Буря в стакане воды

Говорят, русские немцы Германии собрались переезжать от беженцев в Крым. Губа не дура. Вопрос только: нужны ли России к крымским татарам ещё и крымские немцы. Но немецким немцам бежать особо некуда. Потому им приходится разбираться с ситуацией своими силами. Методы при этом используются разные. Недавно вот в Лейпциге положили мёртвую свинью с надписью «Мамочка Меркель» на место строительства мечети.

В моей баденской озёрной деревушке, некогда бедной рыбацкой (озеро от большого «зелёного» ума очистили от всего, включая фосфор, а в «дистилированной» воде рыбы плодиться и расти отказываются), а ныне богатой курортно-яблочной, проживает 5500 человек, из них 550 — иностранцы. Так как иностранцев в Германии, за редким исключением в виде вашего покорного слуги, хлебом не корми дай получить немецкое гражданство, при том, что дело это довольно простое — кому-то достаточно прожить в Германии несколько лет, а кому-то и этого не надо, реально иностранцев, или как говорят в Германии, «граждан с зарубежным бэкграундом», гораздо больше. Просто большинство из них — с немецким паспортом.

И если их столько в богатейшем немецком захолустье, куда просто так не попасть, то несложно представить, сколько иностранцев на Неметчине вообще. И всё это более-менее хорошо работает: немецкие девушки перестают без исключения быть похожими на крокодилов, а немецкие парни выигрывают в футбол. Однако, объявленный приезд в деревню нескольких десятков семей сирийских беженцев местную поселковую элиту неслабо напугал.

Беженцы должны были вселиться в заброшенную усадьбу, где много лет назад находилась фабрика по производству гардин. И находится эта усадьба в самом престижном деревенском районе. Несколько семей, которым в деревне принадлежит всё и вся, даже родили некое письмо с протестом. Уж не знаю, в какое Спортлото они его отправляли, но успеха послание не имело. Жители деревни пролетарских кровей говорили потом об этом с плохо скрываемым удовлетворением. Мол, ещё 20 лет назад и письма бы писать не пришлось, а сейчас времена другие, и мэр города — не марионетка, как раньше.

Архитектор, представитель одной из влиятельных семей, чьё бюро находилось прямо напротив будущего общежития, съехал, не дожидаясь дорогих гостей. И пока в усадьбе шёл ремонт, бюргеры упели даже помитинговать у местной ратуши.

Пока в моей деревне приезд беженцев был главной темой для разговоров, гражданское общество соседней деревни приступило к действиям. В результате чего было подожжено и частично сожжено здание, выделенное под аналогичное общежитие. Местные власти оказались оскорблены в лучших чувствах: промываешь головы населению, учебно-воспитательную работу проводишь — а оно «фигвамы» поджигает.

Усадьбу в итоге отреставрировали, и уж не знаю, за какие рычаги и где дёргали местные власти, но незадолго до Рождества туда заселили восемь сирийских семей с восемнадцатью детьми. Каждой семье нашли патрона из местных, устроили торжественный приём в церкви, пригласив туда всех соседей. Сначала на улицах можно было увидеть стесняющихся сирийских деток на подаренных им самокатах или велосипедах, теперь эти дети научились улыбаться прохожим и говорить «Hallo». Никаких эксцессов с беженцами пока что не было, а власти ударными темпами строят новое жильё для тех мигрантов, кто получит разрешение остаться в Германии.

В целом по району количество мигрантов достигло двух тысяч (из них 120 подростков мужского пола от 15 до 18 лет, прибывших в Германию без сопровождения взрослых). На двести тысяч населения района. И каждый месяц прибывает примерно триста человек. Большим наплывом это не назовёшь, и район пока справляется.