Сегодня пользователи — завтра народ

Мы не станем, перефразируя Катона, заявлять о том, что «Ютуб должен быть разрушен». Вообще, разрушать — занятие неблагодарное.

Понятно, что либеральный дискурс на просторах всемирной паутины преобладает. Задача консервативного (в широком смысле этого слова — от сторонников абсолютной и конституционной монархии до национал-большевиков) общества должна заключаться в следующем: 1) понять механизмы успеха западнических (вариант — прозападных) медийных проектов; 2) попытаться одержать победу над ними путём состязания в конкурентной борьбе либо вызова на дуэль.

Заметим, что мы ни в коем случае не говорим о двух опаснейших вещах: насильственном устранении неугодных или слепом копировании чужих проектов с постепенной (вариант — моментальной) утратой собственного лица.

Разберёмся во всём по порядку.

Для того, чтобы понять успех таких сделанных, например, в жанре интервью интернет-программ, как «вДудь», «Ещёнепознер», «А поговорить?» и т. п., мало размышлять об источниках их финансирования, которые, конечно, имеются и, вероятно, точечно весьма специфичны. Лучше — не размышлять о них вовсе, потому как изрядно набившие оскомину взаимные обвинения противоборствующих сторон в проплаченности и работе на кого бы то ни было к сложносочинённому выводу нас вряд ли приведут. А мы жаждем именно такого вывода.

О чём же размышлять?

Начать стоит даже не с того, что сам жанр интервью крайне удобен для медийной раскрутки: каждый гость приводит с собой новую аудиторию, частично оседающую в виде подписчиков на, скажем, YouTube-канале (мы главным образом говорим — и будем говорить — именно об этом видеохостинге, так как наибольшее влияние на сердца и умы людей имеет сегодня он: от многоабзацевого LiveJournal человечество через то ли 140-, то ли 280-символьный Twitter шагнуло назад к условной обезьяне — к картинкам в динамике и статике: YouTube и Instagram).

Начать стоит, пожалуй, с родовой травмы идеологических моделей, вернее, родовой травмы интерпретаций данных моделей в кратком изложении. Причём, поскольку подавляющее большинство интернет-пользователей — молодёжь и дети, а формула Сергея Михалкова гласит «Сегодня дети — завтра народ», размышления наши невольно примутся блуждать вокруг подростковых представлений о мире.

Итак, консерватизм воображается юному отечественному обывателю в контексте лапотной России, архетипических берёзок и визуально мрачных религиозных философов XIX в., в то время как либерализм — в контексте мобильной транснациональности и торжества гедонизма: впрочем, с наличием не близких, как правило, даже и юному отечественному обывателю ответов на некоторые гендерные и не только вопросы.

Иными словами, консерватизм отвергается значительным числом юношей и девушек уже на уровне эстетического восприятия, если не сказать вкусовых ощущений. Так ребёнок отказывается есть суп, желая сразу перейти к десерту. Ребёнку неважно, что суп — гораздо более питательное и полезное блюдо, чем, допустим, круассан. Ребёнку хочется круассан, который одним своим видом как бы отрицает существование супа. Заметим, кстати, что суп вовсе не отрицает существование круассана, но лишь указывает на наличие некоей иерархии в процессе приёма пищи.

Ведь либерализм в разумных пределах не то что не вреден — полезен. Кто в здравом уме и твёрдой памяти станет утверждать, будто бы защита прав и свобод личности — суть плохо? Другое дело, что во главу угла нельзя ставить сорокинскую «мясную машину» — биологического человека со всеми его прихотями.

И здесь мы возвращаемся к вопросу о том, почему метафорический круассан на YouTube собирает миллионы просмотров, а метафорический суп — в самом лучшем случае сотни тысяч?

Одной из причин, безусловно, является тот факт, что консервативное содержание даёт о себе знать и в форме выражения.

Поскольку консерватора в последнюю, наверное, очередь интересует проблема «как» (в отличие от проблемы «что»), а либерала — чуть ли не наоборот (если, скажем, Владимир Сергеевич Соловьёв ищет, что есть София, то Шарль де Монтескьё — как разделить государственную власть между независимыми друг от друга ветвями: законодательной, исполнительной и судебной), то и заворачиваться соответствующие идеологические конфеты будут в разного типа обёртки: консервативные — в серую обёрточную бумагу (практичную и легко утилизируемую), либеральные — в переливающиеся всеми цветами радуги пластиковые фантики (свалки и мусороперерабатывающие заводы всех стран, соединяйтесь!).

Возникает риторический вопрос: к какой конфете потянется рука у юного отечественного обывателя?

Когда происходит инициация, механизм «встречают по одёжке, а провожают по уму» обычно не срабатывает, ибо успевает возникнуть привыкание не только к обёртке, но и к её содержимому. Тем более оно так близко и понятно сердцу юного отечественного обывателя: всё уже придумали за нас — осталось лишь повторить вослед за США и Европой. Характерно, что это «осталось повторить» (принятие проигрыша от коллективного западного противника: раз повторяем, значит сами ничего предложить не в состоянии) принимается на ура, в то время как знаменитое «можем повторить» (в контексте уже победы над коллективным западным противником) — в штыки: с последующими возгласами о стыде, покаянии и «победобесии». То есть пораженческая пилюля с обещаниями завтрашнего благолепия за счёт варягов оказывается почему-то предпочтительнее победительного леденца, любовно изготовленного консерваторами без консервантов — из натуральных продуктов.

Конечно, не один фантик привлекает внимание юного отечественного обывателя: микса из ловкого монтажа (визуальных «фишек» и «приколов») и, к примеру, а) ораторского мастерства Леонида Парфёнова в «Парфеноне» или б) вопросов в стиле начитавшегося «жёлтой прессы» третьеклассника от Юрия Дудя во «вДуде» — всё-таки недостаточно.

Привлекает ещё сама незатейливость постулируемых идей, проговариваемых мыслительных конструкций: либерал-оппозиционная шарманка про сменяемость власти и свободу слова гораздо проще для восприятия вообще и восприятия подростка в частности, нежели многословные метания разнообразных деятелей-традиционалистов.

Поди разбери, чем просвещённый консерватизм Никиты Михалкова отличается от динамического консерватизма Виталия Аверьянова. Первый, как утверждается, «есть консерватизм истинный» и «не имеет ничего общего с „реакционностью“, „застоем“, „охранительством“ и „нежеланием перемен“», а кроме того, он — «не слепое сохранение отжившего и смертного», но «сохранённое и представленное российской элитой мировоззрение народа в целом» [1]. Второй — это «способность традиции к обновлению своих манифестаций без утраты идентичности» [2]. Для чего юному обывателю постигать такие тонкости? Если же ещё присовокупить сюда красный консерватизм 1990-х гг. с текстами Лимонова, Летова или Кургиняна, то в мозгу юного обывателя вообще может выстроиться подобие новой модели Кносского лабиринта, в котором будет бессильна даже и нить Ариадны.

По пути не только упрощения, но и погружения в прелесть, о которой Игнатий Брянчанинов говорил как о «повреждении естества человеческого ложью» [3], движется либеральный YouTube-контент: названия пропагандистских фильмов о Колыме и трагедии в Беслане включают в себя глумливый обыгрыш фамилии автора-блогера, а канал «Редакция» тасует темы воюющего Донбасса и российской порноиндустрии — лишь бы смотрели.

И вот демонтаж всей этой карусели прелестей с фантиками из-под конфетообразных пилюль имеет шанс привести к ответу на вопрос: как достигается успех прозападно ориентированных интернет-проектов?

Ответ будет сложный, многосоставный и расположится между строк.

Однако останутся другие, не менее важные вопросы: что может противопоставить данной карусели наше калейдоскопическое консервативное сообщество? Можем ли мы — и в техническом, и в нравственном смысле — использовать приёмы своего оппонента? Имеем ли мы право заменить обёрточную бумагу на фантик: не заключается ли и в обложке важный элемент содержания? (Заметим на полях, что либеральные оппоненты, безусловно, необходимы, а либеральный контент зачастую бывает интересен и даже полезен; проблема заключается в том, что ныне он — гегемон и монополист.)

Сражаются на просторах всемирной паутины немногочисленные и медийно малогабаритные провластные блогеры, которые именно что провластные, а не консервативные, сражается — в виде интернет-перепечатки телевизионного формата — Захар Прилепин (сначала с «Чаем с Захаром», теперь — с «Уроками русского»), вступает в сражение обновлённый МХАТ имени Горького с проектом Эдуарда Боякова «Открытые сцены МХАТ»: ежедневными серьёзными беседами на 11 сценах (правда, в интернет-пространстве это пока не очень заметно), сражаются другие самоотверженные люди на далеко не самых популярных площадках, но не хватает именно что YouTube-гиганта — консервативного YouTube-Дон Кихота: BadComedian всё-таки использует энергию ненависти толпы и идейно, да и художественно чересчур предсказуем, а Max Power — избыточно прост и пост- и метаироничен.

Не появится Дон Кихота — завтрашний народ будет состоять из нынешних интернет-пользователей: условных (и — совсем не условных) подписчиков коллективного (и — самого конкретного) Юрия Дудя. И тогда начнётся уже не столкновение взглядов ненавистника демократии Платона и обожателя частной собственности Аристотеля (этого столкновения — в философских категориях — мы и сегодня-то не особо видим), а тотальный нигилизм: не базаровско-нечаевского толка, который был хотя бы осмысленным, а — без роду и без племени: бессмысленный и беспощадный.

---

[1] Право и Правда. Манифест Просвещённого консерватизма. Полит.ру

[2] Аверьянов В. В. Традиция и динамический консерватизм. (Издательская серия ИДК). — М.: Институт динамического консерватизма, ООО «Центральный издательский дом», 2012 — 696 с. (стр. 649)

[3] Игнатий Брянчанинов, святитель. Полное собрание творений и писем: В 8 т. / Общ. ред. О. И. Шафранова. — 2-е изд., испр. и доп.: Письма: В 3 т. — М.: Паломник, 2011; Творения: В 5 т. Т.1. — М.: Паломник, 2014. — 656 с. (стр. 214)