Будущее в парламентских выражениях

Политические паблики полны версий, предположений и инсайдов о том, что стоит за нынешними — весьма непривычными — событиями в верхах российской власти, в частности за недавними предложениями Вячеслава Володина по расширению полномочий парламента в части контроля над правительством. Эксперты и аналитики бурно обсуждают, по каким причинам спикер Госдумы вынес этот вопрос в публичное поле, что обернулось открытым оппонированием ему со стороны Дмитрия Медведева.

Забавно, насколько безнадежно политэкспертное сообщество находится в шорах сложившихся стереотипов и продолжает обсуждать происходящее в привычных ему схемах «башен» Кремля, подковерных договоренностей и сложносочиненных лоббистских конструкций. И это при том, что прямо у него перед носом происходит куда более масштабный, интересный и важный процесс, частью которого и стала вся эта ситуация.

С другой стороны, близорукость экспертов до некоторой степени можно извинить. Вот уже много лет они привыкли описывать происходящие российские внутриполитические процессы в рамках одной и той же системы, действительно существовавшей в стране весьма долгое время.

В результате теперь они просто никак не могут осознать, что у них на глазах меняется сама российская политическая система, претерпевающая глубинную трансформацию, из-за чего все их интерпретации в рамках прежних представлений и правил страдают общим глобальным недостатком — они весьма искаженно отражают реальность.

Что же происходит на самом деле?

Для ответа на этот вопрос стоит оглянуться назад и напомнить, с чего все начиналось.

К началу 2000-х годов, когда Владимир Путин встал во главе России, страна стояла перед многочисленными и крайне серьезными вызовами и угрозами, причем немалая их часть была непосредственно связана с пространством общественно-политической и парламентской деятельности.

Во-первых, в тогдашней российской публичной политике сияло множество по-настоящему ярких политических звезд, причем всех возможных идеологических направлений: от ЛДПР до «Яблока» и массы независимых политиков. Они произносили пламенные речи и мобилизовывали людей, собирали масштабные протестные мероприятия и выступали с трибун, взывали и требовали, обличали и клеймили…

Вспоминая те события из сегодняшнего дня, стоит признать, что они вносили свою лепту в дальнейшее разрушение страны — растравливая раны идейных расколов и подрывая (зачастую из лучших побуждений, потому что веры новому руководству страны не было практически ни у кого) усилия государства по преодолению катастрофы предыдущего десятилетия.

А во-вторых, за 1990-ые годы федеральный парламент превратился в место торга в самом буквальном — рыночном — смысле этого слова. Депутаты Госдумы и члены Совфеда продавали свои голоса, отдавая им тем, кто больше заплатит. Иногда это был Кремль, иногда — конкретные бизнес-структуры. Стоит напомнить, что неосуществившиеся грандиозные политические планы Михаила Ходорковского были связаны с полным контролем над Государственной Думой — и это было вполне реальным сценарием.

Что произошло потом, хорошо известно — государство начало постепенную, но неуклонную зачистку общественно-политического поля страны.

Изменение избирательного законодательства превратило Госдуму из собрания политических звезд и тяжеловесов в «бешеный принтер» — машину для голосования, которая «не место для дискуссий». Яркие оппозиционные политики вытеснялись на обочину политической жизни и теряли свое влияние, других вовлекали во власть и они быстро утрачивали свой политический вес, становясь частью обезличенного государственного аппарата.

К концу 2000-х годов государство добилось своего — угрозы, исходившие от деятельности политиков и общественности, были в целом ликвидированы. Правда, как результат российская публичная политика стала серой и невероятно скучной. По сути, она просто имитировала положенные при демократии процессы, так что модные ее тогдашние определения — управляемая и суверенная демократия — ей весьма подходили. Ну, а реальные политические процессы переместились в кулуары, скрытые от глаз общественности.

Потом случился 2012 год и Болотная.

Руководство страны молниеносно осознало причины происходящего, которые были, в том числе и в том, что гайки оказались закручены слишком туго и обществу не хватало каналов для обратной связи и выпуска пара недовольства. Последствия тех событий хорошо известны.

В стране были запущены реформы по политической либерализации: от возвращения к пропорциональной избирательной системе при формировании Госдумы до запуска разнообразных проектов по вовлечению граждан в общественно-политическую деятельность.

Фактически уже семь лет страна находится вот в этом переходном периоде.

Стоит признать, что вначале очень многие процессы, как и в 2000-х годах, носили тщательно управляемый и нередко по-прежнему имитационный характер. Возможно именно поэтому многие люди, включая уважаемых экспертов, не замечают качественных изменений последних лет в отечественной политической системе, продолжая рассуждать в логике десятилетней давности.

Реальность же в том, что российская система действительно меняется. Публичное политическое поле России вновь наполняется вполне реальным содержанием. Громко звучит общественное мнение, услышав которое власти — не всегда, но регулярно — следуют ему.

Федеральный парламент отчетливо пытается раздвинуть рамки, в которых он находился довольно долгое время. Недавний поиск компромисса между Госдумой и Совфедом по поводу хостелов — это полноценный парламентский процесс как он есть. Про крайнюю полезность проходящих в Госдуме общественных слушаний по самым острым вопросам (от московской реновации до поднятия пенсионного возраста) говорят даже скептически настроенные изначально участники.

Пока в России по-прежнему наблюдается дефицит ярких политиков, зато вот общественников, занимающихся реальным делом и обладающих внушительным общественным весом, у нас уже весьма немало, и что характерно в последнее время они массово стали взаимодействовать с государством и его институтами, даже если до того были известны своими жестко оппозиционными взглядами.

Сама протестная активность стала частью системы, что во всех отношениях полезно. Неважно, идет ли речь о ежегодном марше Немцова или регулярных мероприятиях на проспекте Сахарова.

У нас на глазах существующие институты и механизмы общественно-политической дискуссии наполняются реальным содержанием — все более осмысленным и продуктивным. Ничего удивительного, что Володин публично поднял тему расширения полномочий Госдумы. Вынос такой темы на публичное обсуждение — полностью находится в трендах развития российской политической системы.

Если вы не заметили, Россия строит демократию. Да-да, полноценную демократию — по лучшим западным стандартам XX (именно XX, а не XXI) века.

Иронично, что это происходит в момент, когда на Западе эта система все более отчетливо сбоит.

Но это тема для отдельного разговора.