
В 1949 году в Париже вышла книга Мирчи Элиаде «Миф о вечном возвращении». После второй мировой румынский философ успел обосноваться во французской столице: начал преподавать в Сорбонне, открыл вместе со своими соотечественниками Чораном (Сиораном) и Брынкуши культурный центр Luceafărul. Люцифер, то есть. Впрочем, перед их эмигрантским кружком проблема вечного возвращения стояла не только теоретически. Дорога в коммунистическую Румынию им была заказана. Приходилось на второй родине рассуждать о том, как ностальгия по возврату в мифологическое прошлое противостоит конкретному историческому времени.
Вопрос для того времени был непраздным не только для выходцев с Балкан, но и для лежавшего в руинах Запада, где сентиментальные экзистенциалисты уступали дорогу практичным лингвистам, которым предстояло заняться изгнанием призраков и найти нулевую степень письма. Очень скоро, правда, демифологизация, однако, обернулась созданием нового пантеона единой Европы.
Со своими призраками разбирались тогда и в СССР. Начатая в межвоенный период почти с чистого листа история Советской России тут же с головой нырнула в коллективное бессознательное, и кто знает, чем бы это закончилось, но большой террор и мировую войну та магическая реальность с говорящими паровозами и атлантами не пережила. Пришлось строить заново.
Об этом редко говорят, но Россия — страна не тысячелетней, а с семидесятилетней историей. Все, что до 1945 года, относится к полулегендарным, а то и вовсе сказочным временам. Окончание «Великой Войны» — момент сотворения нации, освященный сотнями вечных огней, тысячами обелисков. Он лежит в основе полурелигиозного культа победы (блеклая копия поздней Римской республики), опоры государства — как советского, так и постсоветского.
Российское общество, несмотря на технический прогресс, было и во многом остается полуархаическим: движение в светлое будущее здесь накладывается на грезы о золотом веке. В итоге история — не стрела, летящая вперед, но и не пожирающий себя цикл.
Скорее причудливо устроенная спираль, что шаг за шагом продирается в вперед, постоянно оглядываясь.
Схема простая: приходя к власти, каждое поколение устраивает свое «вечное возвращение» в миниатюре: не просто реконструирует эпоху молодости, но творчески домысливает ее, вносит нужные правки. Доводит до идеала в собственном понимании.
Сейчас, например, мы живем в сильно семидесятых. Юный Владимир Путин и его нынешние товарищи в эпоху застоя только делали первые шаги во взрослой жизни: шли в партию, КГБ… Молодые, умные и, главное, амбициозные ребята, которым предстояло долгое к вершинам государственной власти. Уж они-то знали еще тогда, что и где надо подлатать, чтобы и без того неплохая жизнь в стране стала совсем прекрасной.
Колбаса всех сортов, открытые границы и свобода если не слова, то частного высказывания — запредельная диссидентская фантастика, которая могла являться выпускнику ЛГУ Путину разве что в мечтательных снах.
Подобное восприятие дня сегодняшнего объясняет невозможность проведения каких бы то ни было серьезных реформ. С точки зрения Путина, все уже сделано, идеал достигнут. Необходимо лишь сберечь его, не дать погубить.
Основу нынешнего протестного движения составляют люди молодые, родившиеся, в основном, после 1980 года, а потому Брежнева не помнящие. Для них происходящее — гадкое оживление трупа, а совсем не благословение, как для их отцов. Перед ними стоит иная задача (построить идеальные нулевые), и лозунг «за честные выборы» в этом смысле — только первая ласточка.
Капкан описанной спиралевидной траектории развития России состоит в том, что, даже если к двадцатым-тридцатым годам нынешнего столетия, наконец, будут созданы «правильные» нулевые, подросшим к тому времени молодых людям душно будет уже и в этом воздухе.
Духота, однако, духоте рознь. Поколенческий разрыв, так или иначе, лежит в основе политики даже самых развитых демократий. Настоящий же вопрос состоит в том, удастся ли российской политике, несмотря ни на что, впервые полностью выйти из области несвободы: начиная с 1950-х, она поступательно, хоть и медленно, двигалась в этом направлении.
Ответ на него зависит от того, кто именно будет в обозримом будущем строить идеальные нулевые (в том, что они будут строиться, сомнений нет). Если, как и в прошлый раз, этим займутся молодые «прихвостни» системы — комсомольцы новой породы, вышедшие в отставку «комиссары» молодежных движений и особо креативные юные единороссы, о подлинной демократии можно будет забыть минимум еще на поколение. Передача власти из рук в руки и вполне предсказуемые выборы подтвердят, что мы хоть и в более мягком, но все же в авторитаризме.
Я бы попробовал дать и более радужный прогноз, но не вижу пока желающих из противоположного лагеря сразиться со всеми этими бурматовыми-шлегелями-сидякинами за право построить наш маленький золотой век, в который захочется возвращаться вечно.
Фото: Сергей Ермохин/ РИА Новости