Старость сложно уважать

В расхожей максиме «старость нужно уважать» заложена определённая степень насилия. Понятно же, что уважать по указке невозможно. Но тут включается моральный шантаж: нужно не только потому, что нравственно, нужно под страхом общественного осуждения. Собственно, смысл этой фразы сводится к тому, что хорошие люди уважают старость. А если вдруг уважать не получается — вот нужно, но что-то мешает — несложно ограничиться внешним: не копая слишком глубоко, предъявить обществу уважительное отношение. Уступайте места пожилым людям и инвалидам. Всегда пожалуйста.

Но давайте всё-таки копнём.

Моё уважение к старости, заложенное школьным воспитанием и помноженное на тбилисское детство, в котором любая старуха была немножко королева-мать — к моим сорока с небольшим порядком поколеблено.

Раздражение. Недоумение. Жалость.

Меня окружают шестидесятилетние развалюхи, обиженные на самоё мироздание за то, что они — такие.

Две пожилые соседки, встретившись у подъезда, развёрнуто жалуются друг другу, у кого где болит и как нехороши, неразумны их дети. Одна из них живёт за стенкой, я пытался подарить ей наушники, чтобы она смотрела в них свой субботний сериал — но она гневно отказалась и, оставаясь по субботам дома, я вынужден ходить в берушах, чтобы не слушать, как сражается за своё человеческое счастье Султан Сулейман из её «Великолепного века». Мужичок неопределённого возраста на костылях после инсульта, перекошенный, подволакивает ногу. Я помню его просиживающим с приятелями в беседке у магазина, с пивком, под разговоры о происках мировой закулисы.

Монотонная удушающая трагедия. Старость как оправдание. Инвалидность как убежище.

На поверхности — понято что. Плохая медицина, нищенские пенсии. По нынешним старикам прокатились приватизация и девальвация, все прелести волчьих девяностых. А всё же.

Скажу это вслух: многие из этих потухших, насквозь больных людей сделали всё, чтобы их старость выглядела именно так.

Родители нескольких моих приятелей расплачиваются за то, что так и не нашли в себе силы согнать лишний вес. Инфаркты, диабет. И в каждом случае — в каждом — средоточием жизни годам эдак к пятидесяти становился диван перед телевизором.

Все мои родственники от шестидесяти и старше, так и не сумевшие заставить себя бросить курить и следить за своим здоровьем, неизлечимо больны. Рак, нефрит, паркинсонизм. Это не про плохую медицину, это их выбор — превратить финальные годы в наглядное доказательство тезиса «Курение убивает».

Банальность катастрофы.

Пустота и страдания как результат неодолимой пассивности и наплевательского отношения к себе.

Никогда бы не решился изложить всё это публично, если бы не те прекрасные несокрушимые старики, знакомством с которыми горжусь. Они для меня живое доказательство того, что наша старость — дело наших рук. По крайней мере, если судьба обошлась без злой иронии. Одни сумели сохранить дюжий интеллект, другие завидную физическую форму, третьи восхищают и тем и другим одновременно. Перечислять титанов-стариков из писательского цеха не стану: во-первых, слишком длинный получится список, во-вторых — «так то ж писатели». Но вот — тётка Марина, дальняя родственница. Типичный пенсионер, всю жизнь проработала на заводе в отделе качества. Пенсия — девять с копейками. Муж умер давно, дети, сын и дочь, разъехались по стране. Аскеза, которой она с какой-то аристократической беспечной лёгкостью отвечает на грубость и несправедливость жизненных обстоятельств — из категории «не повторять, опасно». Заливает на ночь овсяные хлопья: воду выпивает на завтрак, сами хлопья съедает на полдник. Каждое утро зарядка (не просмотр программы «Жить здорово!», а зарядка, на спортплощадке, если погода подходящая, или на балконе). Монашеская сосредоточенность и сила духа. Всё, что экономит на еде, тётка Марина тратит на поездки. То детей навестит, то смотается куда-нибудь по горящему туру. Заговори с ней о трудностях бытия — губы подожмёт и отмолчится. Перед тёткой Мариной Джанлука Вакки, отплясывающий на яхте — как откосивший от армии мажор перед дембелем-крепышом.

Судя по тому, как идут дела в Пенсионном фонде, нам — тем, кому сегодня от сорока до пятидесяти — светит примерно такой же комфорт доживания, какой достался старикам нынешним. Заработать и отложить, чтобы хватило на автономное от государства существование, получится не у всех. Дамы и господа, пора готовиться. Если спросите: что сам-то сделал для того чтобы не стать обузой в старости — отвечу. Курить бросил. Похудел на 20 кг, с девяноставосьми до семидесятивосьми. Спортзал (не был там лет с двадцати, но теперь регулярно), здоровое питание: ни соли, ни сахара, контроль баланса жиров-углеводов, вот это всё. Дополнительных расходов не требует, к слову. И усилий особых не потребовалось тоже. Как-то само получилось. Испуг действительно способен спровоцировать экстремальный выброс энергии. А я испугался. Той старости, которая меня окружает. Обещал сыну, что не буду таким никогда. Хочу, чтобы он меня уважал, когда я состарюсь.