Незам, откройся! Иран на пороге больших перемен

Незадолго до выборов почти все специалисты предсказывали победу консерватора Саида Джалили. Они ошиблись. Президентом стал либеральный реформатор Масуд Пезешкиан, впрочем, неоднократно заявлявший о своей преданности высшему руководству страны.

Основой для прогноза в пользу Джалили служили вовсе не его электоральные успехи и не популярность политика в обществе, которой никогда не существовало. Просто он удобен верховному лидеру Али Хаменеи, в руках которого сосредоточена почти абсолютная власть. Почему же прогнозы оказались неверными? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно объяснить, как работает иранская политико-экономическая система.

Иран — это велает-э-факих, государство верховного лидера, или рахбара, избираемого фактически пожизненно. В его руках контроль над силовыми структурами и право вмешиваться в решение любого вопроса, от экономики до дипломатии. Хаменеи — рахбар с 1989 г., уже 35 лет. Он правит страной через специальную канцелярию.

Кроме того, под его личным контролем находится крупнейший социальный фонд, в котором, как считается, сосредоточено порядка 100 млрд долларов — сумма, равная четверти ВВП страны.

Другая структура, которая имеет ключевое значение — вторая иранская армия, КСИР (Корпус стражей исламской революции), куда отбирают наиболее религиозных солдат и офицеров. Эта небольшая по меркам Ирана (около 100 тыс.) элитная армия располагает собственной сетью спецслужб, силами басидж, предназначенными для подавления социальных и политических протестов, контролирует ряд ключевых министерств и ведомств, от внешних связей до использования водных ресурсов, от судебных институтов до прокуратуры.

Также ей принадлежат крупнейшие государственные и частные компании. В общей сложности, по разным оценкам, КСИР непосредственно или через доверенных частных лиц контролирует до половины ВВП Ирана.

В стране давно идет процесс приватизации госсобственности, причем его основные бенефициары — родственники высокопоставленных чиновников и офицеров Корпуса стражей. По сути, КСИР является ядром политико-экономической системы Ирана — огромной военно-промышленной и экономической корпорацией. Поговаривают о том, что верховный лидер Хаменеи отдал страну в аутсорсинг этой организации под гарантии обеспечения своей власти.

Кроме этих институтов, существуют Ассамблея экспертов, выбирающая рахбара (правда, за 35 лет правления Хаменеи она ни разу не попыталась сменить его), Совет стражей — орган, который допускает до выборов кандидатов в президенты и депутаты парламента, некоторые другие институты религиозного государства.

Всё это называется «незам» — система. Несколько тысяч могущественных чиновников образуют правящий класс Ирана, состоящий из миллионеров и мультимиллионеров, которые контролируют государство и крупный бизнес. Их предприятия получают огромные субсидии из казны, обогащаясь за счет природных ресурсов, наемного труда населения, налогов с мелкого и среднего бизнеса.

Наряду и параллельно с этой системой религиозной политико-экономической автократии существуют обычные для современного мира государственные институты — парламент и президентская власть. Однако их реальные возможности невелики. Иранский президент — это глава правительства, нечто вроде слабого премьера при мощном автократе, человек, курирующий экономический блок и дипломатию, исполняя при этом волю настоящих правителей Ирана. Парламент принимает законы, удобные верхушке.

В то же самое время президент порой может оказывать некоторое влияние на экономические процессы (хотя империя КСИР ему не подчиняется) и переговоры с иностранными державами — определенная самостоятельность в таких вопросах возможна. А депутаты сильно погружены в дела своих округов, тесно связаны с интересами местных бизнесменов и этноконфессиональных сообществ.

Политологи говорят, что «внутри тяжелого скелета автократии, бьется крошечное демократическое сердце». Но его роль не следует недооценивать.

Выборы президента и парламента обеспечивают легитимность режима. Иранцы, по крайней мере, выбирают кого-то вроде начальника логистики при верховном лидере, и депутатов, лоббирующих интересы местных сообществ.

Внутри режима существует несколько фракций. Они сформированы людьми, точнее семейными кланами (в Иране развит непотизм), занимающими привилегированное положение. Все фракции лояльны верховному лидеру. Однако между ними существует разница в подходах к экономике, внутренней и внешней политике.

Либерально-реформаторская фракция, к которой принадлежит Масуд Пезешкиан, а также бывшие президенты Хасан Рухани и Мохаммад Хатами, нацелена на смягчение отношений с Западом, ядерную сделку (отказ от программы создания ядерного орудия в обмен на отмену санкций США), прекращение репрессий против оппозиции внутри страны, смягчение дресс-кода (в Иране женщины не имеют права выходить на улицу с непокрытой головой), дерегулирование экономики и приватизацию.

Консервативно-популистская фракция во главе с бывшим президентом Махмудом Ахмадинежадом стоит за жесткий конфронтационный курс по отношению к Западу, поддерживает усиление государственного регулирования и социальную помощь неимущим.

Конституционалистская фракция во главе с семьей Лариджани (Али Лариджани занимал должность спикера парламента с 2008-го по 2020-й, его брат Садик Лариджани с августа 2009-го по 2019-й был главой судебной системы Ирана) выступает за усиление роли парламентских и судебных институтов. Наконец, есть особо преданные верховному лидеру Хаменеи консерваторы — люди, фактически не имеющие собственного мнения, беспрекословно исполняющие волю высшего руководства, какой бы она ни была.

Перемены?

В прошлом Хаменеи и КСИР позволяли состязание фракций на выборах в парламент. Но в последние годы они, с помощью Совета стражей, отсеивают представителей всех фракций, кроме консервативных ультра-лоялистов. К таким относился и бывший президент Ибрахим Раиси, погибший в авиакатастрофе.

Например, на выборах 2022 г. отстранили около 600 кандидатов, убрав все сколько-нибудь известные фигуры, кроме Раиси. Оставили всего семерых — людей, не имеющих ни самостоятельного мнения, ни харизмы. Кроме того, на иранских выборах обычно задействуются миллионы бюджетников, чтобы они голосовали за того, на кого указал Хаменеи.

Раиси стал президентом при участии в выборах менее половины иранцев (48,9%), причем 4 млн вычеркнули всех кандидатов. Это мало чем отличалось от назначения.

Во всем послушный верховному лидеру, Раиси был образцом исполнительности, а на случай неудач — громоотводом. Именно поэтому многие эксперты считали, что Хаменеи подберет и фактически назначит на пост президента второго Раиси. Таким человеком был Саид Джалили, доверенное лицо верховного лидера в Совете нацбезопасности (эта структура объединяет всех силовиков, включая руководителей КСИР).

Однако верховный лидер и все руководство страны в настоящее время испытывают большие сложности. Они столкнулись с вилкой, или цугцвангом — любое решение, которое они примут, чревато осложнениями.

Главное противоречие

С одной стороны, стоит вопрос о преемственности высшей власти. Хаменеи 85 лет, у него серьезные проблемы со здоровьем. Возможен его уход в ближайшие годы. Поэтому и он сам, и весь правящий класс Ирана хотели бы обеспечить преемственность, плавный переход власти к новому верховному лидеру (в качестве последнего все чаще называют сына Хаменеи — Моджтабу).

Иранской политической и экономической верхушке не нужны потрясения. Ей важно, чтобы в условиях транзита верховной власти пост президента занимал полностью лояльный, несамостоятельный человек. Именно для этих целей идеально подходили Раиси и Джалили. Реформаторы вроде Хатами или амбициозный и все еще популярный среди части бедноты Ахмадинежад — слишком самостоятельны и потому непредсказуемы. У них есть своя повестка, а это — лишнее. Нужен послушный исполнитель, марионетка КСИР и канцелярии верховного лидера.

С другой стороны, есть проблема — социальные бунты. Согласно исследованиям социологов, самые мятежные в Иране именно те регионы, где народ бойкотирует выборы. Чем меньше интерес к ним, тем больше вероятность массовых протестов и восстаний.

Иранцы возмущены ситуацией в экономике. Согласно данным Всемирного банка, 28% населения находятся за чертой бедности, а еще 40% - на грани нищеты. Уровень безработицы среди молодежи — 22%, такой показатель угрожает нестабильностью любой стране. Инфляция даже по официальным (вероятно, заниженным) данным оценивается в 40−50%. Постоянный рост цен привел к обнищанию 70% иранцев.

Богатая нефтью страна не может себя обеспечить из-за американских санкций, разрушительных для ее экономики, а также из-за неэффективной системы хозяйствования, страдающей от непотизма, коррупции, некомпетентности.

Да, Хаменеи может назначить президентом любого человека. Но в таком случае иранцы просто не приходят на выборы. Итогом стали бунты, падение легитимности режима. В 2022—2023 годах массовые протесты охватили большинство городов Ирана после того, как полиция нравов убила 22-летную Махсу Амини за неправильное ношение хиджаба.

Особенно масштабными стали выступления в курдских регионах — потому что там существует острое этническое напряжение, а не только вследствие того, что Амини была курдянкой. Лозунг этих протестов «Женщина, Жизнь, Свобода!» был заимствован у Рабочей партии Курдистана (РПК).

Параллельно в Иране продолжаются массовые забастовки рабочих-нефтяников, других групп, возмущенных ростом цен и требующих прибавок к зарплате. Эти выступления часто приобретают особо опасный характер, потому что они организованы не профсоюзами, не лояльными властям профоргами и юристами, а неформальными собраниями работников.

Забастовщики настроены весьма решительно. Стоит вспомнить, что в 1978 г. в ходе революции против шаха именно трудящиеся, накопившие опыт борьбы, устроили всеобщую забастовку, парализовали иранскую экономику, захватили фабрики в самоуправление.

На таком фоне верховный лидер решил чуть оживить выборы президента, чтобы поднять явку. Из 80 претендентов оставили пять. Но на этот раз на выборы пустили представителя реформаторской фракции Масуда Пезешкиана. Врач-кардиохирург, он возглавлял Минздрав в правительстве президента-реформиста Хатами 20 лет назад. Не имевший собственного электората, давно забытый большинством избирателей, никогда не выступавший в роли харизматичного лидера, Пезешкиан, казалось, не представлял угрозы для плана верховного лидера провести Джалили на пост президента.

Но недовольство значительной части иранцев дошло до крайней степени. Многим так надоела система, не способная справиться с экономикой и погрузившая почти 70% граждан в нищету, что они готовы голосовать хоть за кого, только бы уязвить правящий класс. В итоге Пезешкиан прошел во второй тур выборов. Это привело к росту явки до 49,8% (появилась интрига) и обеспечило ему уверенную победу во втором туре над Джалили.

Но вопросы остаются. Теоретически власти могли бы, как в 2009-м, нарисовать любой результат выборов. Но тогда после случившегося миллионы иранцев вышли протестовать на улицы под лозунгом «Где мой голос?». Эти события получили название «Зеленая революция». Чтобы подавить протесты, силы безопасности убили сотни и арестовали тысячи людей. Сегодня власти решили не рисковать.

Кроме того, есть еще одна проблема. Первый тур выборов ясно показал, что у Пезешкиана имеется серьезная поддержка в столице и в регионах, населенных нацменьшинствами. Это азербайджанцы, курды, белуджи… В общей сложности нацменьшинства составляют около половины жителей страны. Многие из них недовольны тем, что деньги уходят в столицу и персоязычные регионы. Кроме того, люди возмущены дискриминацией, отсутствием национальных школ.

Повторим, что иранский парламент не имеет высшей власти, но сильно привязан к региональным этноконфессиональным сообществам и интересам. Масуд Пезешкиан представлял в парламенте местные группы и сообщества, связанные с лоббированием этнических меньшинств и региональных правительств.

Он говорит с густым азербайджанским акцентом, но среди его сторонников имеются иранские курды. Победу Пезешкиана в городах иранского Азербайджана отмечали толпы. Карта голосования на первом туре четко совпадала с национальным делением страны: за Пезешкиана — этнические провинции плюс Тегеран, за Джалили — персоязычные районы.

Вероятно, власти испугались не просто повторения событий 2009 г., но глубокого этнического раскола страны.

Что намерен делать новый президент?

Скорее всего, на Пезешкиана будет сильное давление, чтобы он даже не думал проявлять нелояльность верховному лидеру. Ведь настоящая власть в Иране у рахбара и КСИР, у «незам».

Но вот вопрос: как поведет себя Пезешкиан в случае, если уход верховного лидера произойдет во время его президентского срока?

Многое будет зависеть от того, сможет ли Пезешкиан надолго заручиться поддержкой столицы и этнических меньшинств, т.е. сумеет ли мобилизовать сторонников и расширить свою базу? Если он намерен проводить кадровую политику, которая поможет росту его влияния, если обеспечит финансовые вливания в регионы, в таком случае новый президент способен на многое. Если нет, интерес к его фигуре быстро исчезнет.

Скорее всего, руководство страны это понимает. Поэтому, оно постарается саботировать любые самостоятельные действия Пезешкиана с тем, чтобы подорвать возможности укрепления его влияния. Он говорит о ядерной сделке с США, призванной снять санкции — вряд ли президенту это позволят. Впрочем, если в Белый дом вернется Дональд Трамп, ярый противник Ирана, то ни о каком возобновлении СВПД не может быть и речи.

Пезешкиан говорит о необходимости прекратить нападать на женщин за отсутствие хиджаба. Вероятно, полицию нравов подобные заявления не остановят. Он озвучил желание усилить финансирование регионов, где живут меньшинства — не факт, что ему дадут это сделать. Впрочем, поживем — увидим.

Что касается России, то, теоретически, реформаторы выступают за многовекторный курс в международной политике. В их изданиях публиковались материалы, предлагавшие гибкую линию вроде той, какую проводит Саудовская Аравия, балансируя между США, Россией, Китаем, Индией. Это означало бы отказ от жесткого курса на сближение с Москвой и Пекином, переход к менее однозначным и более сложным решениям. Но, скорее всего, в обозримом будущем ничего подобного не случится.

Во-первых, вопросы такого масштаба решает не президент, а верховный лидер, который настроен на сближение с Россией. Во-вторых, в этом вопросе политика Ирана не изменится до тех пор, пока обе страны находятся под давлением западных санкций. Они ведут к сближению между Москвой и Тегераном, намеренным дружить против общего врага.