Душа народа в лице атамана Никушина

…По дороге в нашу деревню на границе Рязанской и Тамбовской губерний проезжаешь несколько сел, названия которых с недавних пор оживают для меня трагическими событиями 1920-го. Вот — Пехлец, милиционеры которого слёзно требовали оружия, «а то дело совсем плохое» — бандиты атамана Огольцова одолевают. Вот поворот на хутор Верёвкин, за глухим Ибердским лесом — именно на Веревкинских лесоразработках сложилось ядро восстания. Вот Щурово, родина атамана, где была размещена пулеметная рота из Моршанска, когда чекисты взялись всерьез. А вот Ухолово, ныне райцентр, куда отряд повстанцев вошел в мае 1920, причем бойцы были с зелеными веточками на фуражках. «Зеленая армия атамана Огольцова» потому что.

Итак, народ. Для которого — «земля крестьянам». Да с дорогой душой, товарищи большевики! Нам бы своей землицей распоряжаться, да что б не трогали. А то иные мужики навоевались досыта на Германской уже, а молодняк в дезертиры глядит. Так что народная власть — да дай Бог.

Однако скоро новая власть показала себя хуже старой. Набор в Красную армию и продразверстка. Вплоть до картошки. Сами большевики признавали, что перегнули. Тогда и вспыхнули крестьянские восстания. У донских казаков — раньше, на Тамбовщине — чуть позже. А у нас своя, рязанская история.

Про атамана Огольцова много не будем. Молодой, 24 года, видный мужик и дерзкий лидер молодых же дезертиров из крестьян. Сегодня почти точно можно быть уверенным, что «огольцовщина» была провокационной операцией рязанской губчека, чтобы выявить и уничтожить активные элементы. Короче, Огольцов был убит в столкновении в середине лета 20-го.

А вот «Огольцовщина», как увидели ошеломленные чекисты, не прекратилась. Напротив. И дело в интереснейшей фигуре 32-летнего Сергея Казьмича Никушина, тоже местного уроженца — села Кипчаково, у того же Иберского леса.

Никушин стал военным начальником атамана Огольцова. Все-таки старший унтер-офицер 10-го уланского Одесского полка, георгиевский кавалер, помощник командира эскадрона в Великую войну. Вернувшись домой, он даже сделался первым председателем одного из волостных советов, затем — волостным комиссаром; позже, поняв, что с большевиками народу не по пути, устроился в мирной жизни счетоводом конторы Веревкинских лесных разработок, где и сошелся с повстанцами.

Сразу оговорюсь, что дальше очень много цитирую рязанского историка Галину Гольцеву, которая фактически «открыла» Никушина и уже нашла самые нужные и верные слова о нем. Если честно, мы мечтаем о памятном знаке в родном селе Никушина.

Итак, «Огольцовцы» во главе с Никушиным совершали налёты по нескольким уездам губернии. На борьбу с атаманом Никушиным бросали всё новые силы, впоследствии советские историки чуть ли не приравнивали Никушина к Антонову.

На самом деле живой силы у Никушина не было, кроме доставшихся от Огольцова двух-трех верных сподвижников. Целей физического уничтожения по идейным или идеологическим основаниям он не преследовал. Организацией дезертирских банд в «зеленую армию» не занимался.

В отношениях с населением соблюдал определенный, не лишенный обаяния этикет, никогда не отступая от принятых правил. Наладил обмен добытых грабежом в советских учреждениях дефицитных товаров (соли, тканей, муки, зерна, фуража) на хлеб, обувь, одежду и разного рода мелкие бытовые услуги.

Образ «атамана зеленой армии», создавался им искусственно и поддерживался исключительно для внешнего мира. Именно с этих пор на юге Рязанской губернии осталась память о «Зелёной армии Огольцова», об «огольцовщине».

Сергей Никушин искал правду. Как мог. Такой вот Рязанский Дон Кихот или Робин Гуд. В ноябре 1920 был ранен и задержан.

Кстати, с Антоновым Никушин виделся — ездил к нему осенью 20-го. Говорили долго, но не договорились.

Вот она, получается, душа народа в одной из её ипостасей:

Предводитель без войска, оппозиционер без партии, народный заступник без народной поддержки, он, понимая обреченность восстания перед лицом государственной машины, стал носителем идеи «огольцовщины», заключившей в себе дух народного сопротивления.

И с вождями тамбовских не просто так не сошлись. Никушин и Антонов — архетипически разные фигуры. Люди несовместимых культур: Антонов — представитель революционной субкультуры, эсер, а Никушин — народной, основным живым компонентом которой является христианство.

Нетипичное поведение Никушина не менее явственно, чем повстанческая война Антонова, доносило до властей мнение деревни и в то же время было фактором, сдерживавшим эскалацию жестокости. Понимая бесчеловечность Советской власти по отношению к крестьянству, Никушин понял и основное настроение народа — его нейтралитет и традицию безмолвного осуждения.

Есть о чём задуматься, правда? Молча, серьезно, без ярлыков, лозунгов и обвинений, что «не тот народ».

…а отряды тамбовских повстанцев в наших краях появились зимой 21-го, когда Никушин ждал расстрела в Ряжской тюрьме. Были и в нашей деревне, аккурат посреди ее комиссара «в расход» пустили, потом к Ряжску ушли. Глухие у нас места, и по сей день…