Скрытые смыслы «Бриллиантовой руки»

Характерной особенностью шедевров, которые есть в любом виде искусства, является то, что к ним хочется обращаться снова и снова, пишет колумнист украинского еженедельника «2000» Александр Фидель.

И дело не только в желании вновь насладиться знакомыми, кажется, почти наизусть выученными сюжетными линиями, диалогами, афоризмами, которые стали поговорками. Просто при каждом новом прочтении книги или просмотре любимого фильма они открывают новые грани, ты видишь нюансы, тонкости, заложенные авторами, на которые не обратил внимания раньше.

А что-то помогают увидеть литературные и киноведческие публикации. Из них мы, простые зрители и читатели, узнаем, кто был прототипом того или иного героя, на какие события и темы, бывшие на слуху в момент создания произведений, намекают авторы в вещах, которые нам кажутся совершенно абстрактными.

К примеру, не так давно я узнал, что весь роман Ильфа и Петрова «Двенадцать стульев» наполнен намеками и аллюзиями на имевшую место тогда жесткую дискуссию в руководстве страны — в лице Сталина и Бухарина с одной стороны и троцкистско-зиновьевской оппозицией с другой, вызванную т. н. Шанхайским инцидентом. Многие ли из нас слыхали об этом событии? А для современников оно было темой № 1.

Собственно, и начинается действие романа (смерть тещи Воробьянинова) в день, когда этот инцидент случился, и, конечно, это не простое совпадение. Не только протекцией уже маститого в то время Валентина Катаева, но и актуальной сатирой на постулаты троцкистов литературоведы объясняют то, что роман никому не известных авторов сразу получил зеленую улицу и «с колес», по мере написания публиковался в популярном толстом журнале.

Однако не все открытия критиков следует принимать как истину в последней инстанции. Бывает и так, что в поисках скрытых смыслов они «дороют» до таких глубин, которые авторам и не снились. Часто результаты таких исследований приводят к жарким дискуссиям, и, думаю, это прекрасно, ведь если о произведении спорят, значит, оно по-прежнему живо и актуально.

Уверен, и мое «открытие» далеко не все воспримут, а у многих оно вызовет яростное неприятие. И тем не менее недавно, когда в ходе дискуссии в соцсети возникла тема бессмертной комедии Леонида Гайдая «Бриллиантовая рука», я задумался о том, кем является один из ее основных персонажей — контрабандист Лелик.

На первый взгляд, просто криминальный тип. Но так ли это? Изысканностью манер он не отличается, но и сугубо уголовного в них ничего нет. Нет у него на теле и наколок — в отличие от «милиционера» Михаила Ивановича (какой он милиционер, если «внешней составляющей» занимался исключительно КГБ, но чекисты ведь не могли быть героями комедии по определению!). А вот специфический юмор, манеры однозначно указывают, извините, на казарму.

По сути Лелик — это прямое продолжение образа тестя Димы Семицветова из снятой тремя годами ранее ленты «Берегись автомобиля». И трудно представить, чтобы такой актер, как Анатолий Папанов, не смог избежать необходимости повторяться, как и Леонид Гайдай — заимствовать типаж у Эльдара Рязанова. Видимо, именно в этом и состоял авторский замысел — вызвать у зрителя прямые ассоциации с отставником-солдафоном, который в предыдущей «ипостаси» занимался пусть и не противозаконным, но и не самым почтенным по понятиям того времени делом (выращиванием клубники на продажу), а тут уже скатился в откровенный криминал.

Более чем прозрачные намеки на былую профессию Лелика рассыпаны по всему фильму. Достаточно вспомнить, как его очевидные профессиональные навыки проявляются при планировании операции «Дичь» — делает он это на масштабированной схеме местности с циркулем и линейкой в руках, с помощью соответствующей терминологии объясняя задачу подчиненному: «Строго на север на расстоянии примерно 50 метров расположен объект «туалет», обозначенный на схеме буквами «М» и «Ж», «наша дислокация такова», «и возвращаешься на исходную позицию».

А еще он умеет пользоваться аквалангом и владеет приемами рукопашного боя, причем применять их в самой серьезной обстановке ему, похоже, не впервой. Увидев направленный на себя пистолет, он лишь ухмыляется (а это тоже способ психологического воздействия на противника), отработанным движением выбивает его из рук и с ухмылкой реагирует на удар загипсованной рукой по затылку. Об уровне же физической подготовки можно судить по тому, как Лелик раздвигает прутья железной решетки (само собой, все понимают, что это гипербола). Навыки гримирования, изменения внешности у него тоже имеются. Еще он в состоянии выпить из горла бутылку шампанского без видимых последствий.

И, наконец, когда Лелик провожает Гешу в круиз, у него на лацкане пиджака значок армейского парашютиста. И это то самое «ружье», которое, будучи вывешенным на сцене в первом акте, должно обязательно выстрелить в третьем. Этим «ружьем», т. е. значком, вне всякого сомнения, авторы акцентируют внимание на определенной смысловой аллюзии.

К этому можно добавить, что если Шефу для легализации покупки «Москвича» приходится «найти» клад, т. е. переплатить вчетверо, если не больше (учитывая разницу государственной и рыночной стоимости «найденных» монет), то Лелик спокойно ездит на «Волге», которая для обычного офицера-отставника 60-х выглядит чересчур круто.

Учитывая все вышесказанное, можно углубиться в «реконструкцию» биографии нашего героя. Итак, он офицер «специального назначения», скорее всего, бывавший в ответственных загранкомандировках (где и заработал на «Волгу»).

Возможно, это была нелегальная работа — если не резидентом, то связным, или относящаяся к решению «разовых» задач по линии, скажем, внешней разведки. А ее кадры комплектовались прошедшими отбор строевыми офицерами (напомню о сугубо армейских навыках Лелика и «невыводимых» манерах), в отличие от внешней разведки «конторы», куда в основном брали выпускников профильных гражданских вузов.

На гражданке коротать век каким-нибудь начальником отдела кадров или даже на хлебной должности директора СТО (судя по всему, таково его легальное место работы) ему, видимо, было скучно. Да и завидные по советским меркам доходы военного пенсионера после увиденных реалий западной жизни казались мизерными. Известно, что перед «тлетворным влиянием Запада» (фраза, прозвучавшая в фильме из уст героини Нонны Мордюковой) многие не смогли устоять.

Как вариант: из «конторы» он был изгнан за какое-то прегрешение, ту же контрабанду, например, — конечно, не в таких масштабах, как в фильме, но что-то запрещенное через границу мог возить. Ведь Лелик патологически жаден: вспомним сцены с каплями шампанского и вытряхиванием двушек из телефона-автомата. А еще он падок до женщин — с каким вожделением он смотрит на «Анну Сергеевну» (Светлану Светличную) и девушек в «мини-бикини» и с отвращением — на сидящую рядом на модном показе даму в летах, видимо, законную супругу.

Нет ничего удивительного, что навыки и опыт Лелика оказались востребованы именно шайкой контрабандистов, на которую, если уж продолжать нашу умственную гимнастику, также есть смысл посмотреть свежим взглядом. Ведь впечатляет, что жулики смогли через «железный занавес» наладить связи и столь серьезный бизнес с зарубежными «партнерами».

И, кстати, в чем его смысл? Ведь, как правило, было наоборот: из СССР старались вывезти приобретенные за «деревянные» драгоценности, которые можно было с большой выгодой реализовать за границей. Впрочем, любой бизнес подразумевает «товарообмен», а в фильме нет никакого намека на то, чем шайка рассчитывалась за «товар». Возможно, трость, которой Геша на морвокзале обменялся с интуристом, также была не пустой, но он сам в своем круизе вез контрабанду только в один конец, в СССР.

Поэтому напрашивается версия, что профильной деятельностью шайки было нечто куда более серьезное, чем контрабанда, которая была не более чем финансированием группы, а результаты «работы» последней имели нематериальный характер и переправлялись по другим каналам.

Соответственно Шеф — это резидент, релаксирующий от нервной работы в обстановке «пошлой роскоши» (как говорил Остап Бендер) в своей хрущевке за семью замками: роскошная одежда, перстень на руке (дома). За пределами же квартиры он скромный, даже серенький одинокий гражданин, который участвует в субботниках по обустройству территории, и приобретение «Москвича» для него возможно только после «обнаружения клада». Все-таки для обычного жулика в условиях позднего социализма уровень конспирации зашкаливающий. И Лелик мог быть завербован во время загранкомандировки (жадность и женщины — классические ингредиенты в таких делах).

В этом контексте нельзя не коснуться третьего члена шайки — Геши Козодоева (могли быть и другие, скажем, метрдотель Петр Савельевич мог не только обеспечивать проведение операции «Дичь», но и на постоянной основе быть связным через иностранных моряков, регулярно заходивших в его ресторан, что авторы фильма особо подчеркнули).

Ну, а в созданном Андреем Мироновым образе как раз явственно просматриваются различия с Димой Семицветовым из «Берегись автомобиля». Тот, скажем так, «безыдейный» прохвост, а в Геше отчетливо виден, как сказали бы тогда, «антисоветский душок» — тяга к красивой жизни именно в западных стандартах, кличка «Граф» в первоначальном варианте сценария (может, намек на происхождение) и на этом фоне — особая религиозность.

Он носит крест, в квартире — иконы и постоянно горящая перед ними лампадка. Более того, если жилище Геши в целом оформлено в модерно-западном стиле, то «красный угол» — в «почвенническом» духе: стены обшиты бревнами а-ля русская изба, там же стоит веретено… И снова вспомним про «ружье из первого акта»: оно «выстрелило» в сцене на рыбалке. Так, с церковными обрядами Геша знаком не понаслышке, а лицезрение «чуда» приводит его в состояние неподдельной эйфории (Андрей Миронов здесь великолепен!).

В этой сюжетной линии несложно увидеть сатиру на возникшую тогда в «нетрадиционных кругах» (молодежи, интеллигенции, особенно творческой) моду на религию. А поверхностный характер религиозности Геши подчеркнут, мягко говоря, неуместными с точки зрения православных канонов фарфоровыми слониками «на счастье» рядом с иконами.

Но ведь и эта мода была проявлением фронды по отношению к официальной идеологии. В общем, скрытый диссидент, и несложно предположить, что для него, как и для Лелика, работа на Шефа есть не столько добыча хлеба насущного, сколько обеспечение безбедной жизни на вожделенном Западе по завершении «миссии». Собственно, уйти «за бугор» они и пытаются после провала.

Такие вот неожиданные аллюзии вызвал у меня энный просмотр культового фильма. Да, это всего лишь комедия, однако сатира, эзопов язык всегда были способом сказать то, о чем говорить всерьез было не принято.

---

От редакции: Этот материал представлен в рамках совместного проекта «Свободной Прессы» и украинской газеты «2000». Сегодня еженедельник «2000» остается одним из немногих объективных украинских СМИ.