Без мужчин и без женщин

Евгений Евтушенко когда-то написал: лучшие мужчины — это женщины, и в мужестве наших женщин, я думаю, убеждался каждый, кому выпадало горькое счастье видеть их в борьбе за то, что им по-настоящему дорого. То есть в борьбе за нас, за их детей и любимых мужчин, к которым они до некоторой степени относятся тоже как к детям. Слушая их, иной раз перестаешь понимать, как же мужчины без них обходятся в экспедициях, на войне? А плохо обходятся. Я даже включил в свой роман «И нет им воздаяния» рассказ бывшей разведчицы, которую изо всех сил сначала сватали в авиацию: «Вы не представляете, как нужны девушки-связистки, когда ты в воздухе! По тебе зенитки молотят, немецкие истребители в любой момент могут вынырнуть, а тут заботливый женский голос: „Небо, слышите нас?“ И сразу как-то подтягиваешься, не хочется же перед женщиной трусом выглядеть».

Мужчин создают женщины, а женщин мужчины. Трудно представить, во что мы все превратимся, если утратим стремление завоевывать восхищение и благодарность друг друга, утратим важнейшие стимулы быть сильными и благородными. И даже немного загадочными друг для друга. А потому от нашего взаимного обаяния мало что останется, когда мы сделаемся одинаковыми и полностью открытыми друг для друга, как это уже делается в общих банях некоторых «просвещенных» народов.

Моя давняя приятельница, много лет живущая в одной из идиллических скандинавских стран, недавно пожаловалась, что у них на вокзале объединили мужской и женский туалет — кабинки пока еще разные, но в очереди с мужчинами приходится стоять в общее помещение, а в «левом» муниципалитете уже обсуждалось предложение отменить писсуары, дающие мужчинам незаслуженное преимущество. Авторы предложения, помимо социальной справедливости, апеллировали к другой верховной инстанции — к гигиене: заниматься этим делом сидя якобы полезно в рассуждении простатита, да и полы будут почище, хотя, казалось бы, куда уж чище, а есть с сортирного пола вроде бы и не обязательно.

Это предложение, хвала Аллаху, пока еще только обсуждается: не нужно устраивать революций, столь радикальное новшество нужно вводить поэтапно.

Аллаха я помянул всуе не случайно: та же моя приятельница жалуется, что у них в магазинах нет нормальных юбок — или короткие, «проституточьи», или брюки. А за нормальными юбками приходится идти в магазин для мусульманок.

Правда, этих магазинов, — еще раз хвала Аллаху, но не пророку Исе, — в городе хватает. И в том же муниципалитете пресерьезно обсуждают, как растущее словно на дрожжах мусульманское меньшинство интегрировать в местную культуру. Но как можно кого-то интегрировать в то, чем не дорожишь сам?

Мощнейшее, вернее, главное орудие интеграции, она же ассимиляция, как ни уклоняйся от этого слова, — это соблазн. Интегрирующая культура должна казаться более красивой, обеспечивать лучшую экзистенциальную защиту — защиту от чувства мизерности человеческой жизни. И что же красивого суперлиберальная субкультура может предложить тем культурам, в которых мужчина — это мужчина, а женщина — это женщина, в которых отец — это отец, а мать — это мать, а не супруг А и супруг Б?

Я допускаю, что однополые браки когда-нибудь впишутся в систему продолжения человеческого рода, но мне трудно представить, что эти А и Б окажутся способны вобрать в себя тот громадный запас поэзии, которой нагружены слова материнство и отцовство.

Без нее и слова отечество, родина-мать тоже превратятся в пустые пропагандистские штампы.

Иллюстрация: fotoimedia / Ирина Лунина / ИТАР-ТАСС