Выйти на площадь в назначенный час

Смотрю я на то, что происходит сегодня и как себя вели последние дни лидеры оппозиции и просто активисты — и вот чему удивляюсь.

В людях проснулась какая-то бодрость, энергичность, героический энтузиазм, которого им так не хватало в решающие для них месяцы уходящего года.

Большая часть этих буревестников с началом массового протестного движения начала стремительно свинеть, суетиться, делать критические ошибки, а порой вести себя как откровенные паразиты на этом массовом протесте.

Он закономерно протух.

И тут у тех же самых людей вновь проснулись боевая энергия и энтузиазм, готовность быть жертвами, страдать за правду и все такое.

Я себя ловлю на том, что противные мне последние месяцы персонажи стали казаться чуть по-человечески симпатичней. Не «в сравнении с…», а сами.

Вот люди идут получать свои 15 суток в безнадежной политической ситуации, зная, что никого эти их 15 суток не всколыхнут.

Я вот в такой ситуации 15 суток получать не пошел бы. 15 суток это вообще не мой жанр.

Но откуда такая метаморфоза?

Оттуда, что на российской оппозиции, даже в антилиберальной ее части лежит яркое клеймо диссидентщины как политической технологии.

Эти люди — типичные буревестники. «Пусть сильнее грянет буря».

Собравшись — они пьют «за успех нашего безнадежного дела».

Их коронный жест — выйти на площадь в назначенный час.

К этой роли они более-менее психологически подготовлены.

Даже московские блогеры-мажоры, и те что-то про героических диссидентов, умученных от кровавой гебни, читали.

Поэтому в данной роли они выглядят убедительно.

А вот в роли вождей масс — пусть даже это массы хипстеров, массы интеллигентного народа — увы и ах.

Что с ними делать — они просто не знают.

Видя на своих мероприятиях толпы, они в лучшем случае понимали, что это фактор страха, который можно подороже продать самой боящейся власти.

Что-то еще сделать с этими толпами, кроме мелкооптовой политической торговли, было выше их понимания.

Это общая проблема политического лидерства в современной России — его паразитический характер.

Абсолютное большинство формальных и неформальных лидеров тех или иных общественных движений — паразиты на этих движениях и на вызывающих их социальных проблемах.

Они не создают потока, не прорывают плотину, а первым делом бросаются отводить прорвавшийся поток в свой арык.

При этом даже мелкие оптовки из этих людей получаются неубедительные.

Во-первых, власть отлично понимает, что имеет дело с корыстными посредниками. И ведет себя с ними соответственно.

Во-вторых, они не умеют толком продать даже свою безвредность — то есть намекнуть, что если они не будут тут торговаться, то поток окажется предоставлен сам себе и власть будет иметь дело непосредственно с ним.

С массами наша топовая оппозиция не умеет работать не то что в режиме лидерства, но даже в режиме торговли.

И массы от них закономерно уходят. Зачем им все это, если надежды на быстрый успех нет.

Остается вновь диссидентское «возьмемся за руки друзья», манифестации героического энтузиазма и освоение новой реальности, в которой даже автозак кажется прекрасен.

«Собравшиеся на Лубянской площади в центре Москвы взялись за руки и водят хоровод вокруг Соловецкого камня».

Собчак вот жалуется, что милицейский уазик даже по сравнению с автозаком — это ад. И сожалеет, что не купила в эпплсторе фонарик.

Все это альтергламурно и, по-своему и для своих, умилительно.

Вот только к политике, меняющей судьбы народов, это отношения не имеет.

Впрочем, это и хорошо.

Николай Сванидзе и папа Ксении Собчак уже вершили судьбу моего народа.

Вышло что-то хреновато.

Фото: Владимир Астапкович? Виталий Белоусов/РИА Новости