На пороге новой Большой войны

11 ноября мир отметил 100-летие окончания Первой мировой войны, пишет колумнист украинского еженедельника «2000» Дмитрий Королев. Причем для стран Запада, таких как Великобритания и Франция, это более значимая дата, нежели окончание Второй мировой: в Первой они понесли куда большие потери. И если во Второй мировой решающим стал Восточный фронт, то в Первую мировую это был фронт Западный, где сосредоточила основные усилия кайзеровская Германия.

11-го же на полях празднования юбилея состоялась мимолетная встреча президентов Путина и Трампа, на которую многие возлагали большие надежды: смогут ли лидеры двух ведущих, обладающих ядерным оружием держав как-нибудь договориться, чтобы не допустить скатывания человечества к очередной, возможно — фатальной, бойне?

Первая мировая готовилась великими державами задолго до ее начала, но для большей части публики стала полной неожиданностью. Аргументы, приводившиеся тогда в пользу невозможности крупной войны, до боли напоминают те, что приводятся сегодня. Мол, все страны слишком тесно связаны между собой экономически. К тому же в трех главных европейских монархиях вообще правили близкие родственники.

Конечно, непросто оценить вероятность Большой войны сегодня. Некоторые пропагандисты склонны ее преувеличивать — но куда слабее смотрятся те, кто, занимаясь успокоением публики, внушают нам мысль, что война невозможна.

Дело вовсе не в том, смогут ли поладить Трамп с Путиным. К войнам ведет углубление и последующее обострение противоречий между интересами различных государств, их экономически обусловленное стремление к переделу рынков сбыта и сфер влияния. Эти противоречия носят объективный характер, и они к настоящему времени достигли таких масштабов, что Путин с Трампом и товарищем Си не смогут уже их мирно разрулить, вернувшись к былому статус-кво.

Стержневая причина, ведущая сегодня к войне, та же, что и сто лет назад: желание теряющей свое монопольное положение, экономический и военно-политический вес державы № 1 удержать положение, защитив его от притязаний новых, молодых, «злых» и энергичных конкурентов. Вот почему так актуальны уроки Первой мировой, анализ развития тех противоречий, что привели к ней.

От «блестящей изоляции» к «сердечному согласию» (Entente cordiale)

В наши дни широкую популярность приобрело высказывание лорда Генри Пальмерстона, британского министра иностранных дел середины XIX в.: «У нас нет вечных союзников и вечных врагов. У нас есть постоянные, вечные интересы, и им мы должны следовать». Эту сентенцию нам обычно преподносят как выражающую единственно правильную внешнюю политику.

Но именно такая политика, вошедшая в историю под названием «блестящая изоляция» (англ. splendid isolation), в свое время завела высокомерную английскую дипломатию в тупик.

В XIX в., будучи безоговорочно первой промышленной державой мира и занимая монопольное положение на мировом рынке, Британия могла себе позволить действовать в «гордом одиночестве», вступая в соглашения лишь по ситуации и легко разрывая их. Но к концу столетия расстановка сил на планете изменилась, так что на рубеже веков туманный Альбион вынужден был искать долговременные и достаточно прочные союзы против тех держав, которые угрожали ускользающему британскому могуществу и господству.

Видимо, важным сигналом стала англо-бурская война 1899—1902 гг. — в ходе ее Англия оказалась в одиночестве, ее агрессивные действия вызвали осуждение европейских держав. Англичане стали осознавать кризис их внешней политики.

Британские правящие круги не сразу поняли, кто для них главный соперник, — как и в наше время Америка, по-видимому, не сразу осознала, что главный ее враг — Китай (а вовсе не Россия с Путиным и не изрядно раздутая, используемая больше как страшилка, угроза международного терроризма). Поначалу главными врагами британцам виделись Франция, с которой англичане делили африканские колонии («Драка за Африку»), и Россия, представлявшая угрозу для Британской Индии (т. н. «Большая игра», «Great Game», на протяжении всего XIX ст.) и участвовавшая в схватках за сферы влияния на Дальнем Востоке.

Английская внешняя политика конца позапрошлого века сводилась к тому, чтобы использовать Германию против Франции и Японию против России. Еще в 1904—1905 гг., всего за два года до подписания англо-русского договора, который окончательно оформил Антанту, Британия занимала откровенно антироссийскую позицию. После провокации на Доггер-банке в Северном море (в результате ее эскадра, шедшая на выручку Порт-Артуру, потопила английское рыболовецкое судно) тамошние «ястребы» требовали от Адмиралтейства топить русские корабли.

Кульминацией англо-французского колониального противостояния в Африке стал Фашодский инцидент 1898 г.: силовая встреча у городка Фашода (ныне — Кодок) в Судане двух колониальных отрядов едва не привела к войне между двумя державами. Франция вынуждена была отступить во многом из-за опасения, что в войну на стороне Англии вступит Германия. Но урегулирование этого конфликта (Англия и Франция сумели прийти к соглашению о разделе территорий в Африке) и стало поворотным пунктом — к союзу двух этих стран, соглашению 1904 г.

К тому времени вырисовался главный противник Британии — экономически быстрорастущая Германия. В 1897 г. Лондон отказался возобновить англо-германский торговый договор — этот факт красноречиво вскрывает экономический нерв противостояния! Решающей схватке на полях сражений обычно предшествует война протекционизмов, ограничение свободы торговли (сиречь санкции).

Экономическую экспансию Германия подкрепляла мероприятиями военно-стратегического характера, угрожавшими Великобритании: в 1898-м и 1900 г. Берлин принял амбициозные программы строительства военно-морского флота, а еще он объявил о проекте постройки Багдадской железной дороги, дававшей доступ его войскам на Ближний Восток. Тогда же Германия активизировала колониальные захваты — а ее стремление к переделу колоний послужило важной причиной войны.

Итак, англо-германские противоречия носили характер ключевых, решающих антагонизмов, приведших к Первой мировой. В настоящее время решающими являются, без сомнения, американо-китайские противоречия. Очень долго США и Китай, прекрасно осознавая антагонизм их отношений, пытались вести переговоры и маневрировать. То же самое было и в конце XIX в. между Британией и Германией — они пытались прийти к сговору в ущерб интересам третьих стран.

Пытаясь унять растущие аппетиты агрессивного прусского империализма и еще надеясь использовать Германию против Франции, Британия предложила своему «партнеру» проект раздела португальских владений в Африке. Сделка эта была уже почти готова, когда коварные бритты «кинули» кайзера — в 1899 г. Англия дала Португалии гарантии неприкосновенности ее колоний. И в последовавших далее марокканских кризисах 1905-го и 1911 г. Великобритания поддерживала против Германии Францию (по соглашению 1904 г. Франция признала Египет и верховья Нила сферой британских интересов, а та взамен признала сферой интересов — читай протекторатом — Франции Марокко, на которое претендовала также Германия).

Отметим, что Великобритания, несмотря на то, что она вошла в компанию государств-победителей в обеих мировых войнах, стратегически потерпела в них неудачу. Ведь цель удержания глобального господства достигнута ею не была; более того, в результате Второй мировой войны рухнула Британская империя, и Великобритания, лишившись Индии и прочих колоний, превратилась в державу второго порядка, во всем послушно следующую в фарватере заокеанского союзника.

Можно предположить, что, действуя в рамках укоренившейся парадигмы евроцентризма, Британия, как и остальные европейские державы, проглядела амбиции Соединенных Штатов, начавших переход от изоляционизма к борьбе за мировое господство, и, может даже, недооценила того, кто действительно сместил ее с вершины. Думается, закулисная роль США в разжигании Первой мировой до сих пор остается слабо исследованной. Кстати, занятное совпадение: ФРС — орудие мирового господства доллара — была основана накануне войны, в 1913-м.

Поддержка в противовес России растущего агрессивного японского империализма дорого обошлась впоследствии Англии — позорной сдачей Сингапура 15 февраля 1942 г. Долговременные последствия внешней политики трудно предвидеть — ведь и к подъему Китая в противовес СССР приложили руку США!

Шатания в сетях противоречий

Не менее трудно предвидеть, на чью сторону в будущей войне встанет та или иная страна второго (или третьего) порядка. Самый яркий пример, взятый из Первой мировой войны, — Италия. В 1882 г. она присоединилась к соглашению Германии и Австрии 1879 г., что оформило Тройственный союз; но 23 мая 1915 г. Италия вступила в войну на стороне Антанты, открыв третий фронт для начинавшей трещать лоскутной империи Габсбургов. Заодно войну Центральным державам объявило Сан-Марино, отправившее на подмогу многомиллионным армиям Антанты санитарный отряд численностью… 15 человек.

Все дело в сложности, запутанности противоречий между государствами — из которых в итоге срабатывает какой-то главный антагонизм. В конце XIX в. сильны были противоречия между Италией и Францией. Во-первых, на Апеннинах культивировались настроения ирредентизма — идеи объединения всех этнических итальянских земель, включая доставшуюся когда-то Франции Ниццу. Во-вторых, обе страны соперничали на Средиземном море — в борьбе за колониальный раздел Магриба. Договору 1882 г. как раз предшествовал захват французами Туниса.

Но в итоге сильнее все же оказались противоречия Италии с Австро-Венгрией. Итальянский ирредентизм ведь распространялся и на Южный Тироль, а главное то, что наследники Древнего Рима и Венецианской республики стремились к экспансии на Балканах, к захвату опорных пунктов на побережье и островах Адриатики.

К союзу с Антантой Италия шла долго и сложно. Будучи союзницей Германии и Австро-Венгрии, она оповестила Францию — страну, против которой оный союз и был направлен! — о содержании соглашения, носившего секретный характер. В 1911—1912 гг. итальянцы пустили пробный шар: пошли войной против Турции ради захвата Ливии и Додеканесских островов (Родос и др.). Турция находилась в сфере германского влияния — стало быть, Италия пошла против своих же союзников. И к этим действиям Италии благосклонно отнеслись ее будущие союзники — в итоге добившись раскола вражеского блока и усилив позиции на Средиземноморье. А ведь вступи Италия в войну на другой стороне — и Францию ждала бы война на два фронта!

Сегодняшний аналог Итальянского королевства — это эрдогановская Турция. Неясно, на чью сторону она в итоге встанет. У нее есть острейшие противоречия с Россией — и вовсе не только в Сирии, но и по крымскому вопросу, а также — традиционно — в Закавказье и тюркском мире Центральной Азии.

С другой стороны, очевидно углубление противоречий Турции с Западом — со США и НАТО, с ЕС и Германией, а также с Саудовской Аравией и Израилем — что, в свою очередь, толкает Анкару дружить с Тегераном. Как все эти сложные узлы противоречий будут заплетаться в ходе развития конфликта на Ближнем Востоке, предвидеть крайне сложно.

Еще большую беспринципность способны проявлять более мелкие страны, ориентирующиеся на текущую конъюнктуру и стремящиеся «вовремя примазаться» к победителям. Лучший пример тому — Румыния. Эта страна долго колебалась, к какому блоку пристать. При этом в военном отношении Румыния ничего собой не представляла. Русский посол в Бухаресте доносил примерно в таком духе: если Румыния вступит в войну на стороне Германии, нам потребуются 7 дивизий, чтобы прикрыть новый фронт; если Румыния вступит в войну на нашей стороне, то нам потребуются те же 7 дивизий, чтобы спасать союзника. Так оно и вышло.

27 августа 1916 г. под впечатлением блестящего Брусиловского прорыва Румыния вступила в войну на стороне Антанты; но она была быстро разгромлена, и России пришлось затыкать брешь, создав для этого еще один, Румынский, фронт.

После революции 1917 г. Румынский фронт рухнул, и румыны под угрозой полной оккупации их германцами вынуждены были просить мира. Перемирие было подписано примерно в одно время с Брестским миром, а 7 мая 1918 г. стороны заключили Бухарестский мирный договор. Он превратил Румынию в полуколонию Германии, обязавшуюся оказывать всяческое содействие австро-немецким войскам, — но зато с благословения «союзников-оккупантов» Румыния успешно оккупировала Бессарабию, не выполнив более раннее соглашение с Советской Россией о выводе войск из Бессарабии. Румынская экономика работала на австро-германский блок, и фактически Румыния превратилась в сателлита и тыловика Центральных держав.

И лишь когда крах Германии стал очевиден — 10 ноября, за несколько часов до капитуляции Германии (sic!), Румыния во второй раз объявила Германии войну. Благодаря этому румыны прибыли на конференцию в Париж в статусе победителей и приняли участие в дележе населенных венграми, немцами и украинцами областей Австро-Венгрии. Умение вовремя «переобуться» они проявили и во Второй мировой.

После Второй мировой войны утвердился тип военного блока, в котором целиком верховодит одна лишь держава, — как НАТО и Варшавский договор. НАТО представляется абсолютно монолитной организацией, но на самом деле проверкой ее устойчивости и монолитности могла бы стать только Большая война. А мы-то не забыли, как агрессию США против Ирака не поддержали Франция и Германия.

С такими союзниками и врагов не надо!

Когда войну ведут два блока, это не означает, что противоречия существуют только между ними, — острые противоречия всегда имеют место и внутри блоков. Эти противоречия влияют на ход войны, на планирование операций и ведение дипломатических игр, особенно при переходе в фазу дележа трофеев.

Противоречия существовали и внутри Антанты: Англия ставила своей целью не только разгром Германии, но и ослабление союзников — Франции и России. При этом Антанта не представляла собой единый блок: она была оформлена лишь в виде «треугольника» двусторонних соглашений. И только 5 сентября 1914 г. в Лондоне представители трех государств подписали договор, обязавший их не заключать сепаратный мир, — он-то и подменил союзный договор.

В отличие от пары Россия — Франция, Великобритания не несла каких-либо четких военных обязательств по отношению к союзникам. Этим умело пользовалась английская дипломатия, ведя свои интриги. В критический месяц после Сараевского убийства английские официальные лица намекали, что их государство не намерено «вписываться» за Россию и Сербию, — и этим они явно подталкивали Германию, до последнего часа надеявшуюся на нейтралитет, к конфронтации. Вступление Англии в войну 4 августа (через 4 дня после России и на следующий день после Франции и Бельгии) стало тяжелым ударом по немецким планам и предопределило их крах.

Германцы, наверное, рассчитывали на повторение ситуации Боснийского кризиса 1908—1909 гг. В октябре 1908-го Австро-Венгрия аннексировала давно ею оккупированную Боснию и Герцеговину. Россия, сама запутавшаяся в собственных комбинациях и обманутая австрийской дипломатией, все же не могла не вступиться за братьев-сербов. Уже тогда чуть было не вспыхнула общеевропейская война, но Российская империя была ослаблена поражением от Японии и революцией 1905 г. — и ее не поддержали союзники по Антанте. Россия фактически капитулировала — приняла германский ультиматум, потерпев позорную «дипломатическую Цусиму».

Урегулирование Боснийского кризиса породило у политиков порочную веру в то, что они способны дипломатическим путем разрешить любое обострение, поэтому они могут ради достижения внешне- и внутриполитических целей безбоязненно идти на такое обострение. О подобной «стратегической фривольности», ставшей фактором развязывания Первой мировой войны, писал, в частности, Генри Киссинджер. Это же повторяется сегодня — но только при наличии ядерного оружия, сдерживающая роль которого преувеличивается и абсолютизируется.

Главным мотивом участия императорской России в Первой мировой войне было освобождение древнего Константинополя и черноморских проливов от турецкого владычества — что было обещано ему союзниками. Однако более чем очевидно, что союзники не позволили бы России завладеть проливами — Англия и Франция не один век делали все возможное, чтобы не пустить Россию в Средиземное море, чтобы не допустить усиления ее влияния на Ближнем Востоке и на Балканах. Этим-то и было обусловлено их поведение в ходе Боснийского кризиса; это же лежало в основе знаменитой черчиллевской авантюры, известной как Дарданелльская операция 1915—1916 гг. Смысл ее был прозрачен: «скачком» первыми овладеть стратегически важными проливами — до того как до них доберется, штыком пробиваясь через горные цепи Анатолии, русский солдат!

Если представить себе гипотетически эту ситуацию, в 1918 г. ослабленная войной Россия не смогла бы преодолеть сопротивление Англии, Франции и к ним примкнувших Италии и Греции, имевших тоже свои виды на раздел Турции.

Германия в ходе дипломатической подготовки войны пыталась играть на противоречиях в стане соперников, предпринимала шаги, чтобы отколоть Россию от союза с Францией и Англией. И однажды это ей почти удалось. Летом 1905 г. в шхерах Финского залива встретились кузены Вилли и Никки, и кайзер таки убедил Николая II вступить с ним в военный союз. Но Россия так и не ратифицировала этот Бьёркский договор. Одна из причин состояла в том, что в стране вовсю бушевала революция, императору требовались спасительные займы, а главным кредитором его выступала именно Франция — классическая страна рантьерского капитализма.

Один крайне примечательный эпизод. В начале 1906 году в испанском городе Альхесирасе состоялась международная конференция по урегулированию кризиса вокруг Марокко. Германия на ней оказалась в изоляции — ее поддержала только Австро-Венгрия, да и то вяло. Россия выступила в поддержку Франции — причем как раз за несколько дней до этого она получила от Франции очередной кредит!

История участия России в Антанте вообще показывает интереснейшую и поучительную эволюцию. Ее военно-политический союз с Францией, собственно, и положивший начало Антанте, начал складываться еще в 1870-е гг., оформившись в виде серии договоров 1891—1893 гг. На тот момент Россия была ведущей военной силой, и Франция была более заинтересована в этом союзе, чем Россия. Напомним, что в 1875-м и 1887 г. Россия своей твердой дипломатической позицией дважды спасала Францию от нового военного разгрома ее бисмарковской Германией.

Однако поражение России в русско-японской войне и тяжелый удар по стране в революции 1905 г. настолько ослабили Российскую империю и сделали ее зависимой от иностранных займов, что к Первой мировой войне Россия пришла в роли «младшего партнера», обреченного «таскать каштаны из огня», обеспечивать союзников пушечным мясом в сложных, критических ситуациях, как в сентябре 1914-го.

И сегодняшняя Россия, уже на порядок уступающая Китаю величиной экономики и не способная обеспечить темпы экономического развития, необходимые для преодоления отставания от ведущих держав, рискует превратиться в «младшего партнера» Поднебесной, военный инструмент в чужой борьбе за глобальное доминирование. Особенно если Китай укрепит свою военную мощь и нарастит ракетно-ядерный потенциал, сопоставимый с потенциалом России. Ведь только благодаря военной силе, наличию ракет и боеголовок — которых пока маловато еще у Китая — Москва еще может на равных вести себя с Пекином.

Пробуждение вулканов

Все государства, участвовавшие в Первой мировой, преследовали еще одну цель: посредством войны, подъема ура-патриотических настроений ослабить социалистическое движение и предотвратить возможные революции. Результат оказался прямо противоположный.

Сегодня не приходится говорить ни о каком подъеме левого движения где бы то ни было, и революция вроде бы никому не угрожает. В США на волне кризиса 2008—2009 гг. поднялось было движение Occupy Wall Street!, но оно быстро сошло на нет. Впрочем, не все там так просто: социологи фиксируют рост левых настроений среди американской молодежи, и ультраконсервативные правые круги США в связи с этим подняли вой по поводу «засилья марксизма» в их университетах, которое ведет к «неправильному воспитанию молодого поколения».

Так или иначе, экономический кризис обострил внутренние, социальные проблемы везде и повсюду. В Европе это крайне остро выразилось в миграционном кризисе. Поэтому правящие круги нуждаются в том, чтобы в случае нового, давно ожидаемого экономического кризиса направить энергию исподволь нарастающего недовольства в выгодное им русло. А «лучший» механизм этого хорошо известен — возбуждение ненависти к «чужим», к «кровожадным гуннам», и это в конце концов война. Большая война.

Однако, как показывает опыт Первой мировой, Большая война всегда ведет к ломке общественного сознания, круто меняет отношение миллионов людей ко всем институтам существующего общества. Она порождает новые политические движения и вообще способна пробудить «спящие вулканы».

Эрнест Хемингуэй, как никто другой из писателей, хорошо знал, что такое война — он их прошел несколько, начав как раз с Первой мировой. Летом 1918-го австрийская мина оставила в его теле 237 осколков. Лечась в миланском госпитале, он встретил там первую свою большую любовь — медсестру Агнесс фон Куровски, ставшую прототипом героини романа «Прощай, оружие!» (1929). В романе мы и встречаем проникновенно-жесткие строки, выражающие суть кровью выстраданной «окопной правды»: «Те, кто сражается на войне, — самые замечательные люди, и чем ближе к передовой, тем более замечательных людей там встретишь; зато те, кто затевает, разжигает и ведет войну, — свиньи, думающие только об экономической конкуренции и о том, что на этом можно нажиться. Я считаю, что всех, кто наживается на войне и кто способствует ее разжиганию, следует расстрелять в первый же день военных действий доверенными представителями честных граждан своей страны, которых они посылают сражаться».

---

От редакции: Этот материал представлен в рамках совместного проекта «Свободной Прессы» и украинской газеты «2000». Сегодня еженедельник «2000» остается одним из немногих объективных украинских СМИ.