Восемь лет без Летова

Если и была какая-то группа в русском роке, которая оказала самое сильное влияние на Егора Летова, о чем он сам не раз говорил, это «ДК». Включая ненормативную лексику и названия некоторых песен («Маленький принц», «Бога нет» и пр.)

И ту, и другую группу ошибочно относили к панку. В своей книге «мемуаров» Алексей Митрофанов называет Сергея Жарикова лидером не «ДК», а «Гражданской обороны». (Жариков, Митрофанов, Лимонов и наш давний товарищ Андрей Архипов входили в первый «теневой» кабинет Жириновского).

На официальном альбоме Егора и Сергея Летовых «Концерт в ОГИ», записанном 12 июня 2001-го, звучат две песни «ДК», включаю мою любимую — «Одеколон» — с первого альбома «Лирика» (1982), предваряемые словами: «Сегодня исполняется 45-летие Сергея Жарикова, лидера группы „ДК“, выдающегося барабанщика и вообще…»

Это «и вообще» мне особенно близко и понятно! Такое посвящение многого стоит…

«ДК» — группа не самая известная массовому слушателю, но — исключительная.

Когда Балабанову в «Грузе 200» понадобилась музыка, которую в 1984-м слушали продвинутые (на фоне дискотечных «Землян») ребята, какая группа звучит? Сами догадаетесь?

Возникшая в начале 1980-х, как экспериментальная группа, через несколько лет «ДК» превратилась в концептуальный проект одного человека — Жарикова, в который он по мере необходимости приглашал разных замечательных музыкантов и исполнителей, включая Александра Ф. Скляра, Юрия Орлова из «Николая Коперника», Алексея Вишню.

С Жариковым мы познакомились во второй половине 1980-х, но еще до знакомства ходили одними кругами.

В сентябре 1987-го он тоже прорывался в село Городок (Радонеж), когда там открывали памятник Сергию Радонежскому (работа скульптора Клыкова).

Накануне Генрих Боровик в программе «Время» стращал: «Демократия — не вседозволенность! Не позволим!» Уверен, что 99 процентам телезрителей было невдомек, о чем базар?! Но мы всё поняли! Утром электрички мимо ближайшей станции без остановки шли. Выставили милицию вокруг Радонежа, дороги оцепили. Ментам сказали, что кто-то будет пытаться открыть памятник… Гитлеру.

Впоследствии «ДК» обыграет это событие в альбоме «Непреступная забывчивость» (1988 г.): «Вышел народ и давай тут бузить // Памятник Гитрелу [именно так: «Гитрелу»!] хочет открыть«!

Ребята из общества «Память» пытались милицейские кордоны прорвать. Но самими ментам — нашего же возраста — этот приказ диким показался.

— Какому, к черту, Гитлеру? Эти козлы совсем нас за идиотов держат? Но… был приказ на дороге стоять, вот, стоим…

— А если мы в Радонеж через канаву вдоль дороги пройдем? Или по опушке леса? Будете нас задерживать?

— У нас приказ только дорогу перекрыть…

Так мы с Лёшкой Варламовым, совсем скоро ставшим одним из лучших русских писателей моего поколения, и прошли…

Потом в селе, рядом с памятником и самого Клыкова видели, и Василия Белова. С Николаем Бурляевым разговаривали. Жариков, оказывается, там тоже был.

Через пару лет мы с ним вместе Радонеж посетили. С кем-то из девиц, имен которых память не сохранила.

В конце 1980-х каждый год ездили в Крым, в Феодосию, где Жариковым было написано много материала для альбомов. Когда в компании ребят ездили, когда в компании девиц с — понятное дело — неизбежными курортными романами.

Многие сюжеты очень узнаваемы.

И про то, как «На разломанном кресле спит пьяный Саша // И висит на обоях Громыки портрет». (Я-то МГИМО во времена Громыко заканчивал).

И про то, как «Собака сидела у моря // А звали собаку Полкан».

На альбоме «ДК» «Пожар в Мавзолее» (1990 г.), сделанном в жанре радиотеатра, звучит стихотворение Куняева «Размышления на старом Арбате» с моей аудиокассеты. Сам же Куняев, к тому времени ставшим главредом любимого журнала «Наш современник», и читает. Это одно из самых сильных стихотворений Станислава Юрьевича, обращенное к героям гремевшего тогда романа Рыбакова: «Где вы, несчастные дети Арбата? // Знать не желают арбатские души // Как умирают в Нарыме от стужи // Русский священник и нищий кулак // Любят чекистов и славят Вождя // Благо, пока что петух их не клюнул // Благо, из них ни один не подумал // Что с ними станет лет семь погодя».

«В том долгожданный год — тридцать седьмой!» — это уже «ДК».

Потом и Егор Летов будет петь про «новый тридцать седьмой»!

Понятно, почему Новодворская в одной из телепередач с участием Жарикова сказала, что он «не фашист, он хуже фашиста!»

С последней поездкой в Феодосию связано одно примечательное событие.

В сентябре 1990-го мы полезли на «священную» гору Эчки-Даг, в Старом Крыму (между Щебетовкой и Солнечной долиной), на вершине которой полагается загадать желание и завязать на ветке шнурок или тряпочку.

В то время я участвовал во всесоюзном конкурсе среди молодых юристов на семимесячную поездку в Америку и проходил собеседование на работу в Верховном Совете России.

Не помню, что загадал: Америку или Верховный Совет. Но, когда спустился с горы, понял, что надо загадать еще одно желание, хотя они были взаимоисключающими: если идешь в Верховный Совет, на семь месяцев в США никто не отпустит и наоборот. Под удивленными взглядами друзей я опять полез на гору и загадал второе желание. Самое смешное, что исполнились оба…

Много воды утекло с тех пор. Сергей женился на Кате. Мало того, что Катя — Львица, как моя Елена. У них день рождения в один день оказался! И Жариков по знаку Зодиака — Близнецы, как я. Дружим семьями, ездим друг к другу в гости. Это фото у нас на даче.

В августе 1993-го Жариков привел ко мне в Верховный Совет часто записывавшегося в «ДК» Сергея Летова. Не надо объяснять, кто это такой? Старший брат Егора, выдающийся саксофонист, на этой неделе играющий в Москве, на следующей — в Лондоне, а еще через неделю выступающий в Японии. И успевающий вести свой сайт, а еще сайт «ДК», и проводить мастер-классы в известном институте.

Помню, как разговаривали, ходили с двумя Сергеями — Жариковым и Летовым — вокруг Дома Советов на Краснопресненской набережной, перед которым проходил очередной митинг. В воздухе пахло грозой…

7 сентября 1993-го я уволился из Верховного Совета и на следующий день улетел в Гарвард. Не из-за каких-то разногласий с руководством Комитета по международным делам, где работал «главным специалистом». Просто победил в очередном конкурсе, получил Фулбрайтовскую стипендию и весь осенний семестр 1993-го должен был провести в Школе права Гарвардского университета. А оттуда, не возвращаясь в Россию, должен был перебраться в Школу права Корнелльского университета в Итаке (штат Нью-Йорк), чтобы вести курс в весеннем семестре 1994-го. (Привет Набокову, который преподавал в Корнелле и где встретил прообраз Лолиты. Уже при мне в Итаке жила семья восхитительного Мамлеева). Естественно, что Хасбулатов на восемь месяцев отпуск бы мне не дал…

Через две недели после моего увольнения Верховный Совет будет распущен и потом расстрелян. Журнал «К топору», который редактировал и издавал Жариков, будет запрещен. Его самого еще долго будут таскать в прокуратуру. А я начну свое «красно-коричневое» покорение Америки. (Если Родину любишь, иначе, как «красно-коричневым» тебя в США не назовут).

Егора Летова открою для себя уже во второй половине 1990-х. Сначала «позднего» Летова, более доступного. Потом «раннего». Когда преподавал в Америке, всякий раз брал с собой его диски.

Есть у него замечательная песня «Родина». Про то, как «Поднимается с колен моя Родина // Разгибает спинy мой былинный наpод // Сбpасывает цепи мой могyчий наpод…»

Проблема в том, что песня вышла на альбоме «Солнцеворот» в… 1997-м!

Где ты видел, Егор, что «поднимается с колен моя Родина»? Родина погибает. В стране катастрофа. Ты посвящал песни «героическим защитникам Белого дома». И сам был у Белого дома в 1993-м…

Много позже Летов словно ответит на эти вопросы и назовет «Солнцеворот» своим «самым трагичным альбомом» и «Родину» одной из «самых трагических песен, которые я сочинил… Песня про то, как поднимается с колен родина, которой, собственно говоря, и нет, которая не то что поднимается с колен, а увязает в невиданной жопе все глубже, и туже, и безысходнее. И при этом петь о том, как родина подымается, — это очень мощно. Эти альбомы — „Солнцеворот“, „Невыносимая легкость бытия“, — они сочинены после событий 1993 года, октября, когда, собственно говоря, реально восторжествовал… не то что восторжествовал — а, я считаю, было на весь мир показано, что такое есть вот наш, русский экзистенциализм. Когда горстка отстреливалась, по ним там били из танков, а все думали, что победим. Альбомы, собственно говоря, про это: когда человек полностью проиграл — и он поет, как он победил, и побеждает. Народ, как мне кажется, так до сих пор и не понимает ничего»

Абсолютно точно Егор передал мое отношение и к тому времени, и к Родине.

И к тому, что «в проигранной войне сопротивляйся до конца».

«Как винтовка без патронов // В свой последний Сталинград» — это его же слова. Из другого, лучшего — даже не лучшего, а абсолютного — альбома «Реанимация». О том, как «взмывает в небо за моим окном непобежденная, непокоренная страна».

Но дело даже не в текстах, а в интонации. Это основная причина, почему я Летова слушаю. Я себя его интонациями слышу.

Правильно сказал Жариков в диалоге с Егором в журнале «Контркультура» (2001, No.12) [пересказываю своими словами. — А.Д.]:

— СЖ: Медиакратия занимается имитацией. Люди, облеченные властью, не нуждаются в подлинных вещах. Им нужна бижутерия для масс. Возьми группу «Ленинград», их чуть ли не все FM-радиостанции поддерживают! Они там рассуждают: «Так. Народу хочется дерьма. Ну, значит, товарищи, давайте мата побольше! Мало мата, надо больше мата!» И в результате идет бесконечный мат бессмысленный. А если туда подмешать немножко интонации раненого животного, такого подбитого зверя, как в «Гражданской Обороне», сразу чувствуют: «Нет, это нельзя!». На уровне архетипа. Ведь что такое раненый — каждый человек раненый при такой системе. Везде где-то кто-то ранен. И возникает агрессия…

— ЕЛ: Это ты точно насчет архетипа сказал. Я это и имел в виду.

— СЖ: У тебя же интонация подбитого хищника, волка. Переход лирики в агрессию. Это ощущается нутром: конечно, этого нет ни у «Сектора Газа», ни у «Ленинграда». Поэтому их и тиражируют.

Вот, и всё! Не могу и не хочу никому Летова навязывать! И быть подбитым хищником никому не желаю! Не сотвори себе кумира?! Я и не сотворяю! Уже не помню, кто сказал: «Читая интервью Летова, я сталкивался с одним странным фактом — Летов, в общем-то, человек, не отличающийся ясностью суждений или оригинальными мыслями. Просто в определенный момент небесные энергии превратились в один луч, который и прошел через выстроившиеся в одну линию трещинки души Егора — и наружу, музыкой. Кто-то назвал это «присутствием Духа».

Жаль, что так и не познакомились… Насколько труднее с его уходом 19 февраля 2008-го стало — вслед за ним — «на все вопросы отвечать всегда: „Живой“!»…