Токката, фуга и дьявол демократии

«Не обязательно, чтобы в книге было много страниц, лучше чтобы в ней было предельно много смысла и единственно верная его подача. У меня стиль письма хотя и поэтичный, но достаточно резкий, хлесткий. Благодаря этому мне не нужно „размазывать“ текст на несколько сотен страниц, разъясняя людям простейшие вещи», — говорит Роман Богословский, начиная интервью сам, без вопросов. Однако несколько вопросов я ему все же задам.

— Роман, в тех рецензиях, который уже вышли, в тех которые еще выйдут, в общении людей литературного круга возникает путаница с определением жанра твоего нового романа «Токатта и фуга». Соответственно, как бы ты сам его определил?

— С твоего позволения, я бы не стал определять жанр. Это ровным счетом ничего не дает. Не добавляет к книге, не убавляет от нее. А то, что путаница — это хорошо. Если есть запутанность, есть надежда, что клубок можно распутать. Это полезно. Потому что пока этим занимаешься, открываешь в себе что-то новое, получаешь опыт, собираешь сливки с бытия. Ведущие интернет-платформы маркировали мою предыдущую книгу «Зачем ты пришла?» как любовный роман. И это прекрасно. Представляешь, купила такой «любовный роман» фанатка Донцовой, прочитала, и стала моей фанаткой. В общем, как ты уже понял, я веду ожесточенную битву за людей, читателей, а на жанры мне все равно.

— Как мне представляется, ты хотел поэксплуатировать модные, «трендовые» темы — абьюз, смену пола, задать вещи сценарный потенциал — нормальная, пусть и спекулятивная писательская стратегия. А получился манифест против трансгуманизма, той тотальной мертвечины, которую он несет. Случайно вышло?

— «Токката и фуга» родилась от одной единственной мысли, от обдумывания вопроса: «Как далеко может зайти человек в своем падении, в своей болезни?» В ответ на запрос мне пришла поразительная идея — заложить в основу сюжета несуществующую, но очень страшную болезнь, анамнез которой заключается в том, что отец испытывает влечение к родной дочери, но в том варианте и при том условии, что она — мужского пола. Эта кошмарная мысль поразила меня в голову, в сердце. Я находился на улице. И просто нашел ближайшую скамейку, присел, чтобы не упасть. Все остальное очень быстро выстроилось вокруг этой центральной идеи. И трансгуманизм, и политический контекст — это все органично наросло в процессе работы.

— У нас общий издатель — Вадим Левенталь. И редактор — Аглая Топорова. Как они оценили роман?

— Оценка творчества издателем — это факт издания книги. Книга издана, значит, оценка хорошая. Я не могу здесь передать наше общение с Вадимом после того, как он прочитал рукопись, поскольку оно было построено исключительно на матах. Но, как мне показалось, Вадим был… не то чтобы восхищен, скорее — поражен и ошарашен. Он же сам писатель, причем хороший. Он просто сразу проник своим сердцем туда, откуда я вытащил «Токкату и фугу» на свет, минуя все игрища ума. Аглая Топорова оценила роман очень высоко. И это дорогого стоит, потому что обычно она не комментирует прозу в восторженной манере, предпочитая сдержано молчать.

— Истории селебретиз в книжке, поп-людей, от Кончиты Вурст до покойного Круга — насколько имеют отношение к реальности?

— Все знаменитости, что фигурируют в книге, встроились в сюжет, будто идеальные части пазла. Казалось бы — как объединить Стинга, Круга, Дугина, Кончиту. Никак, если пытаться делать это искусственно. В данном же случае все текло естественно, словно вода в ручье. Один персонаж возникал за другим — и все они оказались связаны между собой в тексте настолько просто и понятно, что это вызывает у меня довольную улыбку. Секрет прост: не нужно тужиться и лезть из кожи вон, чтобы кого-то удивить. Нужно просто и с чистым сердцем следовать туда, куда тебя ведет каждое следующее предложение. Лишь в этом случае получится единственно верный, тотальный результат.

— Почему в соответствующем (сильном, кстати) эпизоде возникает Александр Дугин, а не кто-то иной из отечественных традиционалистов и философов?

— Появление Александра Дугина в повести — это cудьба. Его не могло в ней не быть. По простой причине: Александр Гельевич сегодня является центральной фигурой в патриотическом, традиционалистском дискурсе. Если представить себе дьявола демократии, некую квинтэссенцию либерального зла, то вся его борьба будет направлена именно на Дугина. Можно опустить тот факт, что многие академические философы его не признают, это не важно. Все равно он — главный проводник идей патриотической философии сегодня в России. Он как бы Карл Маркс русской патриотической мысли. Через него течет этот сок по духовным венам огромного числа людей. Они могут этого даже не осознавать, но говорить при этом его словами, думать его мыслями.

Кстати, со стороны либералов такой фигуры нет. Поэтому если они и будут бороться с Дугиным, то коллективно, все на одного. То есть совершенно естественно, что в противостоянии двух политических и философских сил в моей книге с российской стороны главенствует именно Дугин. И по сюжету формально он как бы проигрывает битву. Но штука в том, что происходит с героями потом. Ведь пословица о цыплятах, считаемых по осени, не зря существует.

— Ты один из немногих наших авторов, кто пишет и о музыке, и иногда, когда тебя прёт- музыкой. Что за последнее время послушал, переслушал и готов рекомендовать?

— На днях группа «Со стороны леса» выпустила новый альбом, второй по счету. Это классный такой эмбиент, очень эклектичный, свежий, умный. А главное — светлый. Мне бы хотелось, чтоб ребята стали гостями всех музыкальных фестивалей традиционной направленности. Далее. Один из самых крутых современных композиторов Антон Холопов написал музыку к спектаклю «Поминальная молитва» по Григорию Горину. Сейчас он с неизменными аншлагами презентуется в «Липецком театре кукол». Но музыку Холопова можно слушать и в отрыве от сценического действа. У него внушительный музыкальный багаж, советую ознакомиться.

На днях послушал, наконец, тройной альбом Джорджа Харрисона All Things Must Pass. К семидесятому году у Харрисона накопилась куча песен, ведь Джон и Пол не очень охотно брали его композиции в альбомы «Битлз». И тут он оторвался по полной программе. Также недавно впервые в жизни я полностью послушал «Синий альбом» «Аквариума». Был удивлен, что песня «Плоскость» — оттуда. Но по аранжировке она сильно отличается от версии, которая вошла в фильм «Асса» — на мой взгляд, в «Ассе» она звучит гораздо лучше.

— Роман, и последний вопрос: за биографию кого из музыкантов готов сесть прямо сейчас, отдыхая от прозы?

— Я открыт для такого рода предложений, но в ближайшее время это вряд ли получится. В голове уже возник сюжет новой книги прозы. Планирую в ближайшее время сесть за работу.