«Время потайных наветов, время измен и корысти. Грядущее сокрыто покровом туманным, трепещешь за каждый миг напрасной жизни.»
Князь Василий Голицын (по версии Модеста Мусоргского)
Почти ровно через год после триумфа киевского путча — 14 апреля 2015 года — в Московском академическом музыкальном театре имени К.С.Станиславского и В.И.Немировича-Данченко прошла премьера новой постановки знаменитой оперы Модеста Мусоргского «Хованщина» (в оркестровке Шостаковича). Это отличный спектакль. Александр Титель — режиссер заслуженный и плодовитый, но эта Хованщина — безусловно (и с большим отрывом) лучшая его постановка из всех, что видел ваш автор. Ее стоит посмотреть.
Вообще говоря, Титель любит осовременивание оперы, но здесь от него отказывается в пользу брехтовской условности. И это понятно — опера сама по себе жанр очень условный, и перенос действия в иное время и иные обстоятельства оправдан только в поисках актуальности, но на фоне украинской трагедии сама фабула Хованщины становится предельно актуальной (после сцены, в которой князь Голицын читает письмо царевны Софьи — «Верить ли клятве женщины властолюбивой и сильной?..», — сидящий рядом с вашим автором бородатый мужчина довольно громко прошептал с легким украинским акцентом своей даме: «За что они Юлию Володимировну так?!», — «Нет, не поддамся я обману мечты пустой одуряющих минувших наслаждений. Вам, конечно, верю я охотно, но с вами осторожность надобна, а то — как раз в немилость, а там — голову напрочь!.. Осторожней, гетман-князь»).
Осовременивание тут большому режиссеру Тителю просто не нужно, тогда как натурализм в современной опере дорог, чем вызывает недовольство директора театра, и непонятно, зачем нужен. Конечно, в театре, гордящемся своими основателями — К.С.Станиславским и В.И.Немировичем-Данченко — и традициями реализма, принципы эпического театра Брехта могут кому-то показаться не совсем уместными, но времена меняются и невозможно (даже если бы и хотелось) закрепить на вечные времена правила и приемы Станиславского. Точное воспроизведение исторического быта и атмосферы — для Тителя не главное, не говоря уже о том, что и сам Мусоргский намеренно, в целях повышения наглядности и обеспечения драматургического единства смешал в фабуле события двух разных стрелецких мятежей — собственно Хованщины 1682 года и антипетровского бунта года 1689-го.
И, следуя большой, но имплицитной идее Мусоргского, в этом спектакле Титель по брехтовским лекалам старается сделать так, чтобы зритель не сопереживал героям, а рационально критически мыслил, не забывая, что происходящее на сцене не реальность. Отсюда условные костюмы, условный грим, условные декорации. Солисты, хор и балетная группа не переживают исторические характеры, а рефлексируют в их отношении.
Главное театральное (да и музыкальное) достоинство постановки — несомненно, чувство драматургического ритма. Первый акт (а ведь опера сама по себе длинная) смотрится просто на одном дыхании — зрителям интересно, что будет дальше — Мусоргский был помимо всего прочего и первоклассным драматургом, во втором отделении ритм актеры так не держат, но это компенсируется тем, что там много хитов.
Но все-таки — какова главная идея постановки, в чем «мессидж» создателей спектакля? Мы вполне вправе задаться вопросом о социальном заказе, который исполняет постановка, об общественных воззрениях этих социальных заказчиков, об их политических суждениях, симпатиях и антипатиях, о социальной критике и социальном идеале.
И вот тут-то и скрыта основная проблема. В чем сверхидея Тителя? Как он воспринимает сверхидею Мусоргского? Политика, — рассказывают нам в МАМТе, — грязное дело. Все — и западники (Голицын) и квасные патриоты Хованские, и даже настоящие патриоты (Шакловитый) суть негодяи, озабоченные лишь борьбой за власть. Это не наигранный цинизм, это имеющее под собой основания мироощущение спектакля — в конце концов, настоящий Фёдор Шакловитый сразу после убийства Хованских стал начальником стрелецкого приказа (а после стрелецкого бунта 1689 года был казнен победившим царем Петром). Даже вера не дает в этой постановке отдушины — Досифей заставляет вспомнить бессмертную фразу великого бородача про дух бездушных порядков, а сверхчувственная Марфа-раскольница — про сердце бессердечного мира. Так, открыто лесбийское решение сцены между Марфой-раскольницей и раскольницей Сусанной пуританизм вашего автора слегка шокировало, хотя замысел Тителя в отношении Марфы, главная черта ее характера — это сверхчувственность, и странность сцены (которую ваш автор раньше относил на сумасшествие Сусанны) становится понятной и достаточно убедительной.
Однако дело в том, что тот факт, что добро и зло относительны, вовсе не означает отсутствие разницы между добром и злом. И личные недостатки обуреваемых честолюбием политиков не отменяют правоту или кривду отстаиваемой ими линии. Если ты сражаешься за правое дело, то тщеславие, гордыня или алчность твоего вождя становятся второстепенными факторами, мешающими победе добра и — наоборот — будь вождь лично безупречным, но если он встает на сторону зла, то ты неизбежно придешь к оправданию зла.
Это отчетливо видно в реалиях современной Украины. Личные добродетели некоторых людей, вышедших на майдан и искренне расстроенных человеконенавистническими воплями марширующих укрофашистов с евромайдана: «Москаляку на гиляку!», «Кто не скачет, тот москаль!» и другими, обеспечили возможность торжествующим укрофашистским подонкам сжигать своих оппонентов заживо в Доме профсоюзов в Одессе и расстреливать из реактивных систем залпового огня детей в Донецке и Луганске. И наоборот — многочисленные и вполне реальные личные недостатки руководителей народных республик Донбасса и вождей подполья украинского Сопротивления не отменяют того факта, что они отстаивают не только честь украинского народа, отмежевавшись от звериного лозунга ОУН-УПА* «Ни кацапа, ни жида, ни ляха!», но и настоящие гуманистические ценности 21 века. При всех их недостатках. Испания 1939 года была лучшим доказательством этого.
Говорят, что сцена не терпит лжи, беспощадно освещает ее словно прожектором, не давая замаскироваться холодности под горение, пустоте — под содержательность, ничтожеству — под значительность, злу под добро. Мы не вправе упрекать талантливых постановщиков и актеров Хованщины в МАМТе за то, что они сводят всю политику к грязи честолюбия, забывая о ее объективной роли в развитии рода человеческого. Но чем больше талант художника, тем масштабнее и его ошибки.
Но спектакль вышел очень мощным. Постарайтесь его не пропустить. Он того стоит.
***
Спит стрелецкое гнездо. Спи, русский люд, ворог не дремлет!
Ах, ты и в судьбине злосчастная, родная Русь!
Кто ж, кто тебя, печальную, от беды лихой спасет?
Аль недруг злой наложит руку на судьбу твою?
Аль немчин злорадный от судьбы твоей поживы ждет?
Стонала ты под яремом татарским, шла, брела за умом боярским.
Пропала дань татарская, престала власть боярская,
А ты, печальница, страждешь и терпишь!
Господи, ты, с высот беспредельных наш грешный мир объемлющий, ты, ведый тайная вся сердец, болящих, измученных,
Ниспошли ты разума свет благодатный на Русь, даруй ей избранника, той бы спас, вознес злосчастную Русь, страдалицу. Ей, господи, вземляй грех мира, услышь меня:
Не дай Руси погибнуть от лихих наемников!
В ноябре 2014 года Верховный суд РФ признал экстремистской деятельность «Украинской повстанческой армии», «Правого сектора», УНА-УНСО и «Тризуба им. Степана Бандеры». Их деятельность на территории России запрещена.
Снимок в открытие статьи: сцена из оперы композитора Модеста Мусоргского «Хованщина» в постановке режиссера Александра Лазарева на сцене Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко/ Фото: Дмитрий Лекай/Коммерсантъ