов, кто не хочет открыть свой разум, чтобы понять, наконец, нашу страну умом? Не знаю. Но всё, происходящее вокруг нас на протяжении уже более ста лет, прямо-таки наталкивает на такое осмысление им написанного.

Столь развёрнутая литературная преамбула имеет прямое отношение к следующему. Рассуждения о русской «непредсказуемости» навязли в зубах. Они стали настолько избитым клише, что невольно возникает впечатление, что применяющие его имеют в виду что-то другое, что, из-за состояния глубокого ступора, в коем они давно и безнадёжно пребывают, не умеют правильно сформулировать. Но сначала — наиболее яркие примеры того, что, собственно, и повергает наших собратьев на западе и востоке в такое смущение.

Победили Наполеона, взяли Париж. И, вместо того, чтобы власть порезвиться, как французы в Москве, и не только в ней, по указанию Государя вели себя подчёркнуто корректно. Даже за выпитое в долг шампанское расплатились задним числом сполна.

Освободили всю Европу. Тут бы расставить всюду на тронах своих наместников, благо иностранцев на русской службе хватало. Так нет, восстановили согнанные династии и, вместо того, чтобы превратить Европу в свою провинцию, предложили ей Священный союз. И великодушно позволили Австрии провести Венский конгресс в её, а не наших, интересах.

Европейские державы точат зубы друг на друга. А цесаревич Николай, вместо милитаризации и подготовки, как все, к мировой войне, через министра Муравьёва предлагает проект Всеобщего мира. Даже Турцию ни разу не добили, хотя у желанной цели — проливов — стояли, и не раз.

Зачем-то, освободив балканские народы, помогали им созда-вать независимые государства. Достоевский писал в одной из своих статей, что «все эти славяне», получив от России всё, чего они хотят, повернутся к нам спиной. Что до сих пор и происходит. А мы — ничего. Вот и Украину, чья «элита» как только нам ни пакостит, поддерживаем за свой счёт. Хотя, в отличие от ЕС, ничего нынешнему Киеву не обещали.

В Ялте и Потсдаме поделили сферы влияния. И почему-то были уверены, что договорённости будут нашими союзниками в войне соблюдаться. Хотя история отношений с ними в предвоенное время говорила прямо об обратном.

Михаил Горбачёв, которому за окончание «холодной войны» и объединение Германии готовы были отдать, что угодно, ни о чём даже не заикнулся. Все используют международное право, права человека и т. п. как простые инструменты достижения своей выгоды, которые когда угодно можно извлечь или выбросить, а русские принимают всё это всерьёз. Вон Штаты открыто называют любые соглашения обычной сделкой, а мы к договорам относимся с трепетом. Международные отношения превратились просто в большой бизнес, в экономическом значении слова, а Москва рассматривает их как форму высоких человеческих отношений.

В самом деле, может показаться — вся история России дичь какая-то. Или, как снова говорят у нас многие, — сплошная измена.

Но это только, если смотреть на вещи с западноевропейской точки зрения, чем грешат и многие наши почвенники. В её парадигме, например, не принято высовываться, — совсем не принято, — если ты не преследуешь цель что-либо урвать, поставить под свой контроль, подчинить и т. д.

Отсюда парадокс. Это Киев ведёт себя, как коллективный Милошевич начала 90-х: тот начинал с отмены образования на албанском, ликвидации автономии Косово и попыток силой сохранить централизованную, только формально федеративную, Югославию. Правда, что-то напоминает? А образ по лекалу «диктатора Балкан» активно лепят из Владимира Путина. Потому и заклинания об изоляции, и оголтелая пропаганда в западных СМИ и почти детские потуги оскорбить пренебрежением приглашениями и выборочным общением.

Ведь было сказано, кто будет определять, что есть case. Что случай Косово уникален. Любое несогласие с этим есть покушение на самоощущение Запада, как победителя. Значит, агрессия. Просто потому, что иная мотивация там непонятна. Мол, если не нападаешь, то зачем затеваешься? Зачем тебе Крым и права Новороссии?

Оттуда и случившиеся на неделе оценка переговоров с Ципрасом, как подрыва ЕС, и фрейдистская оговорка Квасьневского о возможности возврата Украины в сферу влияния России, и страхи генштаба Чехии и прибалтов по поводу «весьма самоуверенной политики российского руководства».

Две разные цивилизации, как стало модно говорить? Не думаю. Но точно две разные жизненные стратегии. Ибо корыстный и нравственный подходы боролись внутри единой европейской цивилизации всегда.

Дай нам Бог ни на кого обижаться. И — терпения. Запад такой, какой он есть, и не может быть другим. Нам ещё долго так жить.

Фото: Михаил Джапаридзе/ ТАСС