Хочу рассказать о сюжете, в котором я активно участвую уже почти десять лет — борьбе за восстановление храма Преображения Господня на улице Новаторов. Как я уже писал, последние три десятилетия я живу на два дома. Часть времени я живу на Пречистенке, а часть на улице Новаторов. В конце 2004 года я неожиданно обнаружил у себя во дворе на улице Новаторов православный крестный ход. Я заинтересовался, спустился во двор и поговорил с молящимися.
Они рассказали мне, что некоторое время назад к местному священнику, о. Роману Маркову пришли две старушки и рассказали, что здание у нас во дворе когда-то было православным храмом. По их словам, храм был построен богатыми крестьянами во время Первой мировой войны. Он был освящен во имя Преображения Господня. Храм был закрыт коммунистами на рубеже 20-х — 30-х годов. Эта информация меня не удивила. Я давно живу в районе, и не раз слышал от своих ровесников, что когда они учились в музыкальной школе, то слышали от учителей и родителей, что здание музыкальной школы когда-то было храмом. Об этом-то здании бывшей музыкальной школы, в котором после ее закрытия много лет находился теплопункт, и шла речь. Так как эта история показалась мне весьма убедительной, я тоже присоединился к молебнам.
Хотя в 2004 году уже был закрыт и теплопункт, и здание официально было снято с учета и назначено к сносу, но нас в него пускали. Мы развесили внутри спорного здания иконы, поставили там аналой и чашу для водосвятия. Единственное, что меня смущало, это некоторый излишний радикализм о. Романа Маркова. Он стал распространять по району листовки, в которых угрожал Божьими карами местным жителям в случае, если здание бывшего храма будет снесено. Он писал «На месте престола любого храма навечно находится ангел-хранитель. Если здание храма Божьего будет разрушено, а на его месте будет построена детская площадка, то дети, играющие на ней, будут болеть или ломать себе ноги». Меня этот текст шокировал. Лично я очень не люблю политику запугивания людей божьими карами. Но зная, что подобные взгляды, к сожалению, весьма распространены среди моих православных единоверцев, я решил не устраивать конфликтов. Возможно, это было моей ошибкой.
В общем, пару лет вместе с о. Романом и другими православными активистами я принимал участие в молебнах в здании бывшего храма и крестных ходах вокруг нашего двора. Одновременно с этим я писал тексты о нашей борьбе за храм и публиковал их в разных СМИ. Это было нужно, потому что местные власти регулярно отказывали в нашей просьбе о восстановлении храма. Формально они аргументировали свои отказы тем, что мы не можем найти архивных документов, подтверждающих наличие храма в спорном здании. Наши объяснения о том, что документы о храмах, освященных в период Первой мировой войны, как правило, не успели дойти до архивов, и это обстоятельство хорошо известно историкам, во внимание не принимались.
По слухам, реальные причины отказа были совсем другие. Во-первых, местные власти хотели построить в нашем дворе подземный гараж с детской площадкой на его крыше, как это уже было сделано в соседнем, и наши требования восстановить храм мешали этим их планам. Во-вторых, в одном из домов нашего двора проживает несколько чеченских семей. И вот глава одной из этих семей был категорически против православного храма «в своем дворе». «Я не желаю», писал он мне в ЖЖ, «чтобы у нас во дворе звонили колокола и привозили покойников». Этот товарищ развил неимоверно бурную деятельность. Он, по слухам, писал во все возможные и невозможные московские инстанции. Не знаю точно, присутствовали ли в его действиях коррупция или запугивание, но определенные подозрения на этот счет имею.
Так или иначе, власти всех уровней, начиная с районной управы и кончая мэром Лужковым, отвечали на наши письма отказами. В том числе и на несколько обращений Патриарха Алексия. А я в ответ писал разные статьи, давал интервью в прессе, по радио и по телевидению, организовывал интервью о. Роману и нашему старосте. А так как пиарщик я достаточно профессиональный, то шум в конце концов поднялся большой. Вполне сопоставимый с делом Иванниковой.
Кончилась вся эта история достаточно печально. О. Романа вместе со старостой и благочинным пригласили в префектуру, где сделали ему «предложение, от которого невозможно отказаться». Префект предложил ему землеотвод под православный храм за километр от нашего двора под условием, чтобы он отказался от защиты нашего храма. Чуть ли на следующий день о. Роман и староста потребовали от нас прекратить наши ежевоскресные молебны с крестными ходами, которые они же сами и организовали за пару лет до того. Причем, все это делалось в таком специфическом «православнутом» тоне. Типа «я не благословляю вас более здесь собираться».
Меня это чрезвычайно сильно задело, и я по мере возможности интеллигентно объяснил о. Роману и старосте, что мы не являемся резинотехническим изделием № 2, которое можно использовать и выбросить. Что мы не собираемся колебаться вместе с линией партии, и что в случае радикального изменения стратегии желательно получить объяснение, аргументирующее необходимость ее изменения, а не приказы. Тем более что мы не являемся сотрудниками ни о. Романа, ни старосты, которые обязаны эти приказы выполнять. Я уж не говорю о том, что в случаях, когда инициатор какой-либо коллективной деятельности меняет свою позицию практически на 180 градусов, то первое, что он должен сделать, это извиниться перед своими соратниками и единомышленниками, ничем ему, кстати, не обязанными, а не давить на них и тем более, не пытаться отдавать им приказы.
К тому же о. Роман регулярно нам рассказывал, что действует в борьбе за восстановление храма на Новаторов по благословению ряда авторитетных в православном сообществе лиц, таких как духовник Оптиной Пустыни схиигумен Илий (Ноздрин). Я также объяснил, что никто не может запретить православным христианам собираться «о имени Христовом» и о чем-то просить Спасителя. В ответ я услышал только упрек, что мы «действуем вопреки воле священноначалия». Тут я искренне удивился. Поскольку, будучи человеком опытным, регулярно бегал в Чистый переулок и обсуждал там нашу ситуацию с рядом влиятельных лиц, включая архиереев. И один из них мне потом прямым текстом сказал «ну говорил же я о. Роману, что нельзя так с мирянами обращаться».
В общем, с тех пор о. Роман стал относиться к нам и нашим молебнам так сказать, резко критически. Вскорости он построил на территории выделенного ему землеотвода временный храм во имя преподобного Иосифа Волоцкого. И до меня регулярно доходили слухи, что на проповедях в храме он отзывался о нас весьма нелицеприятно. И «самочинные сборища», и «незаконные молебны», и даже, по слухам, пару раз нас иудами обозвал. Это меня особенно изумило. Честно говоря, не могу припомнить случая, чтобы я приносил о. Роману клятву верности, или какую иную присягу. И, тем более, чтобы я его предавал.
Возможно, критическое отношение к нам у о. Романа было связано с опасениями, что мы можем оказаться помехой его масштабным планам по строительству большой каменной церкви. Как мне рассказывали, о. Роман планировал построить большой каменный храм на тысячу прихожан с автостоянкой под ним, хозяйственными постройками и постоянно действующей православной выставкой-продажей. Причем, на автостоянке предполагалось предоставлять платные парковочные места только освященным автомобилям. Впрочем, эти планы пока так и остаются планами, и на полуторагектарном землеотводе седьмой год стоит только маленький деревянный храм во имя преподобного Иосифа Волоцкого.
Хотя формально церковная община, настоятелем которой является о. Роман, называется община храма Преображения Господня в Дальнем Беляеве. Да и зарегистрирована по юридическому адресу здания бывшей музыкальной школы, а не по своему фактическому адресу. Ведь настоятелем о. Романа Патриарх Алексий назначил именно в связи с планами восстановления нашего храма на улице Новаторов. Кстати, пять тысяч подписей за восстановление нашего храма, которые мы собрали в свое время, отец Роман нам так и не отдал. Теперь он утверждает, что они были собраны не на восстановление старого храма на его историческом месте, а за строительство нового.
Как только о. Роман согласился на получение своего землеотвода, так районные власти заперли от нас двери нашего храма на амбарный замок, а потом и заварили их, объясняя это беспокойством о нашем здоровье и безопасности, поскольку здание, мол, аварийное. До сих пор не могу понять, почему здание стало аварийным сразу после того, как от него отказался о. Роман. а мы с тех пор продолжаем каждое воскресенье в любую погоду совершать молебны мирским чином около здания бывшего храма. Впрочем, около здания мы их без о. Романа совершали всего несколько лет. Поскольку в феврале 2009 года здание снесли. Сносили его в два приема. Сначала хотели снести в день Покрова 2008 года. Но бульдозерист, который должен был сносить здание, оказался православным и предупредил нас. Мы стали вокруг здания живым щитом, и снос удалось предотвратить.
Кстати, этот бульдозерист рассказал нам, что ходил к о. Роману и спрашивал, что делать? О. Роман ответил ему, что ничего против сноса не имеет, но просил его перед сносом забрать из здания иконы, аналой и водосвятную чашу и отдать ему. Но бульдозерист все-таки в сносе участвовать отказался. Он сказал: «У меня мама болеет, не буду я храм сносить». Потом почти полгода искали бульдозериста, который согласился бы сносить. Нашли только в феврале. Снос был оформлен как военно-полицейская спецоперация. Перед бульдозером шли клином милиционеры и ЧОПовцы, разгоняя всех стоявших на их пути людей. А вокруг них бегала сотрудница управы с термосом, в котором была водка и пластиковыми стаканчиками. Видимо, на трезвянку не только ментам, но и ЧОПовцам участвовать в этом безобразии было как-то не по себе.
В процессе сноса первым делом ковшом экскаватора сбили поклонный крест, который мы установили на крыше спорного здания. На видео кадры сноса очень похожи на кадры сноса Храма Христа Спасителя. Поклонный крест, сбитый ковшом экскаватора фирмы «Сатори» был уже вторым сбитым крестом. Первый сбили ночью из помпового ружья. судя по траектории выстрела, он был произведен из того подъезда, где проживают те самые упомянутые выше чеченцы. Хотя доказательств того, что крест сбили именно они, мы, разумеется, не имеем. Потом после сноса здания храма, мы еще два раза устанавливали на его месте поклонные кресты. И оба раза они уничтожались неизвестными лицами, уносившими кресты с собой.
Через несколько дней после сноса храма к нам приехал из Оптиной Пустыни о. Илий (Ноздрин). Он сказал, что несмотря на отсутствие архивных документов, лично он не сомневается, что снесенное здание было храмом, и благословил нас продолжать молиться о его восстановлении. Еше через несколько дней начались чудеса. Сначала замироточила икона Божией Матери, находившаяся в квартире одной из наших прихожанок, проживающей в нашем дворе. А на Пасху засмолоточил тот самый крест, сбитый ковшом экскаватора при сносе. Рабочие по нашей просьбе вернули его нам, и он находился в той же квартире, где до того мироточила икона. Об этих двух чудесах мы направили официальные рапорты в епархию, которые подписали не только мы, но и несколько знакомых священников, лично видевшие мироточение иконы и смолоточение креста. Кстати, в средокрестии креста уцелела абсолютно неповрежденная ковшом бульдозера фарфоровая икона Божией Матери «Державная».
Впрочем, рапорты наши никаких последствий не имели. Возможно это имеет свои объяснения. Через пару лет после сноса, один из федеральных телеканалов снимал фильм о поджогах храмов и убийствах священников в России. Они поместили в этот фильм и эпизод о сносе нашего храма. Во время съемок они обратились за интервью к одному очень влиятельному человеку из Московской патриархии. Этот человек от интервью отказался. Он объяснил свой отказ в интервью тем, что христианская совесть и священный сан не позволяют ему поддержать снос нашего храма. А выступить против сноса ему препятствует информация о том, что некое еще более влиятельное, чем он, лицо имело договоренности с мэрией Москвы о сносе.
Кстати, когда мы довели через общих знакомых до владельца сносившей наш храм фирмы «Сатори» православного предпринимателя Андрея Гусарова что его бульдозер снес здание бывшего православного храма, внутри которого находились иконы, аналой и водосвятная чаша, а на крыше поклонный крест, то Гусаров очень огорчился и попросил объяснений у знакомого священника, близкого к о. Роману. и этот батюшка, насколько мне известно, дал Гусарову для успокоения его совести абсолютно клеветнический ответ. Он сказал: «Мы предупредили участников молебнов о сносе заранее за несколько дней, чтобы они могли снять крест и забрать из здания иконы, аналой и водосвятную чашу». Эти слова не просто вранье, а вранье в квадрате. Мало того, что нас, разумеется, никто ни о чем не предупреждал, но и забрать что бы то ни было из здания с заваренными дверьми было, мягко выражаясь, несколько затруднительно.
С тех пор мы продолжаем каждое воскресенье молиться на месте около снесенного здания. И более-менее регулярно пишем письма в московские инстанции. Пару раз я даже имел встречи с бывшим префектом ЮЗАО Челышевым. В ходе этих бесед мне регулярно объясняли, что здание надо было сносить, и что восстановить его нет возможности. Правда, один раз предложили в качестве компенсации поставить часовенку в соседнем дворе. Но в качестве единственного подходящего места, как это сейчас, кажется, принято у московских властей, предложили единственный уцелевший внутри нашего спального района зеленый бульварчик. Так что если бы я даже согласился на это место, то немедленно возник бы конфликт с нашими соседями, которые стали бы возмущаться тем, что их лишают привычного места для прогулок. Тем более, что кроме этого бульварчика при весьма плотной застройке гулять в нашем районе просто негде. Впрочем, я даже пошел на компромисс и согласился вместе с сотрудниками префектуры и районной управы прогуляться вокруг бульварчика в поисках подходящего места для часовни. Об этом префект даже отдал письменное распоряжение. Что не помешало сотрудникам префектуры и управы попросту это распоряжение проигнорировать. Так что совместная прогулка так и не состоялась.
А на наши довольно многочисленные письма, в которых мы просим, если уж они не могут восстановить храм, то пусть хотя бы поставят во дворе маленькую часовенку, а если не хотят часовенку, то хотя бы поклонный крест, мы регулярно получаем из префектуры один и тот же ответ, причем за подписью одного и того же зампрефекта. Мол, часовню поставить во дворе никак не возможно, а ставить поклонный крест рядом с детскими площадками они считают «неэтичным».
Детские площадки это вообще отдельная песня. Наш район пятиэтажек всегда был очень зеленым. Но когда пятиэтажки начали сносить, вместе с ними стали рубить и выкорчевывать наши 50−100 летние деревья. На весь район остался практически только бульварчик, о котором я уже говорил. Да во дворе нескольких элитных ТСЖ оставили старые деревья. А еще небольшая рощица старых деревьев осталась у нас во дворе. Изначально ее должны были вырубить. Если бы местные власти осуществили свой план по строительству подземного гаража с детской площадкой наверху, то наш двор был бы таким же голым, как соседний, в котором стоит такой гараж с маленькой детской площадкой.
Но нам повезло. Благодаря нашей многолетней борьбе за храм, власти отказались от плана с гаражом. И роща у нас во дворе уцелела. Но чтобы нам служба медом не казалась, а, точнее, чтобы нам потом было негде восстанавливать храм, власти стали застраивать наш двор детскими площадками. Спортивными и игровыми. Сейчас их у нас во дворе десять. Одна из них стоит на месте нашего храма. Посередине площадки возвышается огромная палка с торчащей на ней огромной кепкой, подозрительно похожей на лужковскую. У меня есть серьезное подозрение, что эту площадку построил на свои деньги тот самый чеченец, выиграв благотворительный тендер в управе. Мне кажется, что я лично видел, как он вручал пачки денег небритым рабочим кавказской внешности. Так что наши местные власти совместно с нашим чеченским другом приложили немалые усилия для того, чтобы даже установка небольшого памятного креста была чрезвычайно «неэтичной».
Вот, собственно, и вся история нашей борьбы за храм на Новаторов. Каждое воскресение мы продолжаем собираться в небольшом переулочке между спортивной площадкой и той самой игровой площадкой с кепкой и молиться мирским чином. Правда, теперь это стало еще сложнее, поскольку наша добрая управа, чтобы нам удобнее было молиться, заняла большую часть проулочка спортивными тренажерами.
Мы продолжаем настаивать на восстановлении храма или хотя бы часовни на историческом месте. Если власти считают, что восстанавливать храм можно только при наличии архивных документов, то мы готовы на компромисс. Нас вполне устроит вместо восстановления старого храма строительство в нашем дворе нового храма по «Программе 200». Ведь в нашем районе очень мало православных храмов, всего два, причем очень малой вместимости. Так что многим жителям нашего района приходится на богослужения ездить на метро в центр. Да, кстати, и пять тысяч подписей жителей нашего микрорайона, собранных в свое время за восстановление храма в нашем дворе, никто не отменял. При желании с ними легко можно ознакомиться у о.Романа.
А детские площадки это, на мой взгляд, очень неплохо. Недавно Юрий Артюх, глава комитета московского правительства по связям с общественными и религиозными организациями, курирующий от Правительства Москвы «Программу 200» заявил, что отныне храмы по «Программе 200» будут строиться сразу вместе с окружающими их детскими площадками. Так что в Правительстве Москвы несколько иные представления о том, что этично, а что неэтично, чем у бывшего руководства юго-западной префектуры. И я надеюсь встретить понимание у новых московских властей. Ведь вся власть, причастная к сносу нашего храма сегодня сменилась. Новый мэр, новый префект, новый глава управы, новый глава комитета по связям с религиозными организациями. Сменился даже викарный архииерей, курирующий наше благочиние.
Хотя если властям так уж нужны документы, то мы их можем предоставить. Недавно на опубликованной в Интернете карты немецкой аэрофотосъемки Москвы и окрестностей времен Второй мировой войны мы обнаружили на месте нашего храма фотографию здания чрезвычайно похожего по силуэту на православный храм. Хотя, разумеется, всегда можно заявить, что у нас коллективная галлюцинация.
Но это, на мой взгляд, не главный вывод из нашей истории. А главный вывод в том, что Бог поругаем не бывает. Я совершенно уверен в том, что если бы епархиальные и городские власти в свое время внимательно отнеслись бы к чудовищному факту сноса бульдозером здания, на стенах которого были нарисованы кресты, на крыше которого был водружен крест, а внутри которого находились иконы, аналой и водосвятная чаша, то сегодня нам не пришлось бы соборно служить молебны против осквернения святынь, поскольку у меня нет сомнений в том, что и хулиганская выходка Пусси Риот и многочисленные осквернения крестов являются прямым следствием сноса нашего храма и последующего сноса воздвигнутых на его месте поклонных крестов.